— Ты дома, Хвостик. Тебе нечего бояться.
За исключением Королевской Разведки, которая наверняка меня ищет, уверившись, будто бы я и вправду вынашивала коварные планы в отношении Короля.
— Поверь, сюда никто не посмеет сунуться, — Брокк расцепил руки. — Давай ты позавтракаешь, и мы поговорим?
— Давай.
Есть захотелось сразу и вдруг, даже в животе заурчало совершенно неприлично.
— Спустишься? Или лучше здесь?
— Здесь.
Я не готова пока выйти из комнаты. И он не настаивает.
Брокк уходит, я же встаю и, как в детстве, по солнечным островкам добираюсь до гардероба. Надо же, мое бальное платье... и атласные туфельки... и сумочка даже, крохотная, отделанная речным жемчугом. Еще наряды, я их не помню, но наверное, мама сочла их не подходящими для побережья. Или после той ссоры не пожелала принимать от деда подарков.
Кукольный домик остался.
И фарфоровая леди в платье с кринолинами... и мой сервиз, точь-в-точь как настоящий... и плюшевый медведь с потертым носом. Я обнимаю его: от шерсти исходит слабый аромат лаванды.
На туалетном столике нашлась щетка из свиной щетины и гребешок... шкатулка, отделанная раковинами... пустой флакон из синего стекла — в нем некогда была розовая вода.
И я понимаю, что надо бы одеться, что пусть на мне и длинная, широкая сорочка, но завтракать в таком виде неприлично.
Да и неудобно: мебель здесь сделана для двенадцатилетней девчонки.
Мы с братом устраиваемся на полу.
И завтракаем. А я вспоминаю кукольные чаепития, которые отличались претенциозной степенностью. Мои дамы вели светские беседы и... и ведь кто-то когда-то сделал эту комнату для меня.
Сохранил.
Уберег ставшие ненужными вещи.
И значит, я действительно нужна здесь. Сейчас и раньше.
— Если бы не запах, я бы тебя не узнал, — Брокк первым нарушает молчание, пусть бы оно не тягостное вовсе.
Он сидит, скрестив ноги, и левую руку, ту, в перчатке, прячет под столом.
— Расскажешь, что произошло?
— С чего начать?
— С начала...
Знать бы, где оно было. И рассказ выйдет долгим, но есть еще чай в высоком чайнике, и фарфоровая ваза со взбитыми сливками, свежая черника, булочки с изюмом... я отражаюсь в зеркале — тощая нечесаная девица в белой сорочке не по размеру. И ничего общего с той девочкой, которая когда-то примеряла платья, утверждая, что слишком взрослая, чтобы носить косы.
Она исчезла, потерялась где-то на пыльной дороге... или в лагере... или в Храме.
А рассказывать легко.
Говорю... останавливаюсь, чтобы перевести дух. Пью уже не чай — молоко, которое принесли в высоких стаканах. И к нему — пышную сдобу. И тонкие кружевные блинчики.
Мед.
Шоколад. И вазочку с миндальными орешками. На столике почти не осталось свободного места, а завтрак слишком затянулся. Но я снова говорю... и еще... и наверное, обо всем, сразу. Здесь, в этой комнате, рассказывать не страшно, и даже воспоминания уже не пугают.
Когда же я, наконец, умолкаю, Брокк протягивает руку через стол и касается запястья:
— Все закончилось, Эйо. Теперь все действительно закончилось.
Я ему верю.
Закончилось. Я вернулась домой. И... надо просто привыкнуть к этому.
— А... разведка?
— Забудь. Вряд ли у них было что-то и вправду серьезное. Для вида побегают, а там найдут занятие поинтересней.
Пусть ищут, там, в долине, но я-то сейчас по другую сторону гор, хотя и не совсем понимаю, каким чудом здесь оказалась.
— Даже если найдут, то разговаривать им придется со мной. А я тебя не отдам. Никому.
Брокк нахмурился и ущипнул себя за ухо.
— Эйо... тот высший. Я знаю, о ком идет речь. И если тебе интересно, что с ним, я попробую выяснить...
Интересно?
Или нет? Это не интерес, я просто хочу знать, что он жив и дома.
— Пока о возвращении не слышал. Полагаю, после твоего побега к нему возникли... вопросы.
То есть я...
— Эйо, он взрослый и в состоянии сам о себе позаботиться. Без санкции Короля его не тронут. Подержат и отпустят...
— А если нет?
— Не будет «если», Хвостик. Будет так, как решит Король, — Брокк отвел взгляд. — В последнее время, конечно, всякие слухи ходили, но... мне кажется, что дом Красного Золота по-прежнему в фаворе. Поэтому давай просто немного подождем.
— Хорошо.
Оден говорил то же самое. А я испугалась.
Сбежала.
Вернулась домой. Дома ждать легче, чем в камере... и наверное, действительно волноваться не о чем. Но я волнуюсь.
А Брокк вздыхает и говорит то, что должен сказать:
— Я попытаюсь выяснить, что с ним по своим каналам. И если ты вдруг захочешь встретиться... не буду возражать.
Хотя сама идея ему явно не по вкусу.
— Но будет лучше, если ты просто-напросто забудешь о том, что между вами было.
Попробую.
Наверное, об этом рассказывать не стоило. Там, в дороге, все было правильно и логично, а здесь... здесь весьма определенное отношение ко внебрачным связям. Да и стоит ли кривить душой, далеко не все, что происходило между мной и Оденом можно оправдать необходимостью.
И теперь мне должно бы быть стыдно перед братом, но...
Брокк провел пальцем по запястью.
— Высшие — особый случай, Хвостик. От них лучше держаться подальше. Легко потерять голову. Поверить, что все — на самом деле так, как тебе говорят. Это как опиум курить, хотя с опиумом ты хотя бы знаешь, что картинки в голове — лишь твои фантазии. А вот с Высшими... они умеют сделать так, что перестаешь думать о разных мелочах, вроде того, насколько безнадежны эти отношения. Хочется немного счастья.
Он говорил не обо мне. И в глазах застыла такая тоска, что я взяла брата за руку, как много лет тому... правда, тогда именно он утешал меня.
— Это ведь не преступление — быть счастливым, верно? — Брокк вытащил из-под стола левую руку. — Только однажды тебе говорят, что все окончено. Муж возвращается.
Ему было больно, и боль до сих пор не ушла. Мы с Брокком одной крови, и я знаю — он действительно любил ту женщину.
А она его?
Возможно. Но это не имело значения.
— Я не хочу, чтобы ты страдала, Эйо.
На следующий день я решаюсь выйти из комнаты.
Меня никто не заставляет, но сама понимаю, что нельзя вечно прятаться в детстве. Причем понимание приходит в ванной из розового мрамора, настолько тесной, что сидеть приходится, поджав колени к груди. И краны, и зеркала, и резной столик, и пушистые полотенца выглядят игрушечными.
А я слишком взрослая, чтобы в куклы играть.
Но моюсь долго, растираю себе плечи мочалкой докрасна.
И потом кутаюсь в пушистый халат...
