Голова Филиппа кружилась, но он сумел собраться с силами, кое-как перевязал рану, шатаясь, миновал разгромленную анфиладу, распахнул дверь в коридор и отпрянул назад, медленно заваливаясь на спину. Невысокий мужчина с арбалетом, стоявший у двери, подождал, пока в синих глазах Филиппа Тагэре погасла последняя искра сознания, и вошел в комнаты. Арвэль полагал, что справится один или в крайнем случае вдвоем с аюдантом. Пьер Тартю счел уместным послать четверых и оказался прав.
Четвертый, не глядя на хрипевшего Уго и мертвого Арвэля, прошел прямиком к Алеку. Мальчик и не думал просыпаться, но чужой взгляд все же почувствовал и отвернулся, зарываясь лицом в подушку. Мужчина все так же спокойно поднял вторую подушку, накрыл ею голову Алека и глянул на клепсидру, замечая время. Через четверть оры он убрал подушку, озабоченно коснулся руки младшего принца, приподнял и опустил веко и вытер руки о покрывало. Дело было сделано.
Луч света падал на пол, выхватывая из темноты ножку опрокинутого стола, половинку красного яблока, рассыпанные перья, толстую книгу, раскрытую ближе к концу. «…За стеной тюремного замка мирно спал равнодушный город. Тишину нарушали лишь звуки колотушки сторожей да редкий собачий лай, люди лежали в своих постелях и видели сны. Им не было дела ни до чужих преступлений, ни до чужой боли. Эжьер вздохнул, прижавшись пылающим лбом к холодному камню и пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Он давно не боялся смерти, ему было все равно, что и кто про него скажет. Он был прокаженным, привык к этому, даже научился этим гордиться, но такого понять и принять не мог! Должен же быть предел всему… Должен, но есть ли?…» Дальше страницу заливала кровь, и разобрать, о чем еще думал знаменитый клятвопреступник, было невозможно. Четвертый поднял тяжелый том. Придется сжечь… С пола и стен кровь отмыть можно, а вот с книжных страниц не получится. Филипп не расставался с «Историей Леонарда», об этом знали все…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
UNO AVULSO. NON DEFICIT ALTER [31]
Солнце свирепое, солнце грозящее,
Бога, в пространствах идущего,
Лицо сумасшедшее,
Солнце, сожги настоящее
Во имя грядущего,
Но помилуй прошедшее!
Н. Гумилев
Эстель Оскора
Я проснулась внезапно, словно меня разбудил удар хлыста. Как же я ненавидела это чувство, ходившее за мной по пятам не одну сотню лет. Осознание того, что где-то произошло что-то страшное, несправедливое, подлое, а ты опоздал и не можешь ничего изменить и никого спасти. Вот и сейчас… Я не знала, что и где случилось, и могла лишь молить всех богов, чтобы судьба помиловала Рене и Эрасти. Могла, но не молила, потому что это было бесполезно. В этом мире мы были даже не одни, мы были против всех – судьбы, высших сил, прошлого, настоящего…
Рядом раздался стон, и я вздрогнула, хотя могла бы догадаться, что это Александр, деливший хижину на болотах с лесной ведьмой. Я вышла из-за занавески, за которую целомудренно уходила на ночь. Последний из Королей метался в постели – тоже что-то чувствовал. Древняя Кровь остается Древней Кровью, хватит и капли, чтобы почуять боль Тарры. Я хотела разбудить Сандера, но он перестал стонать и задышал ровно. Кошмар прошел – для него, по крайней мере. Я накинула на плечи полушубок и вышла в холодную ночь. Если ты хочешь, чтоб тебя считали человеком, СТАНЬ им, лучшая маска – это правда.
Звезды сияли и подмигивали как ни в чем не бывало. Звезды, облака, деревья… Их черед еще не настал, для них наш бой ничего не значит, но, если мы не выстоим, они тоже исчезнут, их даже оплакать будет некому, разве что отступившимся от Тарры Великим Братьям, если те соизволят явиться и покружить над пепелищем. Я смотрела в расшитое золотом небо и пыталась понять, что мне делать. Эрасти исчез, и только Проклятый знает, где сейчас носит Проклятого. Изящная шутка – жаль, оценить некому!
Дорога к высохшему дереву у болота, в дупле которого я укрыла Кольцо Предательства, заняла в десять раз больше времени, чем нужно, но спешить было некуда – я и так поняла, что произошло, едва привела в порядок разбегающиеся мысли. Совершен Последний Грех, и, если верить ненавистной мне Книге Книг, пала целая куча великих и малых запретов, и в мир вступили слуги Антипода, предвещая явление его самого. А может, и не вступили, если под прихвостнями пахнущей серой и нечистотами поповской выдумки подразумевались мы с Эрасти.
В навороченном за тысячелетия душеспасительном бреде сам Великий Дракон не разберется, куда уж мне. Разумное зерно в нем есть, не спорю, но как его отыскать? Как бы то ни было, Проклятый и Эстель Оскора вернулись в Тарру, а Последний из Королей жив и под присмотром – это внушает определенную надежду. Ну а дальше-то что?
Три Звезды, если астрологи правы, вспыхнут года через полтора, а если светила ни при чем? Темная Звезда – вот она, собственной персоной! Сидит в болоте в обществе сероглазого горбуна и понятия не имеет, за что браться. Прятаться и ждать? Идти навстречу судьбе? А если и две другие обещанные звезды такие же чудища, как и я? Вдруг одна из них – Эрасти, а вторая… Рене? А все эти хвостатые кометы, Ангезы и Аморы лишь фантазии звездочетов, понявших слова Эрика слишком буквально? Я глупо и бессильно задрала голову к многозначительно молчавшей бесконечности. Высшие силы обожают молчать, когда к ним взывают. Не потому ли, что не знают ответа и стыдятся смотреть в глаза тем, кто в них верит?
Лишенный коры корявый ствол, в свете луны казавшийся грязно-белым, нависал над припорошенной снегом трясиной. Я сняла защитное заклятие, отпугивавшее от дупла белок и птиц, и вытащила Перстень Анхеля. Погасший. Впору было сесть в сугроб и возгордиться – я угадала, что свершен Последний Грех, а Проклятый додумался, что, когда это случится, кольцо погаснет. Какие мы оба умные, вечность нас побери!
Глядя на ослепший камень, я пыталась собраться с мыслями, и не было никого, кто мог бы мне что-то посоветовать и тем более помочь. Эстель Оскора была одинока с того мгновения, когда «Созвездие Рыси» растаяло в Сером море, одинока и отрезана от всех, имевших право хотя бы на смерть. Я привыкла к своей участи, к тому, что иду сквозь чужие миры в призрачной надежде куда-то вернуться, но этой ночью одиночество чуть меня не доконало. Еще немного, и я бы разбудила Александра, чтобы услышать хоть чей-нибудь голос, но вовремя остановилась.
Пусть Тагэре спит, ему и так досталось и еще достанется. Меч Последнего из Королей должен ударить вовремя, его рука не имеет права дрогнуть. Мои боль и страх – это мои боль и страх. Мне их и нести, пока я не встречу Рене или не пойму, что встречи не будет. И все же, все же, если б Александр проснулся и вышел ко мне, мне стало б легче. Я никогда не боялась ночной тьмы, но сегодня мне было страшно, как одинокому ребенку, забившемуся под стол в доме, по которому бродят воры. Бродят и чего-то ищут, может, пройдут мимо, а может, слепо шаря по всем углам, наткнутся на дрожащее создание, которому хочется лишь одного. Чтобы чужаки забрали, что хотят, и ушли. Великие Братья, откуда у меня такие мысли?! Что со мной такое? Что такое со всеми нами? Будь проклята эта ночь, в которую какой-то подонок сотворил непоправимое…
