Волька нащупал ворох амулетов на груди. Отыскал трилистник бледного нефрита, и скрещенными пальцами обвел по контуру:
— Пусть у меня все получится. Пусть у меня все получится. Пусть у меня все получится.
После этого пришло спокойствие. Талисманы никогда не подводили. В основном их дарил Небылец, с каждым добавляя ученику капельку могущества, но кое-что он купил сам. Например, кубик-подсказчик на двадцать граней. Или стеклянного утенка. Нельзя пожаловаться, что земные амулеты работали хуже иномирянских. Но разница ощущалась.
— Пусть у меня все пойдет рекой.
На пустырь Волька успел раньше Небыльца. Тоже победа, пусть и маленькая. Обглоданная тень тополя ласкала ржавое железо свалки. Деловито шныряли утренние коты и бомжи. Небылец опоздал совсем чуть-чуть: едва Волькино дыхание успокоилось, воздух заколебался и потек. Ворох теней разметался по жухлой траве. Сгустилась полосатая енотовая шкура, проступили в белесом мареве пятна татуировки. Ковылявшая по дорожке бабка крякнула и испуганно отвела взгляд.
— Садись, вселенский кошмар. — Небылец вытряхнул из рукава легкомысленную кафешную стол-плетенку и два стула. Пальцы его забегали, перевивая тени разных миров. — Чувствуй себя как дома, сумрачный, и все такое.
О столешницу глухо стукнули бокалы. Цветные полосы закручивались спиралями, запахло свежей медуницей и ромом. Волька уселся и взял коктейль.
— Тени твои в перекрест, дремучий Вершитель! Натворил ты делишек, не расхлебать. — Небылец придвинулся почти вплотную.
— В смысле?
Никогда Вольке не удавалось разглядеть его так близко. Сердце испуганно трепыхнулось: половина лица у колдуна была женская, половина мужская. Или показалось?..
— Я все понимаю, — продолжал тот, — высшие смыслы, предназначения Вселенной и прочая заумь. Но девчонку-то зачем было в дом тащить?
— А что? Нельзя, что ли?
— Тихо, тихо! Ты зря бычишься, сумрачный. Все путешественники рано или поздно узнают эту великую и ужасную тайну. Портал, которым прошла твоя подружка…
— …она мне не подружка!
— Твоя не-подружка, — согласился Небылец. — Кстати, что это у тебя?
Спрятать перевязанную руку Волька не успел. Жилистая лапа Небыльца ухватила его за запястье. Ожог рвануло болью — чистой, ослепительной. Волька едва сдержался, чтобы не заорать.
— Душа ба, энергия ки и все такое… Бинт сними, загадочный и неповторимый, я все там вылечил. Это девчонка тебе такую радость сосватала? — Волька молчал, но ответа его собеседнику не требовалось. — Она, она, больше некому. А это ведь только начало.
— Ты же сам говорил — путешественник открывает умения. Свою истинную суть.
— Мало ли что я говорил? Мудрости — они меняются со временем.
Небылец взлетел на спинку стула. Сплел ноги полулотосом. Передвигался он легко, танцующе — Питер Пэн в звериных шкурах и с детским черепом на цепочке.
— Суть, Волька, она разная. Я не стану говорить страшных слов, которые любят астрологи и колдуны — песок под ними в стекло! Но тебе надо беречься твоей гостьи. Сечешь? — Он скорчил клоунскую гримасу. — В межмирье обитают опасные твари, и все такое.
— И что же мне делать?
— Порвать ее Харумони с твоим порталом.
— Ее что?
— Она питается твоей силой Зова. Пока она рядом, ты связан. Уведи ее подальше от двери. Я пошлю Двит Лира, он ее вернет.
— Куда? — тупо спросил Волька.
— Выпей. — Перед носом Вольки появился еще один бокал. — И поторапливайся. Лишь в первый день эти твари уязвимы. Потом — хуже. Даже Двит не поможет, хоть он мастер из мастеров, и все такое. Хэй! Ага-ра!
Волька едва успел отпрыгнуть. Закрутился смерч в траве, сожрал Небыльца и стол. Только бокал с сине-золотым коктейлем остался в руках. Волька постучал скрещенными пальцами о кроссовку, защищаясь от порчи.
Так, значит, сам Двит Лир? Чудеса! Он выпил коктейль, не чувствуя вкуса. Затем поставил бокал в траву и со всех ног припустил домой.
Рука больше не болела.
— Волька! Ты?!
Донья Аля выскочила навстречу — в огромной развевающейся рубахе и обвислых трениках. В глазах — радость и испуг одновременно:
— Доброе… утро…
Что это у нее за спиной, интересно?
— Волька… — Девчонка заискивающе смотрела ему в глаза. — Волчонок… Прости меня, пожалуйста! Я уборку хотела… и вот…
В ее руке, поблескивая серебристыми изломами, чернел кусок металла. Единственный раз в жизни Волька видел, чтобы кто-то умудрился сломать сковородку, словно плитку шоколада.
— Ну-ка, ну-ка… — Он потянулся к обломку. — Ого!
— Это очень плохо? Да?
— Я все равно ухожу. Какая разница!
Стены на кухне блестели чистотой. Пол сверкал. Посуда (правда, далеко не вся) отбрасывала на потолок гроздья кипучих солнечных зайчиков. В углу, заботливо прикрытое газеткой, стояло ведро с обломками кастрюль и гнутыми вилками.
Такого порядка квартира не знала бог знает сколько месяцев.
Волька вышел в комнату. Аля, конечно, постаралась, но от этого убожество квартиры стало лишь заметней. Потолок побелить надо. Окна не мыты годами. Батареи красить сто лет пора… Ну зачем, зачем ему, путешественнику, заботиться о жилье?
— Ну… — промямлил Волька, — спасибо, конечно… Только это…
Аля словно ждала чего-то. Не дождавшись, вздохнула, отошла в сторону. Хорошо хоть за разбитую посуду ругать не будет.
— А знаешь что? — предложил Волька, чтобы скрыть неловкость. — Погода-то вон какая. Пойдем, я тебе город покажу. Тебе ведь здесь оставаться… потом.
— Правда? Ой, здорово!
Аля подпрыгнула, захлопала в ладоши. Волька закусил губу. Не будет у нее никакого «потом»… Вообще ничего не будет. Так получилось, что Волька знал истинный титул Двит Лира. Не полагалось ему, но — знал. И от этого сердце дергало злой болью. Такой, чтобы выть и головой о стену.
Ничего. Путешественник должен быть сильным. А еще — мудрым и всезнающим.
Как Небылец.
Вчера донья Аля не смогла бы уйти с этажа. Она не умела ходить по лестницам.
— У вас что, только коттеджи строили?
— He-а. Мы больше под землей… Волчонок, я же, пока убиралась, ни разу в окно не глянула. Страшно.
Она подошла к перилам. Честно посмотрела вниз, потом бочком-бочком двинулась обратно. Веснушки резко проступили на ее лице. Волька едва успел подхватить легкое, почти невесомое тело.
— Я… я справлюсь, — прошептала она. — Я не трусиха.
После этих слов мысль о том, чтобы ехать на лифте, отпала сама собой. Закусив губу, зажмурившись, Аля спускалась по лестнице. Волька придерживал ее за локоть — боясь отпустить, но и поближе придвинуться не решаясь.
