Реальность, как всегда, превзошла ожидания. Пашка лежала на неприбранной постели, которая требовала замены белья. Не девушка, змея, хвост, которой несколько раз обвивался вокруг большого, сантиметров в шестьдесят в диаметре, перламутрового яйца, скорлупа которого зеленоватыми разводами напоминала малахит. На полу рядом с кроватью стоял магнитофон, к которому тянулся извивающийся провод наушников, надетых на чешуйчатую голову. Рычаг громкости был повернут на максимум. Но стоило мне сделать шаг в комнату, как явидь открыла свои медные глаза с двойными зрачками и зашипела.
— Пашка, — я отступила.
— Сссс, — пальцы с острыми треугольными когтями сняли и бросили на кровать наушники. Я с порога слышала, как в них надрываются певцы, или это свиней режут под тяжелый гитарный перебор и зубодробительную дробь барабанов.
— Ну, здравствуй, подружка. — Пашка прищурилась, раздвоенный язык скользнул меж острых зубов.
— Привет.
— Поблагодарить зашла?
— Конечно, — согласилась я, — не напомнишь за что?
— Низшие, ты даже не поняла. — Она засмеялась.
— Прости, но… — Я развела руками.
— Думаешь, ты бы справилась со мной без маленького камешка сна?
— Нет. — Я не видела смысла отрицать.
— Думаешь, я не могла увернуться от твоего прикосновения? — кончик хвоста раздраженно стукнул по грязной простыне, — ты неловкий, медлительный человек. Ты и в самом деле решила, что опередила нелюдя? — На этот раз смех прозвучал очень обидно, потому что я действительно так думала.
— Ты поддалась, — я покачала головой, — почему?
— Я должна была доложить о том безумии, что ты затеяла. Без вариантов.
— И?
— Скажем так, теперь я понимаю тебя чуть лучше, чем раньше. — Хвост сжался вокруг яйца. — Я решила дать тебе шанс. Ты получила возможность побороться, и меня обвинить не в чем. Вот так, — она зевнула, показав клыки.
— Что ж, тогда спасибо. — Я все-таки вошла в комнату.
— Хм, — она наклонила голову, — не врешь, ты на самом деле благодарна, — она несколько смешалась и уже более привычным голосом, без ехидства, добавила: — принимается. Подай тарелку.
Она указала на низкий столик у стены, на котором громоздилась гора грязной посуды с остатками еды разной степени подпорченности, на верхней еще оставались неаппетитные кусочки мяса, явно не сегодняшнего. Я демонстративно зажала нос и подала явиди угощение. Змея подцепила когтем буроватый кусок и с удовольствием сунула в рот.
— Теперь я вижу, почему он так обеспокоен. — Я обвела взглядом комнату. — Не обижайся, но я вижу перед собой не змею, а свинью.
Пашка хихикнула. Было с чего встревожиться.
— Костя меня любит. — Она прожевала кусок и потянулась.
— Да уж, — я подошла к окну и открыла форточку, — не понимаю за что. Тут воняет. От тебя воняет. Живешь, как на помойке. Двери нараспашку!
— Не могу отойти от змееныша. Уже скоро, — она погладила перламутровый бок, — а от незваных гостей у меня чары. Костик ставил. Они все видят.
Так вот что это было такое в коридоре.
— Ясно. Меня, похоже, ваши чары проспали.
— Брось. Ты не опасна, — отмахнулась змея.
Раньше спальня была светлой с белоснежным спальным гарнитуром, купленным совсем недавно. Теперь комод радовал глаз желтыми подтеками, на полу пятна, спинка кровати в царапинах, об нее точили когти, щепки валялись тут же. Дверь в ванную распахнута, пожалев собственные нервы, заглядывать я не стала. Тарелки с остатками пищи стояли не только на столике, но и на подоконнике, там, где у нормальных людей горшки с цветами. И главное запах! Если уж мне с моим куцым обонянием невмоготу, боюсь представить, что чувствует явидь.
— Что нового? — спросила Пашка. — Я никуда не выхожу. Скучно.
Я пожала плечами, не рассказывать же о неудачной установке периметра, об опорах. А вот о гигантском костре на моем заднем дворе, пожалуй, можно.
— Вчера кучу хлама прежних хозяев моего дома сожгли, чердак освобождали.
— Для чего освобождали? — Она перекатилась на другую сторону кровати, по-прежнему крепко обвивая яйцо хвостом.
Я задумалась, так как ответ на этот вопрос был и мне самой неизвестен.
— Я их помню. — Пашка запустила лапу в темные жесткие, как проволока, волосы и почесала макушку. Более неприятный шуршащий звук трудно представить, так скребется крыса в темноте, — ну, не совсем их, скорее, жену.
— Кого их? Чью жену?
— Тех, кто жил в твоем доме раньше.
— Ты знала Граниных? — удивилась я.
— Конечно. Тут все их знали. Единственные люди, достаточно ненормальные, чтобы поселиться у нас. Вроде тебя. Сергей, кстати, плохо кончил.
— А жена?
— А что она? — Явидь сморщила лоб. — Светка говорила, что однажды она уехала и больше не вернулась.
— Светка? Целительница? — Я вспомнила слова феникса.
— Да. Мы общались. Тянет меня на них, — змея усмехнулась, — Светка помогала Лене.
— В чем помогала?
Очередной перекат в обнимку с зеленоватым яйцом.
— Ленка была вроде твоей бабки, — характерное движение пальцами у виска, — с приветом. Ей тоже охранный знак поставили. Светка ей зелья варила, когда совсем невмоготу становилось.
— Гранина была больна?
— Ну, точно не скажу, как это человеческие доктора называют. Леса она боялась. До истерики, до дрожи, даже смотреть на него не могла, трясти начинало. Причем боялась не тех, кто живет в чаще, не тех, кто там охотится, не нас, не своих соседей, а леса как такового — земли, кустов, деревьев.
— И с таким недугом они переселяются на стежку? — Я фыркнула. — Или она уже здесь такая стала?
— Не. — Пашка приподнялась и села. — Светка говорила, Ленка с детства на голову слабая была, вроде у нее сестра в лесу заблудилась или она сама, я не уточняла.
— Или и то, и другое вместе, — пробормотала я, вспоминая газетную вырезку о сестрах Игнатьевых, — а сын чем болел?
— Сын? — Явидь подтянула яйцо ближе и стала водить пальцем по скорлупе. — Да, вроде бы был у них мальчишка, мелкий такой, востроносенький. Он недолго тут пробыл, его отослали.
— Он болел?
— Вроде бы.
Пашка снова стала закручиваться вокруг яйца, издавая странные звуки, больше всего походившие на тихое порыкивание или кошачье урчание, не думала, что его могут издавать змеи.
— Что происходит? — спросила вдруг она. — Костя дергается, ты в тоске и печали, о Граниных этих дурных расспрашиваешь. У вас там точно все нормально?
— Более или менее.
— Ясно. Помощь нужна?
— Справимся, — я вздохнула, — ты о ребенке… змееныше думай.
— Ага.
