Инна быстро натянула на колени юбку и запахнула блузку, прикрывая свою наготу. Если я был просто раздражён столь бесцеремонным вмешательством в нашу личную жизнь, то она была в ужасе и смотрела на Сандру, как затравленный зверёк. Я был так поражён этим взглядом, что не сразу заметил, как из-за зарослей кустарника вышел Штепан. Он не приближался к нам, но его решительный вид свидетельствовал о том, что в любую секунду он готов броситься разнимать девушек, если они вдруг сцепятся. А вызывающее поведение Сандры и более чем странная реакция Инны не исключали такого развития событий.
Я поднялся с травы, встал так, чтобы заслонить собой Инну, и самым миролюбивым тоном произнёс:
— В чём дело, Сандра? Что случилось?
Девушка со светлыми вьющимися волосами изумлённо уставилась на меня:
— Что с тобой, Владик? Какая, к чёрту, Сандра?
— Инна… — беззвучно прошептал я, и в тот же миг моя голова словно раскололась на части, а перед глазами сверкнула яркая вспышка.
Я ещё помню, как падал на траву, но воспоминаний о том, как прошло моё приземление, у меня не осталось.
* * *
Когда я очнулся, моя голова покоилась на коленях жены. Моей настоящей жены — блондинки с голубыми глазами. Теперь всё встало на свои места: Инна снова была Инной, а Сандра — Сандрой. Наваждение, в плену которого я недавно проснулся, не выдержало прямого столкновения с реальностью и в одночасье развеялось. А вместе с ним рухнула и стена беспамятства, за которой были надёжно спрятаны мои воспоминания о других подобных эпизодах — всего я насчитал их тринадцать, исключая сегодняшний, неудавшийся.
Тринадцать раз Сандра будила меня среди ночи, мы вместе уходили из лагеря и где-нибудь в укромном местечке занимались любовью. И каждый раз я свято верил, что делаю это с Инной, у меня не возникало и тени сомнения в подлинности своих чувств, всё проходило без сучка и задоринки, как по заранее написанному сценарию. Только при первой близости, когда с Сандрой случилось то, что случается со всякой девушкой, когда у неё это впервые, возникла небольшая проблема. Но Сандра успешно разрешила её — из моей памяти был изъят ещё один эпизод, коротенький, длительностью всего несколько минут. Теперь и он встал на своё место.
Мне не были неприятны эти воспоминания, я не испытывал ни отвращения, ни даже лёгкой брезгливости. Зато я сгорал от стыда; мне было горько и обидно до слёз. Стараясь быть честным перед собой, я вынужден был признать, что с Сандрой мне было так же хорошо, как и с Инной. Я получал от близости с ней такое же наслаждение, я всей душой любил её, пока думал, что она — Инна. Я любил не Инну в ней; увы, нет, я любил именно Сандру — её большие карие глаза, густые каштановые волосы, потрясающе красивое лицо и восхитительное тело, я любил её походку, её голос и манеру говорить, я любил в ней даже то, чем она разительно отличалась от Инны — взять хотя бы её агрессивность в сексе. И сейчас, вспоминая минуты нашей близости, я перед самим собой, как на духу, признавал, что продолжаю любить Сандру в своих воспоминаниях, любить любовью мужчины к женщине.
Вот что было самое скверное во всей этой скверной истории…
Инна не сразу заметила, что я очнулся. В этот момент она как раз смотрела в другую сторону, на невидимого мне Штепана, и говорила:
— Зря вы пошли за мной, барон. Вам лучше вернуться в лагерь. Боюсь, что увиденное — лишь цветочки по сравнению с тем, что мы ещё услышим.
— Вы уж не обессудьте, мадам, — последовал ответ Штепана, — но я предпочитаю правду, какой бы ужасной она ни была. Я должен знать, что происходит в нашем отряде. Вы облекли меня высоким доверием, назначив начальником вашей свиты, и я не могу… Кстати, мне кажется, что Владислав уже приходит в себя.
Инна быстро наклонила голову, и наши взгляды встретились. Её ласковые голубые глаза смотрели на меня с тревогой и беспокойством. В ответ я слабо улыбнулся.
— Как ты, дорогой?
— Нормально. Правда, немного побаливает голова. А так всё в порядке.
— Тогда полежи ещё.
— Я бы с радостью, но… — Я поднялся и сел возле Инны. Голова у меня не столько болела, сколько кружилась от слабости. В поисках надёжной опоры я обнял жену и огляделся. — Здравствуйте, Штепан.
— Здравствуйте, Владислав, — ответил барон, серьёзно глядя на меня.
Он сидел вполоборота к нам, по-турецки скрестив ноги. Чуть поодаль, ничком в траве, лежала Сандра; плечи её вздрагивали от неслышных рыданий. Проследив за моим взглядом, Инна объяснила:
— Вот так лежит и всё время плачет. Слова из неё не вытянешь. Так что же случилось? Почему ты назвал меня Сандрой? Ты что-нибудь помнишь?
— Я помню всё. И даже больше, чем всё. А ты разве не слышала, как мы разговаривали?
— Нет. Я к вашему разговору не поспела. Когда я подошла, вы от слов уже перешли к делу. — А мысленно добавила: — «В принципе, мне следовало немного подождать, а не вмешиваться сразу, но я просто не могла выдержать. Для меня это было чересчур!.». — Ну, давай, рассказывай.
Я быстро взглянул на Штепана. Он угрюмо смотрел на Сандру, явно не собираясь уходить. Смирившись с его присутствием, я неуверенно начал:
— Видишь ли, Инна, на самом деле всё гораздо сложнее, чем…
— Владик, — укоризненно перебила меня жена, — говори по-галлийски. Это невежливо по отношению к барону. Раз он здесь, то должен всё понимать. Да и Сандре не вредно будет послушать.
— А Сандра и так всё поймёт, — заметил я, тем не менее переходя на галлийский. — Она, между прочим, в совершенстве копирует твой очаровательный акцент.
— О чём ты?
Я вкратце поведал ей о своём пробуждении. Поскольку при нашем разговоре присутствовал Штепан, я умолчал о некоторых особо пикантных моментах этой истории. Инна слушала меня, всё больше мрачнея.
— Значит, Сандра внушала тебе, что она — это я, а я — это она? Я правильно поняла?
— Совершенно верно, — кивнул я. — И, надо отдать ей должное, делала это мастерски. Я ни разу не заподозрил ничего неладного и до самого последнего момента пребывал в полной уверенности, что она — это ты.
— Так ты помнишь и другие ночи?
— Увы, да. Хотя не уверен, что помню все.
— И сколько ты помнишь?
— Если считать и сегодняшнюю, то четырнадцать.
Инна устремила на Сандру уничтожающий взгляд. Сандра, впрочем, этого не видела. Она по-прежнему лежала ничком на траве, но уже не плакала. Судя по её напряжённой позе, она внимательно прислушивалась к нашему разговору.
— И каждый раз, — продолжала допрашивать меня жена, — происходило одно и то же?
— В самом главном, да, — ответил я, чувствуя себя крайне неловко в присутствии Штепана. — Она будила меня, мы вместе уходили из лагеря и… так далее.
