— Оставь мою обитель, настоятельница Арак-Тинилита, — велела Ллос. — Возвращайся в Мензоберранзан и продолжай возглавлять мой культ в этом городе. Расскажи о том, что увидела здесь.
Она во второй раз провела по волосам Квентл, уже не так нежно, словно сдерживая желание убить.
— Ступай, — сказала богиня. Она кивком указала на Халисстру и добавила: — Эту оставь со мной.
Квентл не стала задавать вопросов. Она поднялась, повернулась и, прошагав между вдовами Абисса, покинула храм.
Халисстра не могла пошевелиться. Она слышала, что Паучья Королева говорила Квентл, но слова не достигали ее сознания, их смысл просто ускользал от нее.
Данифай — Йор'таэ. Ллос возродилась.
Некоторое время спустя Квентл повернулась, бросила последний взгляд на Халисстру — смесь ненависти и уважения — и покинула храм.
Ллос пообещала, что лишь одна уйдет из храма живой. Квентл ушла — живая.
Халисстра приготовилась умереть.
Богиня смотрела на нее. Халисстра чувствовала тяжесть ее взглядов. Она ждала укуса ядовитых мандибул, как это случилось в ее видении.
Укуса все не было.
Она осмелилась взглянуть Ллос в лицо и увидела Данифай, но и еще кое-что. Она до сих пор сжимала в руке меч Сейилл. Халисстра выпустила его и оттолкнула прочь от себя.
— Я виновата, богиня, — униженно обратилась она к Ллос. — Прости меня.
Она знала, что ее отступничество неописуемо. Она танцевала в честь Эйлистри на Уровне Ллос, воздвигла на вершине холма на земле Паучьей Королевы храм Темной Девы. Она была наихудшей из всех еретиков.
Все восемь ипостасей Ллос разглядывали ее, молчание затягивалось. Когда богиня наконец заговорила, зазвучал лишь голос Данифай, но он был исполнен силы, исполнен гнева.
— Ты слишком долго была вдали от меня, дочь, — сказала Ллос. — Я не прощу.
Ллос потянулась к ней, нависла над нею. Семь остальных тел окружили ее. Халисстра не могла пошевельнуться. Ллос склонилась к ней. Сердце Халисстры колотилось.
Шипящий голос Ллос, более чем когда-либо похожий на голос Данифай, прошептал ей на ухо:
— Прощай, госпожа Меларн. Ты не стала тем, чем могла бы стать.
Халисстра вскрикнула, когда клыки богини впились в ее шею, два мучительных кинжала. Остальные семь пауков тоже метнулись вперед и вонзили клыки в ее тело. Боль была мучительной, нестерпимой. От яда кожа ее горела огнем, тело раскалилось докрасна. От боли и неизъяснимого восторга тело сотрясла судорога. Зрение затуманилось. Она открыла рот, чтобы проклясть Ллос, поблагодарить ее, но не могла издать ни звука. Жизнь угасала, угасала в ней. Она мельком подумала, что будет с ее душой после смерти. Она страстно мечтала о полном ее уничтожении, как у Сейилл.
Халисстра улыбнулась, чувствуя близящийся конец.
Но яд Ллос не убил ее. Она застряла между жизнью и смертью.
— Не смерть, заблудшая дочь, — произнесли восемь голосов Ллос. — Твои грехи слишком велики для такого легкого избавления. За свое отступничество ты будешь обречена на вечную службу, будешь моей Госпожой Покаяние, моей… пленницей, — добавила она голосом Данифай, — не живой и не мертвой. Ты будешь обречена проливать кровь еретиков, последовавших за моими дочерью, сыном и бывшим супругом. Боль вечно будет снедать тебя. Ненависть будет сжигать тебя. И вина станет мучить тебя, но не остановит твоей руки. Это будет твоим наказанием. Твоим вечным наказанием.
Халисстра в ужасе взмолилась о смерти. Тщетно.
— Спасения нет, — сказала Ллос. — Подобно мне, ты тоже будешь трансформироваться и возрождаться.
Восьмое тело Ллос схватило Халисстру своими педипальпами и подтащило ее к себе под грудь. Халисстра безвольно висела в руках своей богини. Из паутинных желез Ллос показались шелковистые нити паутины, и она со зловещей грацией обмотала ими Халисстру.
Халисстра очутилась в коконе. Он начинался от ног и окутывал все ее тело. Она едва ощущала его. Она едва ощущала хоть что-нибудь вообще. Нити залепили ей глаза, и она видела одну лишь темноту. Ллос бросила ее на пол.
Там, внутри кокона, яд Ллос преобразил ее. Она отошла от смертной грани. Яд насквозь пропитал ее душу, заполнив ее болью, — болью, которой, она знала это, не будет конца. Что-то проникало из паутины в ее кожу.
Сила Ллос заглянула ей в сердце и нашла там ненависть, которую Халисстра никогда не могла затушить, нашла любовь и прощение, которые та так и не смогла до конца взрастить в себе. От прикосновения Ллос ненависть расцвела буйным цветом, а любовь и милосердие съежились едва ли не до состояния спор.
Кожа ее загрубела так же, как душа. Сила и тело увеличились под стать ее ненависти, Боль возрождения была мучительной. Она открыла рот и закричала. Вместо крика раздалось шипение. Она провела языком по губам и обнаружила клыки. Она забилась в паутине со всей своей вновь обретенной силой и высвободилась из кокона. Вся покрытая слизью, она выкатилась из него на пол обители.
Йоклол склонились к ней и обтерли своими щупальцами. Восемь тел Ллос отступили к своей паутине, покончив с нею.
Рядом с собою Халисстра увидела меч. Меч Сейилл. Она сжала его рукоять в руке и поднялась.
По клинку пробежало фиолетовое пламя.
Где-то в глубине души крохотная частичка ее смотрела на происходящее с ужасом. Маленькая частичка ее прежней, тот кусочек, который находил радость в танцах под луной, мог только наблюдать в полном отчаянии и безнадежности.
Остальная часть ее вспомнила прежнюю жизнь, — жизнь, наполненную жертвоприношениями, силой и развратом. Она смотрела на клинок в руке, и ей страстно хотелось воспользоваться им.
«Может быть, в лесу Веларс», — подумала Госпожа Покаяние и улыбнулась сквозь боль.
— Добро пожаловать домой, дочь, — произнесли восемь голосов Ллос.
Квентл стояла возле храма. Она не оглянулась, даже когда услышала крик Халисстры Меларн. Она глядела в небо. Там горели красным огнем восемь звезд Ллос, и все — одинаково ярко. Восьмая возродилась тоже.
Она проглотила разочарование, достала священный символ, помолилась Ллос и снова обратилась облачком.
Квентл полетела прочь от обители, спустилась с вершины переполненного пауками города Ллос, потом вдоль Вечной Паутины к туманным Равнинам Пылающих Душ, где по-прежнему кишели вдовы Абисса, йоклол и пауки.
Она опустилась на равнине и приняла свой обычный облик среди копошащихся пауков. Они не обратили на нее никакого внимания.
Мало что напоминало о сражении с юголотами. Поле боя было дочиста выметено ордой.
Как и прежде, души вылетали из Ущелья Похитителя Душ, чтобы угодить в фиолетовое пламя Равнин Пылающих Душ, горя и корчась, пока слабость не вытопится из их плоти. «Интересно, — подумала Квентл, — когда я в следующий раз буду пересекать эту равнину, сколько времени моя душа будет, пылая, висеть в воздухе, пока как следует не очистится от слабости?»
