Зарычав, серый волк бросился в атаку: он прыгнул — высоко-высоко — и обернулся человеком, ухватившись крепко за шею соперницы. В руку его, сам собой, прыгнул магический кинжал, а сталь почти вонзилась в плоть волчицы, когда та резко упала на бок, со всей силы придавив мужчину к земле своим немалым весом. Ралис закричал, услышав тихий хруст; кинжал отлетел в сторону, затерявшись где-то в толпе собравшихся. Не теряя времени, рыжий обернулся волком, а клыки его звонко клацнули возле самой морды бывшей королевы, благо та успела отскочить, ударив напоследок соперника лапой, аккурат прочертив четыре длинных алых полосы на его боку. Ралис заскулил, извиваясь; его неловкий удар прошёлся вскользь.
Жители города в смятении наблюдали за сражением.
— Драка нам ни к чему, — прозвучал звучный и глубокий голос тяжело стоявшего на лапах серого волка. Волчица скривилась и тряхнула головой. — Всё уже решено. Они выбрали меня!
— Они передумают, когда ты умрёшь, — стало ему ответом.
Пятясь назад, подбитый, раненый оборотень отчаянно скалился, опуская голову низко — к самой земле. Волчица следовала шаг в шаг. Её собрат не был хорош в сражениях (потому прежде и не пытался стать вождём, а уж тем более королём): он побеждал разве что молодняк, используя уловки. Куда сильнее была сила слова Ралиса; её-то Далия и недооценила, позволив старому другу жить в своём королевстве.
Соперник, уступающий волчице в силе и искусстве боя, скуля, прижимался к земле. Глаза его, испуганные и отчаянные, избегали встречи с глазами Далии, но было в них что-то ещё, то, что не заметила хищница — в них была радость.
Стрелой устремившись вперёд, волк вцепился намертво в шею замешкавшейся и не ожидавшей атаки соперницы; смыкая клыки, он чувствовал солёный привкус на языке. Прозвучавший в тишине, нависшей над поляной, хруст был заглушен ударом упавшего на каменную мостовую безвольного — мёртвого — тела. Королева пала; из её разорванного горла лилась кровь, окрашивая покрытые пылью камни в ярко алый — цвет его глаз.
Волк обернулся мужчиной и гордо расправил плечи, взирая на свой народ. Лицо его, перемазанное свежей кровью, было холодно и беспристрастно, а во взгляде сквозила печаль. Оборотень упрямо не смотрел на тело мертвой подруги, чувствуя как к глазам подступают слёзы. Он не хотел этого, но иначе было нельзя; упрямая Далия никогда не позволила бы ему добиться власти.
— Ралис, — перед рыжим мужчиной остановился невысокий смуглый паренёк носивший имя Вилос. Бросив быстрый взгляд на павшую правительницу, он уставился на оборотня перед собой, а после встал на колено и покорно склонил голову. — Мой король, — прозвучало в нависшей тишине.
— Да, — вздрогнув от произнесённых слов, согласился Ралис. Оборотни преклоняли перед ним колено. Один. Два. Десять. Сотня! — Да! Теперь я ваш король! — а после, прибавил тихо: — И я приведу вас домой.
***
Кони были оседланы; Леголас и Гимли стояли рядом.
— Итак, осталось лишь пятеро из нашего Братства, — невесело сказал Арагорн. Он стоял тут же, удерживая за поводья роханского резвого скакуна. Тот, будто чувствуя предстоящую нелёгкую дорогу, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— Не велик отряд, — хмыкнула Сули, проведя ладонью по мягкой гриве своей белой в яблоках лошади любезно предоставленной королём из своих конюшен. — Храбрость куда важнее, нежели численность.
— И всё равно впятером Саурона не забороть, — покачал головой гном. — Жаль, что твои собратья покинули нас в столь недобрый час.
Девушка устремила свой взгляд вдаль, но не смогла больше углядеть стаю — они покинули город на заре, втайне от людей, а к полудню скрылись за горизонтом и теперь даже острый взгляд эльфа не мог найти их.
— Они решили отправится на восток в Рангар в надежде найти там безопасное пристанище, — опустив голову молвила темноволосая. — Вождь так повелел, а оборотни не спорят со своим вождём.
Гимли раздосадовано крякнул, покачав головой.
— Странный всё же вы народ. То появляетесь в час, когда надежды уже и нет, то исчезаете, когда на вас надежду возлагают. Чего же ты с ними не пошла?
Сули крепко сцепила пальцы, сжав губы в тонкую полоску. Глаза горели от непролитых слёз; она бросила взгляд на эльфийского принца, но отвернулась, стоило тому глянуть в ответ.
— Такой уж путь я выбрала, друг мой гном. И идти мне по нему до конца.
— Мы пройдём его вместе, Сулмендис, — твердо сказал Леголас, взяв руку девушки в свою. Темноволосая неловко, рассеянно, улыбнулась.
Взгляд глаз принца — таких небесно чистых и светлых — был до краёв наполнен сочувствием и доброй печалью. Темноволосая вздрогнула, отвернувшись, вдруг со страхом поняв, что не помнит какого цвета были глаза Боромира. Она сохранила в памяти лицо гондорца — каждую черточку — помнила губы и громкий смех. Даже спутанные волосы, в которые так любила зарываться пальцами, оказались отпечатаны в воспоминаниях… но не глаза.
***
Подбросив сухую ветку в разгорающийся костёр, девушка широко и сладко зевнула. Мерри зевнул следом.
— Не очень-то я оказался полезен в этом походе, — сказал Брендибак, не скрывая печали в голосе. — Но теперь, накануне битвы, я не хочу быть отброшенным в сторону, как ненужный багаж. Не думаю, что всадники захотят брать меня с собой, скорее уж оставят здесь в лагере, чтобы под ногами не путался. Хотя король обещал мне что, по возвращении в Золотой чертог, я буду сидеть подле него и рассказывать о Шире.
Сули улыбнулась.
— Ты всегда был прекрасным рассказчиком, друг мой Мериадок, — девушка вздрогнула от недобрых мыслей, поселившихся в её голове, но спокойней продолжила: — Ты оставишь в сердце короля неизгладимое впечатление о Шире. В этом я не сомневаюсь, — и бросила взгляд на блики, брошенные костром на каменную гладь скалы.
Дунхарроу. Странное место никогда не приходившееся оборотню по душе: горы будто окружали и сдавливали, не давая и шанса вздохнуть полной грудью. Здесь Сули было неспокойно… но, может статься, что дело вовсе не в месте, а в ней самой.
Долгий переход вымотал путников, пусть темноволосая и ехала на лошади вместо того чтобы отправиться на своих четырёх, а Мерри почти всю дорогу провёл в дрёме, сидя перед девушкой. Добрались они спокойно и куда быстрее, чем рассчитывали, но происшествия избежать не удалось: по дороге им встретился отряд дунэдайнцев, ищущих Арагорна по чужой стране, а вместе с ними обнаружились и сыновья-близнецы Элронда, прибывшие из далекого нынче Ривенделла с подарком Эллесару от своей сестры.
Сули была несказанно счастлива встрече с братьями, да вот только поговорить с ними толком в дороге не удалось.
— Как же я перепугался, когда родичи Арагорна заявились, — признался Мерри. — Уж было с жизнь стал прощаться. Думал, вот удастся мне скрыть в темноте ночи, а что потом делать мне одному в диких степях? Нет, думаю, не оставлю я друзей. Пасть в бою, так вместе.
— Храбрость хоббитов поистине достойна легенд, — улыбнулась девушка, прижимая к груди продрогшего от ледяного ветра друга. — А знаешь что? — она отстранилась и вытащила из кармана куртки маленький свёрток. — Возьми. На удачу.
Удивлённо посмотрев на подругу, Брендибак аккуратно развернул сложенный в несколько раз лист пергамента.
— Это карта? — удивился он. — Что это за город?
— Ривенделл, — девушка улыбнулась и приобняла хоббита за плечи. — Я взяла её с собой, когда Братство покидало Раздол. А этот цветок, — бережно, оборотень взяла засушенный анемон и тут же положила обратно, боясь сломать, таким хрупким стало некогда крепкое и прекрасное растение, — дал мне Боромир перед смертью.
Мерри будто бы весь сжался от одного только упоминания; воспоминания о случившемся у Амон Хэн ещё были свежи в памяти.
— Он защищал нас ценою своей жизни, — произнёс Брендибак, неотрывно смотря на анемон. — В грядущих битвах я буду сражаться в память о Боромире.
Сули уткнулась носом в кучерявую голову Мерри, пряча набежавшие на глаза слёзы.
