— Но я ничего не чувствовал, — огорчился Зелг. — А вдруг я ее не понимаю и она на меня обидится?
— Исключено. Обиделась бы — мы бы здесь не сидели, — хмыкнул вампир.
— Все равно странно.
— Привыкай. Скоро ты поймешь, что кассарийскому некроманту странным может показаться только одно — жизнь так называемого нормального человека. А все остальное в порядке вещей.
— А я как раз задумался о нормальной жизни, — признался Зелг несколько смущенно. — Такая прелестная девушка была. Думгар, ты ее не знаешь? Откуда она такая?
— Какая девушка? — заинтересовался пылкий доктор. — Где?
— Ну, у ворот замка, — пояснил герцог, чувствуя, что друзья не улавливают смысл его речей. — Ну та, с васильками и собакой. Милорд Такангор, вы-то ее точно видели! Она стояла прямо перед вами!
— Может, и стояла, — пожал плечами минотавр и придвинул поближе блюдо с жарким. — Я на девушек внимания не обращаю. Особенно когда не покушавши.
Вот когда встречу такую красавицу, как моя маменька… А то прочат мне какую-то девицу Эфулерну…
— Какую девицу? — окончательно запутался Зелг. — Господин Крифиан, вы у нас самый зоркий, вы-то помните?
— Кого?
— Девушку с синими глазами, с букетом васильков. Локоны такие непокорные. Веснушки. Ножка маленькая, изящная. Кожа такая белая, будто мраморная. И собака у нее еще была, большая такая собака. Ну что, никто не помнит?
Все переглядывались.
И только губы Думгара неожиданно растянулись в мечтательной, нежной улыбке.
— Это вам, милорд, надо было бы побеседовать с его светлостью Узандафом. Думаю, только он сможет объяснить вам истинную причину нашей внезапной близорукости.
— Странно, странно, — бормотал Зелг. — Девушка улыбалась… Под аркой. Арка вся в цветах и лентах… Ну что, господа! У меня есть тост: выпьем за всех нас — от генерала до солдата хлебопекарной роты…
При упоминании о хлебопекарной роте король Юлейн непроизвольно подпрыгнул на своем кресле.
— …за тех, кто вернулся с поля боя. И за то, чтобы…
— Снова вернуться на поле боя! — завершил его тост Такангор. — Надо же когда-то начинать делать карьеру!
— Милорд, я неоднократно указывал вам на то, что я убежденный пацифист, — насупился Зелг.
— С этим тоже надо что-то делать. И поскорее, — заявил минотавр.
— Не кажется ли вам удивительным, милый граф, — спросил Гизонга, наклоняясь к да Унара, чтобы чокнуться, — что после стольких происшествий и невероятных событий мы все-таки добились того, чего хотели? Так или иначе, но я плохо представляю себе, что кто-то из граждан Тиронги в ближайшее время захочет принять участие в гражданской войне.
Победоносное войско редко бунтует.
Король Бунш * * *
— Молодчина, внучек, какой ты молодчина!
— Это не я, это минотавр. И еще наша Кассария.
— А тебе не приходило в голову, что ни минотавр, ни тем более Кассария не стали бы помогать не слишком достойному?
— Дедушка, это банальность. От тебя я ждал большего.
— Он ждал! Он уже указывает мумии деда, что и как тот должен говорить! Не учи дедушку кашлять. Что поделаешь: кровь, порода. Все мы такие, властные. Я тоже был совершенно несносным лет пять или шесть после победы при Пыхштехвальде.
Успех меня ничуть не испортил: я и прежде был совершенно невыносим.
Ф. Лебовиц
— Я тщательно слежу за тем, чтобы у меня не закружилась голова от успехов.
— Ну-ну…
— Дедушка, а ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Нет, не верю. Обычно я влюблялся со второго, а то и с третьего. Я был серьезен до ужаса.
— Ну да. А Думгар говорит, что ты любил застолья и гулянья и вообще не ложился спать лет до ста.
— А ты ему передай, что это непедагогично — дискредитировать славных предков за здорово живешь, только из любви к истине.
— Он и сам знает. Но считает, что непедагогичнее мифологизировать предков и тем самым вырабатывать комплекс неполноценности у подрастающих молодых поколений. В данном случае — у меня.
— Прекрасно. Он, часом, не защитил еще одну диссертацию, по проблемам воспитания детей? Нет?
— Дедушка, а кто его создал?
— Думгара? Да кто ж его знает. Я когда был в твоем возрасте, тоже прадеда донимал, кто да кто… Он не помнил. А с чего это ты, любезный друг, вдруг заговорил о первой любви?
— Девушку увидал. А наш голем меня отправил к тебе. Говорит, только ты можешь все растолковать.
— Кхе-кхе, — внезапно смутился Узандаф. — Это, конечно, лестное мнение… Э-э-э-э, а-а-а, а вам что, в университете ничего не рассказывали об этом деле. — И он сделал руками несколько странных движений. — Ну, то есть об отношении полов?
И поскольку Зелг потрясенно молчал, пытаясь проникнуть в извилистые лабиринты дедовой мысли, то Узандаф продолжил:
— Ты вот видел цветочки? У них, кроме цветоножки и цветоложа, есть еще пычинки и тестики… ой, то есть тычинки и пестики! Вот! И у людей то же самое. А поскольку чисто теоретически мы вроде как люди, то в общем и целом этот вот пункт у нас не отличается… То есть я хотел сказать, в общем, это не так сложно, как может показаться, но только при взаимном согласии сторон. Ну и надо, конечно, проверить, кто она такая. А то у меня в молодости случился курьезный роман с русалкой, а как дошло до… ну, ты понимаешь… крутил я ее, вертел.. А-а-а! — И мумия безнадежно махнула рукой. — Сплошное разочарование. Так что ты, внучек, не торопись, погуляй при луне, букетики подари, а там и передумывай потихоньку. Рано тебе еще жениться.
— Дедушка, я же не про это.
— А о чем еще может думать молодой человек твоего возраста, только что выигравший войну с Бэхитехвальдом?
— О девушке.
— Ничего не понимаю, — честно признался Узандаф.
— И я — ничего. Встречала нас девушка, когда мы возвращались. Красивая, с темно-голубыми глазами, почти синими. Белокожая, в веснушках, с собакой и букетом васильков. Чудо что за барышня. Прямо под праздничной аркой стояла. Хотел узнать у Думгара, кто она такая, он меня к тебе отправляет, и вообще ее никто, кроме меня, не видел. Устали после боя, ясно, но такую прелесть…
— Вот оно что, — сказала мумия. — Вот оно что. А арка с перильцами?
— Не заметил. Кажется, да. Точно, точно — с перильцами. А какая разница?
— Это не арка, внучек. Это Тудасюдамный мостик, дорога между двумя мирами. Мост, по которому один раз в жизни каждого герцога да Кассара к нему приходит бессмертный дух Кассарии. И каждому он является в ином обличье. Ко мне, например, приходил рыцарь, седовласый, но могучий и прекрасный. Держал наше знамя, потрепанное, опаленное огнем, но победное, и оно вилось на ветру, хотя в тот день был полный штиль. Даже травиночка не шелохнулась. А твой отец видел ладью на реке. Долго удивлялся, откуда река. И гребец поманил его рукой, указывая вдаль. Валтасею Тоюмефу показали дракона в королевской короне. Сей драк трижды три раза обвился вокруг нашего замка, охраняя его от всех врагов — как внешних, так и внутренних. Но такого, чтобы девушка… Улыбалась?
