С кем Илья тогда зашел в магазин? Со второй женой или с третьей? Забыл. Она сразу вникла в ближайший прилавок. Магазин был из дорогих, только что народившихся бутиков, позже оказавшихся пародией на роскошные храмы красивой жизни. Пестрота такая, что сразу понятно: вся "франция", которая пялится со стен, имеет китайское происхождение, и только самая дорогая - турецкое. Но жене сие объяснять было бесполезно - ухнула в оборки с рюшами. Кто-то фамильярно дернул Илью за рукав. Он недовольно оглянулся, и не сразу узнал дальнего родственника, троюродного, что ли, братца. Их матери были какими-то сестрами.
Суффикс "юрод" всегда вгонял Донковича в некоторое беспокойство, заставляя чувствовать себя, обязанным людям зачастую просто неприятным. С такими бы не встречаться вообще, обходить их третьей дорогой. Но - родственник! И будь добр, окажи воспитание. Мать на сетования Ильи по этому поводу пеняла: нельзя отворачиваться от близких. А какие они ему близкие? Тот же Колька. За всю жизнь они виделись считанные разы.
Тем более странно, что "юрод" по-свойски ухмылялся.
- Отовариваешься? Мой брат тоже в таких магазинах все покупает. У него, знаешь, какая зарплата?
Илья вежливо пожал плечами.
- Пять тысяч! (в то время - действительно не малые деньги) А у тебя?
Не хватало только обсуждать с "юродом" свои обстоятельства. Илья промолчал. На что Колька пустился в пространные рассуждения о заработках, которые на него буквально сыплются. Перед Донковичем стоял Крез в обтрепанных понизу брюках и заношенной болоньевой куртяшке. Пришлось спешно изображать помощь супруге, лишь бы это ничтожество отвязалось.
Среди детских воспоминаний затесалось очень неприятное, связанное с совместным пребыванием на даче. Колька, будучи двумя годами старше Ильи, взялся верховодить в компании ребятишек. Сначала он им рассказал, какой он крутой, потом напугал малышей до плача жуткой историей. Дальше он зачем-то полез в штаны. С ними еще была девочка. Ее Колька заставил снять трусы и начал щупать. Илья тогда его толкнул, и увел покрасневшую, озирающуюся девчушку. Матери он ничего не сказал и долго потом избывал чувство душевного, детского дискомфорта. Уже в нормальном мужском возрасте, изредка встречая Кольку, он всегда с гадливостью нормального мужика вспоминал тот случай.
А Николай Серафимович между тем вырос в чистого, без подмеса неудачника с кое-каким гуманитарным образованием и непомерными амбициями. Притязаний и претензий с годами у него становилось все больше и больше.
Лет пять, как он пропал? Нет, четыре. То есть, до моего проявления…
Оба!
Не смерти! Что бы мы там между собой не перетирали, каждый в душе либо был уверен, либо сомневался и сильно сомневался, что ДОМА не помер по настоящему, что просто исчез. А разгадочка - вот она - братец скольки-то-там-юродный!
Илья невольно шатнулся в сторону трона; получил острастку кнутом, но, считай, не заметил. Только не отмахнулся - чего, мол, пристали. К нему придвинулись двое и зажали - не вздохнуть.
Сидящий на троне родственник, его тоже узнал, подался вперед, ожил, завозился, но паче чаяния обратился не к Илье, а к Гаслану:
- Что же ты меня так надул? А? Что ж ты мне сразу не сказал, кого надыбал? Ух, Гасланчик, тебе это так не пройдет. Расстроил ты меня. Ведь могло статься, что сдох бы мой кровный родич в лесу. Котел по тебе, Алмазов, плачет.
Вальяжный придворный находился рядом, в непосредственной близости от трона, и по тому, Илья во всех подробностях разглядел преформцию его гладенького оливкового лица. Мордочка сморщилась до размеров кулака. Он попятился, но его тут же прихватили с обеих сторон. А Гаслан, не будь дурак, повис в рученьках у стражи да ножками пару раз в воздухе лягнул. Хватка чуть ослабла, тогда опальный царедворец бухнулся-провис на колени:
- Я докладывал, Владыка! Говорил! Ты изволил, отдать приказ выпустить их из слободы. Я только подчинялся. Прости, если недопонял, недослышал. Мы все только несовершенные отражения твоего гения. Мы только жалкие глупые рабы. Брось меня в котел. Я хоть так послужу тебе. Пусть моим кратким светом озарится твоя жизнь. Я буду счастлив. Бросьте меня!
Голос г-на Алмазова к концу тирады окреп. Стража ослабила хватку.
- Прикажи, Владыка, и я сам взойду на эшафот к вящей славе твоей. Прикажи…
- Прикажу… чуть погодя. А сейчас ты мне ответишь, почему такой заметный проявленец ускользнул от моего внимания? Для себя старался или для своей Арзиты?
- Не думал, не умышлял. Она подтвердит. Спроси ее, Владыка.
- Что скажешь, лапа?
Худая невысокая женщина выдвинулась вперед, вышла и встала на середину. Хитрый прищур обежал сначала толпу своих, потом пленников. На Гаслана она, считай, и не смотрела, так, мазнула, походя.
- Ну, лапа, ответствуй своему Владыке, что вы с Гасланчиком удумали? Зачем от меня специалиста скрывали?
- Я? Скрывать? - Губы женщины сложились в невинно-недоуменную улыбку. - Алмазов мне толком ничего не говорил. Сулился подарок сделать к празднику. Обещал девочку-змею. А что, почему - я не спрашивала. У нашего Гаслана, известно: никакой фантазии. Ни удовольствия от его подарков ни развлечения. Если бы я предполагала, что он действительно нашел человека, который может делать живых уродов, первая бы к тебе прибежала. Гаслан только все испортит. Ты, Владыка - другое дело.
- Ей - верю! - Колька пафосно простер вверх хрящеватый палец. Даже в Аду не вывелось вечное табачное пятно на фаланге. - А тебе, Гаслаша - нет! Просил котел - получи. Только сперва посиди в яме. Да не один! Одному тебе там скучно будет.
Стража! Нукеры, гоплиты и ландскнехты, отведите всех в подвал под башней. Руки связать. Ноги оставьте развязанными, не на руках же их тащить. Гаслана не связывать! Ты мне, мил дружок, для другого надобен. Если сумеешь двоим из них перегрызть горло, так и быть, отпущу. Живи в слободе, питайся моим рисом. Не сможешь -разговор короткий - котел. Но родственничка моего чернявого, уж пожалуйста, не трогай. Начинай с нелюдя. Ему так и так - один конец. Можешь начать и с урода. Ты мне, Шрам, достаточно крови попортил. В котел, все равно, какого кидать живого или мертвого. А ты, Илюша, готовься. Тебе особая судьба предстоит. Страшная! Но если на меня работать станешь, с выдумкой, с настроением, тогда поживешь еще чуть.
- Какая работа? - Илья спросил, лишь бы подать голос. Вроде, вот он я, и не боюсь нисколько.
- Доктор наш преставился. Пожил маленько и перекинулся. Всего-то один раз у него получилось к человеку козлиную задницу пришить. Остальные умерли. Невинные жертвы эксперимента, можно сказать. Я, если хочешь знать, исправляю ошибку здешней природы. Ад должен быть населен монстрами! И я его населю, с твоей помощью. Не договоримся - пеняй на себя. Я тебе ничего не забуду. Вместе вспомним, как за дурака меня держал, как руку брезговал подать. Жил припеваючи, как сыр с масле катался… я тебе все припомню! Увести!
