Он не стал расспрашивать. Лишь глубоко вздохнул. Вздохом великана можно было раздуть угасающий костер немалых размеров. Или раскрутить крылья ветряной мельницы.
– А наша цель? – спросил Афилей, помолчав.
– Вот, – я похлопал по торбе. – Кристалл здесь.
– И что теперь?
– Пойдем через болота. Потом поедем через пустыню, от лошадей, идущих рысью, ты не отстанешь, не впервой. Потом в столицу... Ну а затем в горы, как я обещал.
Он помолчал, подумал. И выдал:
– Мне очень жаль, Хигарт. Все будет не так. В горы мы не пойдем. Я возвращаю твое обещание.
Да сколько же можно... Если сейчас этот добродушный увалень обернется враждебным магом, или того хуже, нельфиядой... Тогда я покончу с карьерой героя. И попрошусь в какой-нибудь приют для скорбных разумом, выбрав, чтобы сиделки были посимпатичнее...
Но пока великан никем не оборачивался...
– Послушай, Афилей... – начал я. Он перебил без всяких пауз, наверное, заранее заготовил эту речь и ждал подходящего случая.
– Это не мое имя. Не называй меня так. Я терпел это прозвище. Оно нравилось Хладе. Теперь не хочу терпеть.
Да знал я, что Афилей – прозвище, придуманное жителями Карадены. Но настоящее имя не выпытывал. Многие представители примитивных племен скрывают, как их на самом деле зовут. Моорун, например, тоже прозвище. Что-то связанное с носом, не помню точно...
– Тогда объясни мне, о великан, чье имя я не знаю, а прозвище не могу называть, отчего ты изменил свое первоначальное решение и не хочешь больше вернуться в родные горы?
Он как-то странно посмотрел на меня, помолчал. Неужели понял мою досадливую издевку над его рубленными фразами?
– Объясню. Но я буду говорить по-эрладийски. Ты знаешь этот язык. Я знаю все языки. Но не все одинаково хорошо. Эрладийский – старый язык. Я могу на нем думать. Ваш – молодой. Приходится переводить в уме.
– Все-все знаешь? – удивился я. – И язык м΄гану?
– Да.
– И язык этих, летучих? Может, видел их отсюда, снизу?
Афилей улыбнулся. И прошипел что-то. Очень похоже на ящероголовых, но поди проверь...
– Они не люди, – пояснил великан. – Животные. Очень простой язык.
– Ты знаешь языки всех животных?
– Да.
– И насекомых?
– У них нет языка. Но при нужде я объяснюсь с ними. Они поймут мою волю.
Дожили... Великан – повелитель мух. И тараканов. И запечных сверчков. Будь это правдой, он мог бы обогатиться, ходя по постоялым дворам и приказывая клопам...
Стоп!
Мухи!
Здешние болота славились своими мухами. Самыми разными, от огромных синих, чью укусы порой вызывают у людей жесточайшую лихорадку, через три дня завершающуюся смертью, до крохотных, едва видимых глазу черных, откладывавших яички в любую царапинку, в любую трещинку кожи...
Но Гаэларих однажды сказал с немалым удивлением, что все его отгоняющие насекомых амулеты лежат в сундуках без дела. Мухи нам не докучали. Вообще.
Ни черные, ни синие, ни прочих расцветок... Никакие. Равно как и другие насекомые.
По-моему, повелитель мух просто-напросто любовался моей ошарашенной физиономией. Потом заговорил. По-эрладийски.
– Ты спрашивал, отчего я изменил свое намерение и не стремлюсь больше в горы? Все очень просто: в мою страну можно попасть отовсюду. Она и ваш мир расположены вот так, – он поднял вертикально громадную ладонь, и приставил к середине ее другую, – ребром и под прямым углом.
Нельзя сказать, чтобы я что-то понял. Постранствовать по свету мне довелось, но ни разу не видел страну, вертикально торчащую из нашего мира.
– А зовут меня Саймуур, – добавил великан после паузы.
– Хм... А нет ли у тебя случайно брата? – спросил я осторожно.
– Есть.
– А зовут его случайно не Сэйгуром? Или Сайгууром?
– Его зовут именно так. Он будет рад узнать, что здесь его помнят...
– Я извиняюсь за нескромный вопрос, но сколько тебе лет?
– Трудно ответить... Годы у вас и у нас бегут по-разному. Но живем мы долго, и я помню времена, когда Лаар был очень молод...
– Понятно... А к чему была вся эта комедия с прилетом на льдине?
– Я не хотел никого пугать... Такое появление жители Карадены поняли.
– А зачем ты пошел со мной? Если не нуждался в моей помощи для возвращения?
– За этим, – коротко сказал Саймуур, ткнув огромным пальцем в сторону моей торбы.
– Что-о-о?!
– Сайгуур попросил... Он сейчас занят другими делами. И попросил меня посмотреть, вокруг чего устроили такую суету его питомцы. Отнесу ему кристалл, пусть сам с ним разбирается.
– По какому праву? – возмутился я. – Я заплатил за это жизнями друзей! А тебе отдать на дармовщинку?
– По праву старшего, – сказал Саймуур, загибая один огромный палец. – По праву мудрого, – загнул он второй. – И по праву сильного, наконец.
– Засунь свои права знаешь куда? Не отдам. Отбери, если сможешь.
Он улыбнулся. Никакой злобы в улыбке не было. Словно взрослый смотрел на смешного малыша – сердящегося, топающего ножкой.
– От кирки я увернусь, – сказал я уверенно. – И нанесу Бьерсардом рану. Смертельную, не сомневайся, этому топору размеры не помеха. Сразу ты не умрешь, конечно же, успеешь меня задушить. Но все-таки умрешь... Конники меня не дождутся, придут сюда. Или вернется Гаэларих. Кристалл окажется там, где ему надлежит оказаться. Только нас не будет... Так стоит ли затевать драку?
Столь печальный сценарий грядущей схватки не смутил великана. Он продолжал улыбаться – так, словно сердящийся малыш выхватил из корзинки с игрушками деревянный мечик... А ведь я не шутил и не брал на испуг.
Ну что же, все когда-то умрут... Мы – сегодня. Неудачный день выдался...
Что-то кольнуло меня в ногу. Опустив взгляд, я увидел крысолюда, отскочившего в сторону. В передней лапке он сжимал обломок стрелы с костяным наконечником...
Даже дать пинка мохнатому гаденышу я не сумел, мышцы ног онемели мгновенно. Памятной ночью отрава действовала на меня дольше, но тогда кровь кипела азартом боя...
Когда я оплыл на землю, великан забрал торбу, приподнял крышку. Рассматривал кристалл, задумчиво почесывая затылок... Ну потрогай же его, прикоснись! Напрасная надежда... В своих мухах и крысолюдах он явно разбирался куда лучше, чем в магических артефактах. Но инстинктом самосохранения обладал. Закрыл торбу, повесил ее на рукоять кирки и перекинул ее через плечо.
В сознании я оставался. Но ни рукой, ни ногой пошевелить не мог.
– Не обижайся на меня, Хигарт. Это слишком опасная игрушка, чтобы оставлять ее в руках малышей.
Тело потеряло чувствительность, но все-таки содрогания почвы я как-то ощутил. Размеренные, становившиеся все сильнее. А потом увидел вышедшее из-за изгиба плато Действительно Большое Чудище...