— Ты… трус! — сержант в очередной раз промахнулся, пронзив насквозь тощий клен на обочине. — Бейся по-честному.
— Это как? — хмыкнул Уланов, ловко разрезая наплечник, словно тот был сделан из картона. — На мне, если ты не заметил, всего-то трусы и пара сапог, а на тебе — полный рыцарский доспех.
— Все… равно! — сержант на миг застыл неподвижно, вытягивая блестящее лезвие из вязкого дерева. Паладин, не теряя времени зря, рассек пополам ремень кольчужных штанов, и те с легким звоном ссыпались к его ногам. — Ты… заплатишь!
— Вряд ли, — Уланов ловко увернулся от сияющего лезвия шпаги, которое едва не рассекло его пополам. — Сначала догони.
— Тварь, — с ненавистью выдохнул сержант, с грохотом падая на землю. — Я все равно доберусь до тебя!
— Не сегодня, — лезвие кладенца плашмя обрушилось на шлем, сминая его. Браско дернулся и потерял сознание — впрочем, как знал Уланов, не слишком надолго. — И даже не завтра. А там, глядишь, ты и сам поймешь, куда попал.
До Новиграда оставалось около двух километров, когда стемнело окончательно. Уланов медленно шел по разбитой дороге, ничуть не желая сломать ногу, просто наступив на коровью лепешку. За спиной сонно ворочался и попискивал мешок с наследием дракона, и с этим надо было срочно что-то делать. В городе его ждала нежданная невеста и нежеланный брак — и это тоже требовало решения. В полусотне километров южнее горел Тимельбаум, осажденный армией теней, а восточнее поднималась серая тень Флигг, человека, который постепенно становился куда большим, чем простой смертный.
Времени заниматься «старыми долгами» не было совершенно, и потому Браско, привязанному к не очень толстой елочке, придется обождать своей очереди.
* * *
Штурман медленно погружался в бездонную пучину, совершенно утратив ощущение времени, пространства и веса. В этом месте не было ничего материального, кроме дроида, да и он сам постепенно растворялся в том странном веществе, которое его окружало.
Сознание робота превратилось в сверкающий пруд с идеально ровной поверхностью, которую не нарушала ни одна, даже самая мелкая мысль.
Внезапно странный студень сотряс колоссальный удар — словно по бесконечно далекой поверхности ударили тысячи кузнечных молотов разом, и дроида накрыла волна неутолимой ярости. Его сознание плавилось в вихре эмоций, не оставив от прежней безмятежности и следа. Секундой позже удар повторился, и штурман решил, что пора что-то с этим делать.
Сейчас зеркало его сознания кипело мириадами пузырьков, разогретое бурей чувств — настолько сильных, что связи между мыслями — паутинной толщины нити — рвались в клочья, едва успев сформироваться. На миг штурман почувствовал, что его сознание просто расползается в стороны, как гнилая тряпка, и это ему отчаянно не понравилось.
«А почему круги на воде всегда круглые? — штурман выделил самую глупую, и потому самую устойчивую к постороннему воздействию мысль. — А что, если они станут квадратными?» Ртутная капелька мысли тут же отозвалась на его пожелание, выбросив едва заметную гребенку волн, расположившихся в виде прямоугольника, секундой позже превратившегося в квадрат. Следом и сама капля стала кубиком, а секундой позже все пузырьки обрели строгую граненую форму.
— А теперь — станьте соразмерными! — воскликнул дроид. Кубики послушно подровняли размеры так, что теперь восемь самых мелких мыслишек занимали ровно столько места, как одна покрупнее. — Слейтесь!
Теперь, когда элементы сознания сжались в сверкающий монолит, разорвать связи между ними стало куда сложнее. Тоненькие паутинки сплетались и разбегались, то и дело прячась за непробиваемыми гранями элементов сознания, надежно изолировав мысли штурмана от влияния извне.
Теперь пруда не существовало вовсе — его содержимое без остатка перетекло в металлический куб. Он одновременно был и состоянием полного покоя, и эквивалентом абсолютной подвижности — только вся жизнь ушла вглубь, спрятавшись от посторонних. Эмоции тоже исчезли, оставшись снаружи — похоже, они также оказались навеяны извне.
Впрочем, уже через пару секунд, неведомый наблюдатель понял, что произошло. Удары разом стихли, вязкая жидкость вскипела, и секундой позже штурмана выбросило на пляж, покрытый угольно-черным песком.
— Он силен, сестрица, — медленно произнесла Ниликато, остановившись в шаге от раскаленного тела дроида. — А ведь я тебя предупреждала.
— Я заметила, — буркнула Гемма.
— Пожалуй, я прощу ему его вольность. Знаешь, смертные поговаривают — что не убивает нас, лишь делает сильнее. Он, конечно, уже не вполне смертен, но пока еще это правило к нему вполне применимо. Я не хочу еще одного Злукаса. А ты?
— Он оскорбил меня.
— Прости ему это. И не торопись с решением, — богиня нежно приобняла сестру за плечи. — Вместе вы сможете многое, а став врагами — просто уничтожите друг друга. Вспомни пророчество!
— Какое именно? — фыркнула Гемма, явно не желая так просто сдаваться. Впрочем, неистовое пламя ярости в его глазах несколько поугасло.
— Любое, которое подходит, — Ниликато со смехом пожала плечами, и ее тело покрылось перьями. — Главное — не руби сплеча. Ты слишком долго была одна.
— Но он не дал казнить Куклу! Врага! Ты будешь спорить?
— Не буду. Но и не стану придавать этому столь большого значения, как раньше. Мы добьемся своего — пусть медленнее и другими средствами. А теперь — мне пора. Увидимся!
Огромный черный орел взмыл в темное небо, и секундой позже странный пляж исчез без следа, сменившись вязкой, уже остывшей жижей, в которой плавало неподвижное тело дроида.
* * *
Снейр очнулся от теплого солнечного луча, пробившегося сквозь неплотно задернутые занавески. Он лежал на своей кровати, бездумно вглядываясь в резной дубовый потолок, а в голове таяли причудливые картины сна — точнее, галлюцинации, вызванной перегрузкой мозга. Груда отработанных кристаллокассет валялась на комоде рядом со считывателем — похоже, у зельевара не достало сил убрать их на место.
— Жаль, — Йоас сел на постели и потряс головой, пытаясь прогнать туман в голове. Зельевар искренне расстроился, поняв, что странное цельнометаллическое существо из другого мира было всего лишь плодом его воображения. В свое время голем, называвший себя «Штурманом», порассказал немало интересного насчет происхождения пришельцев и их возможных мотивов. — Все придется начинать с начала.
Мысли Йоаса нарушили настойчивые трели дверного звонка — кто-то чрезмерно настойчивый отчаянно пытался попасть в лавку внизу.
