А сейчас они ехали к морю.
Море он увидел впервые в своей жизни.
Шура держал шлем под мышкой и заворожено смотрел на огромную пустыню впереди. На пустыню с водой. Он уже видел подобную, соленое озеро в Маленьком Мире тоже когда-то казалось ему большим. Но там он мог разглядеть берега, что удерживали переполненную солью воду в своих объятьях.
Здесь же вода уходила за горизонт и перетекала в серые тучи, из просветов между которыми в море падали огромные лучи.
Вот она, мечта, лежит прямо у его ног. Он не мог себе позволить осуществить ее в череде бесконечных погонь, схваток, заработка денег. Теперь же она перед ним - огромная, просто необъятная, такая даже не поместится в голове. Зачем он стремился сюда? Что его манило к этой бескрайней воде?
Он спустился с высокого берега на пляж и пошел к подрагивающей синей кромке. На влажном песке отпечатались ребристые следы.
Море тут же лизнуло носки ботинок, смывая с них дорожную пыль. Вода монотонно накатывалась на берег, рождая волны, по краям вышитые белой бахромой.
Будто вручая подарок, волны вытолкали на берег и бросили к ногам белый хрустальный купол. Пышный и парящий в воде, на песке он тут же беспомощно сник. Шура склонился над ним и дотронулся. И тут же отдернул руку - эта штука оказалась слизистой и болезненно жгучей. Будто крапива ужалила.
Не очень приятный подарок преподнесло ему Море. Непонятный.
Зато вода с зеленоватым отливом оказалась поражающе чистой. Сквозь нее можно было разглядеть смазанные волнами очертания водных растений, среди которых мелькали большие и маленькие тени, иногда отдающие блеском в заходящих лучах.
Долго Шура смотрел вдаль. Иногда взор выхватывал серебристых птиц, которые пронзительно кричали над головой. Легкий ветерок заполнял уши, гомону пернатых вторило плескание волн, лениво наползающих на берег.
Взгляд поймал одну из птиц, что вдруг резко бросилась прямо в воду.
"Неужели она решила себя убить?" - мелькнула мысль у Шуры. Сложив крылья, серебристый летун скрылся в волнах. Но вскоре птица показалась на поверхности, и в ее клюве живым серебром трепетало вытянутое тельце с плавниками.
Море настораживало и манило одновременно. В нем была сокрыта необъяснимая, сокрушительная мощь. И в то же время оно ласкалось у ног словно Рыжий, когда хотел чтобы его погладили.
Шура прямо в одежде шагнул в воду и забрел почти по шею. Он стоял, ловя телом слабое трепетание моря и старался, чтобы соленая вода отмывала тело от крови. Ее давно уже не было на теле, но он продолжал ее чувствовать.
Мимо, молотя лапами по воде, проплыла серебристая птица. Она проследовала дальше, постоянно косясь на человека, словно приглашала двигаться за собой. Но Шура не мог идти дальше, ведь тогда вода захлестнет его с головой. А молотить воду так же, как птица, он не мог.
Он вышел на берег, снял одежду и принялся натирать тело мокрой прибрежной глиной. Потом смывал ее, катаясь по мелководью.
Ночевали они в шатре на высоком глинистом берегу. Так приятно было засыпать под мелодичное плескание волн внизу. Шепот моря убаюкивал, напевая колыбельную, колыхая в приятных волнах сна.
А под утро Шура вскочил от рева снаружи. Стены шатра трепыхались и ходили ходуном, будто кто-то огромный пытался перевернуть натянутый брезент.
Найт растолкал Зага и выбрался наружу. Порыв мощного ветра тут же обжег лицо и плеснул солеными брызгами. Как же так? Ведь вчера море было далеко внизу.
Еще только начинало светать, а они уже впопыхах складывали вырывающийся шатер. Ведь их запросто могло снести прямо в море все усиливающимся ветром. Шура бросал опасливые взгляды в сторону воды.
Море из вчерашнего ласкового щенка сегодня превратилось в бушующего, гневно рычащего зверя. Этот зверь рвался на сушу и тут же убегал назад, чтобы с новой силой ринуться к своей неведомой цели на берегу. Упорно, раз за разом, вода атаковала глину и песок, утягивая с собой частицы суши.
Там, где вчера Шура стоял на кромке воды, теперь вздымались волны высотой в два его роста.
Сегодня не летали даже пестрые юркие птицы, устроившие себе гнезда прямо в норах, вырытых в глине обрывистого берега.
Шура стоял над обрывом и смотрел на мощь, бушующую у его ног. Он ловил телом силу могучего ветра, который в союзе с водой рождал сокрушительную мощь. Когда волна откатывала, суша быстро возводила из песка защитные валы. Но тщетно - новый набег воды тут же разрушал их.
Это было похоже на то неистовство, что пробудилось в нем самом под действием допинга. Но сила зеленых горошин рождала безумную ярость, а сейчас под его ногами билась мощь уверенности и превосходства.
Шура чувствовал, что эту силу не остановить никому из смертных. Ни меч, ни копье, ни даже тысяча лучших найтов, вставших на пути бушующей воды, не смогут удержать ее. Яростное море сметет всех, как эти горы из песка на пляже.
Море словно приняло в свои воды много-много зеленых горошинок допинга.
Пошатываясь от порывов неуязвимого ветра и слушая рев сердитого моря, Шура внезапно понял, что ему нужно. Он должен научиться рождать в себе такую же силу по своему желанию, а не под действием допинга или еще чего-то.
Перед ним все потемнело, словно вместо рассвета нежданно опустилась глухая ночь. И темень перед глазами вдруг разрезала яркая вспышка. Будто молния ударила прямо перед ним.
Он вздрогнул, заново ощущая на себе удары, которыми его награждали новобранцы на заставе. В ушах звучали крики сержанта Коглина, перед глазами вставали ночные безмолвные тренировки.
Тело будто снова вбирало в себя все былые ощущения.
Следующая вспышка ослепила глаза, и он оказался в гуще боя с крепкими волосатыми людьми в шкурах. Он снова уворачивался от ужасающих дубин, бил в ответ пехотным копьем и мечом.
Дальше из темноты проступила ночная схватка с охраной каравана, короткий меч, спрятанный под одеждой, клетчатая доска, по которой скачут белые и черные блюдца.
Потом явился Вайс, протягивая длинную жердь и соляной камень. Жердь без промаха разила чучело, а камень разлетался от легкого движения сильных пальцев.
Еще через миг перед ним потянулась длинная вереница схваток верхом на мотоцикле. Дорога мчалась вдаль, на ней одни умирали, другие катились дальше с очередным добытым ключом.
Из бака несущегося на него мотоцикла вырвался на свободу огненный джин, поглощая своим телом седоков черной машины.
Следом за этим мелькнули испуганные глаза жреца Линора на фоне большого пламени, вздымающегося над борнийским лагерем.
И еще раз Шуру сотрясло от дрожи, вызванной в теле зеленой горошиной, замелькали лица убитых борнийцев, застывшие на поле машины и мертвые тела на растоптанных зеленых ростках.
