– Эмил, сколько тебе лет? – спросила она неожиданно для себя.
Он искоса взглянул на девушку, и на лице его снова появилась недобрая саркастическая усмешка.
– Пятьдесят шесть.
– Сколько?!
– Хорошо выгляжу, правда?
– Но… почему?
– Демоническая кровь. Я буду жить очень долго и выглядеть очень молодо.
Она не придумала, что сказать в ответ, продолжая смотреть на изумруд, и чем дольше смотрела, тем ярче, казалось, камень начинал сиять. Эмил заметил ее напряженный взгляд и убрал руку.
– Пойдем погуляем.
Он взял со скамейки свой плащ, набросил ей на плечи и под руку вывел из дома.
Они шли рядом по узкой тропинке, в сторону леса. Нельга опиралась о горячую руку Эмила, и ей было хорошо, спокойно. Колдун молчал, не делал попыток обнять ее, привлечь к себе, и она не знала, хорошо это или все-таки унизительно, что он не воспринимает ее как женщину.
– Ты считаешь меня очень глупой? – спросила она, глядя на его темный профиль.
– Все особы женского пола, с которыми я знаком, задают мне этот вопрос, – задумчиво сказал он. – Нет, ты не глупа.
– Почему же ты так смотришь на меня?
– Потому что такую прическу не делают к платью с открытыми плечами, эти оборки и рукава с отворотами вышли из моды лет тридцать назад. И все же в этом наряде ты умудряешься выглядеть королевой.
Нельга улыбнулась, оценив этот своеобразный комплимент.
– Расскажи о себе, – попросил он вдруг. – О себе, о своем детстве.
И она стала рассказывать о бабушке, о долгих вечерах у печки, о том, как ей было жаль одинокого колдуна, бродящего по холодному, пустому замку.
Эмил слушал, не перебивая, улыбался, она видела в темноте его улыбку.
– Ты добрая, – сказал он после того, как Нельга замолчала. – Не притворяешься, по-настоящему добрая. Как моя мать. Она любила меня, хотела, чтобы я был человеком, а я стал демоном. Демоническая кровь оказалась сильнее ее любви… Мать умерла из-за меня. Я привез ее в этот замок, заставил жить в нем, а ей было плохо. Тяжело, душно в замке. И она боялась меня. Стала бояться, после того как я… ну, не важно.
– Эмил, что ты говоришь?!
– Да, это правда, – он крепче сжал руку девушки. – Я убил собственную мать и… да, считай, что убил.
Он снова стиснул ее ладонь, и ободок его перстня больно врезался Нельге в пальцы.
– Она умирала тихо, молча, никогда не жаловалась, ни о чем не просила. А я не понимал, как ей плохо, видел, что она страдает, но не верил. Мне-то было хорошо. Я упивался новой силой, новыми возможностями, а она сидела в комнате, которую я украсил, обставил специально для нее, и смотрела в окно. И думала о чем-то…
– Эмил, не надо, – тихо попросила Нельга.
– Тебе больно слышать об этом?
– Нет, тебе больно говорить.
Он вздохнул тяжело, шумно, выпустил наконец ее руку.
– Ладно, все это бесполезно. Ты все равно не поймешь. Пожалеешь меня, но не поймешь.
Потом они замолчали надолго.
Низкие звезды казались по-зимнему белыми, яркими. Дыхание перехватывало в холодном воздухе, на деревья ложился иней. Башмаки Нельги стучали по замерзшей земле, Эмил ступал бесшумно. Где-то далеко в лесу тоскливо завыли волки, один, другой, третий… Нельга поежилась, вспомнив, что ее спутник, по рассказам крестьян, любит превращаться в зверя.
– Ты боишься меня? – спросил он внезапно каким-то чужим, глухим голосом.
– Да, – ответила она тихо.
– И что мне сделать, чтобы ты перестала бояться?
– Поцелуй меня, – сказала Нельга первое, что пришло ей в голову неожиданно для нее самой. – Когда я боялась, ты целовал меня, и мне становилось легче.
Колдун рассмеялся резко, зло, неприятно, но, как оказалось, не над ней.
– Знаешь, моя демоническая половина хочет наброситься на тебя, разодрать это старомодное платье, швырнуть тебя в стог сена и…
– Сделать то же самое, что ты сделал с моей сестрой, – закончила Нельга шепотом. – А человеческая твоя половина, чего хочет она?
– Человеческая…
Эмил недоговорил. Нельга напряженно ждала продолжения. Ей вдруг стало очень важно услышать правду, понять в конце концов, кто она для него: забавная игрушка, глупая девчонка, отдаленно напоминающая идеал, которым была для него мать, или что-то иное? «Я не люблю его, – думала Нельга, глядя под ноги, на черную холодную землю. – Я не должна его любить. Безумие посвящать свои мечты, мысли, свою жизнь демону. Я сойду с ума или умру, если буду рядом… С ним может жить только его мальчик-ведун, которому все равно где жить, только бы неподалеку были деревья. Эмил это понимает, и я это понимаю, поэтому мы молчим оба. Он делает вид, что презирает меня, я изображаю равнодушие. И все-таки он не может один. Его человеческая часть тянется к людям… ко мне».
– Люди очень хрупкие, – сказал колдун тихо, как будто отвечая на ее мысли. – Им так легко причинить боль, сломать… Я не имею права никого любить, заводить семью, детей. Я не могу позволить, чтобы это полудемоническое безумие продолжалось и дальше, чтобы мой ребенок почувствовал все то, что чувствовал я. Демоны должны жить в своем мире, им нечего делать на земле.
– А ты хотел бы стать настоящим демоном?
– Я хотел бы стать хоть кем-нибудь настоящим до конца, а не наполовину. И сделать то, что хочу, тоже по-настоящему. Демон убил бы тебя, человек полюбил бы, увез из этой жалкой деревни или остался в ней вместе с тобой. А я не способен ни на то, ни на другое.
Эмил опустил руку ей на плечо, и девушка почувствовала, что ее снова пригибает к земле, как тогда, после его падения с лошади, когда она вела его к замку.
– Нельга, – прошептал он, привлекая ее к себе. – Я не люблю тебя. Знаешь ты об этом?
– Знаю, – ответила она так же тихо. – И я тебя не люблю.
Эмил тихо засмеялся и прошептал ей на ухо:
– Какие же мы с тобой глупые.
Нельга кивнула, сообразив вдруг, что чувствует в нем сейчас только вторую, человеческую половину. И пока она снова не исчезла, не растворилась в демонической, девушка крепко прижалась к Эмилу, обняла его, закрыла глаза. Он держал ее так нежно, бережно, будто продолжая думать о том, что «люди очень хрупкие», и боялся «сломать»…
– Пойдем домой, – сказала Нельга.
– Пойдем, – согласился он и повел ее не к своему Черному замку, а к ее маленькому домику.
Медвик крепко спал, свесив с печки руку и тихонько сопя во сне. Эмил погладил его по голове, уложил удобнее и укрыл.
– Не буди его, – попросила девушка. – Останьтесь сегодня у меня. Оба.
Колдун отошел от печки, потом, как показалось Нельге, огляделся с мучительной тоской, словно не находя себе места.
– Тебе здесь… не нравится? – спросила она, зная, что не должна обижаться, если он кивнет сейчас утвердительно, но все равно обидится.
