Виктор только пожал плечами. Порой менторский тон Тэль начинал раздражать. И тогда и впрямь хотелось — перемигнуться бы с Лой… а потом сгрести ее за плечи и…
Этот тракт, что вел к Оросу, заканчивался тупиком. Однако рачительные хозяева клана устроили в своей бухте пристань — и потому телег, порожних и с товарами, хватало. Иногда их немного подвозили, чаще бесплатно, порой за мелкие деньги.
Заночевали они прямо на обочине, вдали от других путников. Было довольно холодно, заснуть никто не мог, а пользоваться Силой Тэль категорически запрещала. Оставалось только одно — покрепче прижаться друг к другу. Тэль свернулась в клубочек, сонно засопела. Лой же, похоже, и не собиралась спать. И необходимостью «прижаться» воспользовалась весьма вольно.
— Какая ночь… — услышал Виктор ее мурлыкающий теплый шепот. — Какая сегодня замечательная ночь…
Острые коготки игриво пощекотали Виктора под подбородком. Лой знала, о, очень хорошо знала, где именно и как это сделать, чтобы лежащий рядом мужчина залился невидимым в темноте румянцем, словно неопытный мальчишка.
— Лой… не надо…
— Почему? — ее дыхание касалось его уха. — Ты разве не хочешь меня?
— Именно потому, что хочу, не стоит заниматься этим на обочине, — ответил Виктор Бог весть откуда взятой цитатой.
— Стесняешься Тэль? А давай и ее возьмем? — промурлыкала Лой. — Забавно будет…
— Ну уж нет! — возмутился Виктор. — Хватит, Лой!
Волшебница обиженно отодвинулась.
— Смотри, потом пожалеешь.
— Не сомневаюсь, — буркнул Виктор.
Но тело его со столь целомудренным решением никак не соглашалось. Он провалялся без сна битый час, слушая дыхание спящих женщин — и прекрасно понимая, что Лой откликнется на легкое прикосновение, откликнется весело и умело, со всем неугомонным пылом и огромным опытом… столетним, если верить Тэль.
Вот эта мысль и помогла расслабиться.
И сразу же накатил сон. Знакомый.
Виктор даже скрипнул зубами, когда понял, что под ногами — сияющий белый песок, небо — тускло мерцающая пелена, а рядом плещут черные волны.
— Сволочь!
Он закрутился на месте, пытаясь найти Обжору.
— Никуда я не пойду, слышишь? Не нужны мне твои тайны! Чтоб ты сгнил здесь!
Сгоревшие обломки лаборатории уже затянуло мхом и травой. Фиолетовый лес дрожал под порывами ветра. А далеко впереди, у склона гор, поднимались в небо клубы белого дыма.
— Не пойду я туда! — вновь крикнул Виктор. Уже понимая, что пойдет, никуда не денется, и ему продемонстрируют что-нибудь тягостно-неприятное, а то и просто омерзительное…
— Мяу…
Он обернулся и увидел, как по кромке прибоя, мягко отпрыгивая от набегающих волн, идет рыжая кошка. Вроде бы — та же самая, что смотрела на него в разрушенном городе.
Догадка казалась безумной.
Виктор присел на колени и протянул руку:
— Киска… а ты часом…
Кошка села и принялась умываться. Синие глаза насмешливо следили за Виктором.
— Погоди! — раздалось от леса. Сквозь осоку бежал Обжора, смешно спотыкаясь и причитая. — Это что за наглость… ему ж еще бродить да бродить… брысь, проклятая! Брысь!
Кошка, насмешливо глянув в сторону Обжоры, напружинилась — и прыгнула Виктору на грудь. Мяукнула в самое лицо, касаясь щеки теплой лапкой…
…Виктор открыл глаза. Качалось звездное небо, и на фоне его — женская головка с распущенными волосами. Лой поцелуем закрыла ему рот, ответила на невысказанный вопрос:
— Ты кричал, тебе страшный сон снился… Расслабься, расслабься, Виктор…
Ее ладонь скользнула по щеке.
— Небритый… — тихо и ласково сказала Лой. — Не бойся, сон ушел. Мы, Кошки, умеем отгонять дурные сны…
— Спасибо, — тихонько ответил Виктор.
— А твоя подружка, — с внезапной насмешкой сказала Лой, — даже не проснулась!
— Она маленькая уставшая девочка…
— Ага, — без всякой убежденности поддакнула Лой. — Маленькая девочка… волшебница Неведомого клана… Но я-то, я — взрослая женщина.
Она задышала Виктору в самое ухо.
— Эта паршивка, Тэль, она тебе, наверное, наговорила всяких гадостей про меня? Что мне двести лет, что я спала со всеми мужчинами, кого только видела?
— Ну… не совсем так…
Виктору было не по себе. Лой уже прижималась к нему всем телом.
— Все она врет! — яростно сообщила Лой. — Мне не двести лет… гораздо меньше. И к кому попало в объятия я не кидаюсь!
Помедлив, она добавила:
— К тебе — да. Я… если ты…
Виктор понял, что борьба бесполезна. В первую очередь потому, что бороться не было ни малейшего желания.
Он впился в мягкие, горячие губы Лой.
Да сколько бы ей лет ни было!
Хоть триста!
Ловкость у Лой и впрямь была кошачья. Руки скользили, в то время как они продолжали целоваться, Виктор и опомниться не успел, как был раздет, а Лой обнажена. Это напоминало не то изнасилование, не то совращение — только в роли насильника выступала женщина.
То, что в паре метров мирно посапывала Тэль, лишь добавляло происходящему остроты.
— Наконец-то, наконец-то ты со мной… — шептала Лой. В этом была не столько влюбленность, сколько радость победительницы — и все же это льстило. Так начинающему, но уже популярному певцу льстят юные поклонницы, правдами и неправдами прорывающиеся в гостиницу, ночующие под дверями квартиры…
Виктор не заметил, как сменились их позиции, как он оказался над Лой, покорной, отдающейся ему не то чтобы с безумной животной страстью — а с той радостной женской покорностью, что составляет саму основу секса.
Все заняло не много времени — хотя Виктору почему-то казалось, что игра могла длиться всю ночь и это доставило бы обоим только удовольствие. Но, видимо, Лой решила не зарываться… В какой-то миг он почувствовал, как напряглись и отвердели ее мышцы, как потом стало мягким и податливым тело, а затвердевшие соски расслабились. Лой шумно вздохнула, вжалась в него, давя счастливый стон. Лишь руки обнимали по-прежнему крепко, будто молили — «не уходи».
Ушла она сама, через полчаса, когда они повторили все еще по разу. Тихонечко отползла, на прощание прижавшись губами и прошептав:
— Спасибо… Я не буду требовать большего…
Виктор был благодарен ей за это. Сил не осталось, он чувствовал себя выжатым насухо.
Другое дело, что такой приятной усталости давно не доводилось испытывать…
И больше в эту ночь ему ничего не снилось.
Он проснулся, когда наступило утро. Холодное осеннее утро. Было еще темно, солнце пряталось за отвесными кручами, ущелье заливал промозглый туман, по-питерски липкий и противный.
