Поэтому в дворцовом саду цветут розы?..
— Что-то Алья запаздывает. — Морти набросила себе на плечи фиолетовый плащ, спустившийся до пола тяжёлыми складками.
— А он должен прийти?
— Конечно. Будет следить за ходом переговоров. — Натягивая плотные атласные перчатки, принцесса кивнула на тот самый стол. Там была начертана гексаграмма, посреди которой лежало знакомое зеркало.
— А зеркало зачем? У него ведь есть управляющее кольцо.
— Зеркало для того, чтобы Дэнимон, Криста и Навиния тоже всё видели, — в ответ на моё недоумение Морти пожала плечами. — Это была идея Лода. Чтобы они следили за ходом переговоров.
В компании Альи? Замечательная идея — заставить принцессу сидеть рядом с её насильником, да ещё за тем самым столом.
Хотя вряд ли Лод делает что-то, не подумав. У него на всё есть причины.
И когда я задумалась, знает ли Морти о том, что её брат сделал с Навинией, дверь в покои пленных распахнулась.
Дэнимон вышел первым, ведя за руку Кристу. Следом с истинно королевским достоинством вышагивала Навиния, за ней — Восхт, угрюмо опустив взгляд. Замыкал шествие Лод, шедший легко и беззаботно, точно на чаепитие.
— Принцесса. — Дэн учтиво поклонился Морти, и Восхт последовал его примеру. Навиния лишь дёрнула плечом и, не дожидаясь ничьих указаний, преспокойно уселась за стол, чинно расправив юбку. Криста дёрнулась было — не то для поклона, не то последовать за ней… но, передумав, просто отвернулась.
— Принц, — спокойно ответила Морти, склонив голову в ответ.
— Будем надеться, что всё пройдёт успешно, — любезно изрёк эльф. — Для нас и наших королевств.
— Я всем сердцем уповаю на то же.
Как трогательно. Прямо не скажешь, что Дэнимон в плену, — будто на званый ужин пришёл. Похоже, окончательно смирился с происходящим.
Но наблюдать за этим мне нравилось куда больше, чем за пикировками светлых с Альей, который как раз вошёл в гостиную.
Ему Дэнимон кланяться не стал. Как и никто другой, впрочем. Тёмные — потому что были не в тех отношениях, чтобы кланяться. Светлые — потому что не собирались переламывать себя. Впрочем, Алье явно было плевать на поклоны: что-что, а самооценка у него не страдала.
Повелитель дроу посмотрел на Навинию. Та смотрела на него в ответ.
И то, как они смотрели, порядком меня удивило.
Я ожидала ледяного презрения или обжигающей ненависти — от неё, я ожидала сального взгляда и гадких усмешек — от него… но не было ни того, ни другого. Лишь её смущение, краской вспыхнувшее на смуглых щеках, и упрямо сжатые губки, явно призванные это смущение скрыть. И тяжёлое, пытливое внимание, с которым он вглядывался в её глаза, словно без слов задавая вопрос, на который не знал ответа.
Словно здесь и сейчас они были только вдвоём.
Минутку. Ей что, правда… понравилось?
О, нет. О, нет, нет, нет! Только не говорите, что Навиния тоже стала жертвой законов жанра! Всё тех же паршивых любовных романов — и одного из штампов, так любимого авторами подобных нетленок. Под названием «она не хотела, но она хотела», или «её тело предало её».
Потому что насилие — точка в отношениях. И никак не начало.
Но неужели он действительно жалеет?..
Морти подозрительно прищурила один глаз. От неё тоже не укрылись странные взаимоотношения брата и принцессы людей.
— Все уже здесь, — наконец сказал Алья, первым отведя взгляд. — Значит, пора?
— Пора, — кивнул Лод.
Повелитель дроу подошёл к сестре. Обнял молча, крепко, нежно.
Так, как я от него не ожидала.
— Я бы пошёл с тобой, если б мог, — сказал он потом.
— Я знаю, — ответила Морти. — Всё хорошо. Я справлюсь, Алья. В следующий раз ты пойдёшь туда со мной. — Она быстро посмотрела в сторону Лода. — И не только ты.
Дроу запечатлел на её лбу долгий поцелуй.
— Идите. Я буду молиться за тебя. — Взгляд Альи скользнул в сторону, чтобы задержаться на моём лице. — За вас обеих.
Наверное, это было наивысшее признание моих заслуг, которого я могла удостоиться.
В знак благодарности я склонила голову и, сложив ладони в молитвенном жесте, поднесла их к губам. Надеясь, что меня поймут, и поймут правильно.
— Идёмте, — коротко велел Лод.
Он увлёк Морти к лестнице, Дэнимон на прощание сердечно хлопнул Восхта по плечу, и мы с колдуном светлых направились следом за колдуном тёмных.
— Что это было? — осведомилась принцесса, когда мы покинули башню. — Алья и Навиния…
— Наши сердца порой такие непредсказуемые, — беззаботно откликнулся Лод.
Я покосилась на Восхта, но тот промолчал. Видимо, не решился ничего говорить.
Как и я.
Раз уж эта парочка твёрдо намеревалась скрыть свой грешок…
До дворцовых ворот добрались быстро. При ходьбе я ничтоже сумняшеся опиралась на знамя, как на трость, и древко стучало по камню в такт моим шагам.
— Я отправлю вас на площадь перед дворцом Повелителя эльфов, — сказал Лод, выведя вражеского колдуна из сада, придерживая за плечо. За воротами было пусто, для дроу давно настало время сна. — Если всё пойдёт, как мы рассчитывали, там вас уже ждут.
— Звучит довольно мрачно, — заметила я.
— Надеюсь, действительность окажется иной. — Лод коснулся ладонью серебряного круга на шее у Восхта. — Рестрикхьюнор фьор моге, йох хьютто дэ.
Моих познаний рандхейвского хватило, чтобы перевести заклинание как «ограничения на магию, я снимаю вас».
— Теперь ты можешь колдовать, — бросил Лод, когда руны на ошейнике полыхнули белым сиянием. — Но с ограничениями, которые я наложил ранее… даже не пытайся обратить силы против тех, кого я велел охранять.
— И не думал, — проворчал Восхт, морщась и потирая шею. Кажется, серебро нагрелось слишком сильно.
— Чудесно. Люблю иметь дело с сообразительными людьми.
Лод, отвернувшись, размашистыми движениями начертал в воздухе руны, проявившиеся зеленоватыми линиями, слабо светящимися. Они осели на тёмный камень, которым в городе дроу мостили дороги, и сложились в ещё одну гексаграмму.
Когда она засияла в вечной ночи изумрудным, жутковато-кладбищенским светом, Лод отступил на шаг — чтобы взять ладони Морти в свои.
— Я буду следить за вами. Неотрывно. Не бойся.
— Я знаю. — Принцесса улыбнулась из-под глубокого капюшона. — И я не боюсь.
Их прощальный поцелуй был долгим, чувственным — и странно целомудренным. Обычно прилюдный обмен слюнями меня смешил, но эти двое… их поцелуй был красивым. Таким же, как они сами. Таким же, как их пара.
И не вызвал во мне ни ревности, ни зависти, лишь тихую грусть. От осознания, что тот его поцелуй, вернувший меня к жизни в самом начале этой истории — был первым и последним.
