– Ты что, сдурел?! – Алёшка рысью бросился на меня, перехватил руку с артефактом. – Не смей!
– Лучше так, – огрызнулся я, пытаясь высвободиться. – Он всё одно не жилец. От «стрелы» ли помрёт, от «убедителя»… но хотя бы Россию спасём.
Алёшку, однако же, довод мой не убедил, и руку с пулькой держал он крепко. Как тут нацелишься? Ещё, пожалуй, заряд стрелы по нему же и шарахнет.
– Воины! – продолжал заклинать Костя. – Да войдёт в сердца ваши слово моё, и никто уже более не поколеблет вас! Быть же по слову моему!
И он с натугой, точно барабанную палочку, разломил кристалл пополам. Тут же хлопнул воздух… почему-то не вверху, а сзади, а мгновение спустя вспыхнул на всех гранях пронзительный голубой цвет – точно солнце превратилось в миллион полевых васильков. Костя же сверзился с вышины, упал на вытянутые руки, мгновенье молчал – а потом взвыл от боли.
Мы с Алёшкой ринулись к нему, забыв о «непускайке» – и правильно сделали. Невидимая стена исчезла, и ничто уже не помешало нам подбежать к телу.
Душа в нём пока что оставалась. С трудом приподняв голову, Костя проговорил спокойно и ясно:
– Вот и всё! Дело сделано!
– Зачем? – ошалело выдохнул Алёшка, присев рядом с ним на корточки, коснулся пальцами лба.
– Потому что надлежало Россию спасти! – Костин голос стал тише, будто говорил он через подушку. – И Викторию Евгеньевну тоже. Уж лучше я… по мне меньше плакать будут.
– Сильно расшибся? – глупо спросил я. – Боль снять или сам?
– Руки и грудь, – соизволил обратить на меня внимание Костя. – Да какая разница? Скоро всё равно растаю в Сумраке.
– Сейчас переверну тебя на спину. – Я тоже опустился на корточки и осторожно коснулся его плеча.
– Стой! Не делай этого! – раздался сзади встревоженный женский голос. – Может ведь быть перелом позвоночника!
Её сиятельство графиня Яблонская, оказывается, уже минуту стояла за нашими спинами. Белое платье, жёлтые одуванчики под ногами, синее небо вверху. Не было только живописца, способного запечатлеть сию картину.
– Пустите, – велела она и, не заботясь о чистоте своих одежд, села рядом с нами, опустила ладонь ему на затылок. – Костя… Костенька! Как же ты так? Ну зачем?
И я впервые увидел, как по щекам железной предводительницы Светлых, Великой Матери, покатились слезы, как затряслись её плечи.
Костя, похоже, сумел это ощутить – несмотря на ломавшую его боль.
– Не надо, – прошептал он. – Не рыдайте обо мне. Так, видать, предначертано Светом. Я всё равно не смог бы жить без вас. А вы не плачьте. Вам сейчас нужно быть сильной. Ведь всё только начинается! И как без вас удержать наше дело в чистоте?
– Давай всё же сниму? – нарушил я затянувшуюся паузу. – По крайней мере не в муках уйдёшь.
И потянулся в Сумрак за силой. Сейчас достану сейчас наложу простейшее заклятье «не боли».
С тем же успехом я мог бы достать с неба солнце.
Сумрак отторгал меня, связь между мною и тенью разорвалась, и внутри было совсем пусто.
Я оглянулся на Алёшку и графиню. Судя по их растерянным лицам, то же ощущали и они. Лопнули все наши ранги, иссякла сила. «Что ни умножай на нуль, – мелькнуло в памяти одутловатое лицо учителя Нила Ильича, – всё одно получится нуль».
А это очень скверно – быть нулём.
Утро это, однако же, не переставало удивлять. Тревожное молчание наше прервано было новым звуком. По-разбойничьи свистнул ветер, обдал зимней стужей наши лица – и в десяти шагах раскрылось в воздухе отверстие, откуда и тянуло холодом. Спустя миг вышел из чёрного жерла на солнечный свет не кто иной, как дражайший мой дядюшка Яник.
Одет он был строго официально – парадный мундир с орденами, треуголка, в надраенных до зеркального блеска сапогах отражалось не только солнце, но даже и одуванчики.
– Утро доброе, – сообщил он, не делая, однако же, ни шага навстречу. – Вижу я, события развиваются бурно? И даже, мнится мне, с трагическим уклоном? А меж тем так бы оно и было, не найдись кому обо всём позаботиться. Виктория, может, поздороваемся?
– Сгинь! – коротко бросила она. – Не до тебя, Януарий. Будь человеком, дай проститься. Потом уж с тобой счёты сведём.
– Вот так уж прямо и проститься? – ухмыльнулся дядюшка, отцепил с пояса ножны со шпагой и опёрся на неё, будто на трость. – А я ведь что притащился-то? Настала пора поговорить… со всеми вами. Только сдаётся мне, что все помыслы ваши о другом сейчас. И потому давайте уж сразу устраним помеху нашей беседе.
Стоя на том же месте, протянул он правую ладонь к лежавшему навзничь Косте и заговорил тем голосом, каким нянюшки общаются с младенцами:
– Уходи, боль, уноси соль, разрази гром, приноси ром! У Дидро боли, у Руссо боли, у Вольтера боли, а у Кости не боли!
Потом, обернувшись к нам, пояснил:
– На самом деле ничего страшного. Упал неудачно, ладонь из сустава выбило, рёбра ушибло, одно треснуло. Минуты через две всё пройдёт.
– Да разве ж в этом дело? – горько заметил Алёшка. – Всё одно ему помирать! «Убедитель» же лопнул!
– Видите ли, Януарий Аполлонович, – пояснил я, – заблуждались вы с «белой водой». На самом деле надлежало бы вам за другой цацкой охотиться. Только вот какая незадача: убивает эта цацка того, кто её применит. Костя, увы, ловчее оказался.
Не было сейчас у меня никакого желания таить от графини то, чего всего тремя днями ранее не могла она допытаться на допросе. Да и с дядюшкой выяснять отношения не хотелось. Всё это сейчас отступило перед лежащим в двух шагах телом. Вот странно: кто он мне, этот Костя? Не родич, не друг, не сослуживец… разве что одномастец, да и то поневоле. Однако же умирает он, и внутри у меня застыла глыба льда. На сей раз – без чьих-либо заклятий.
А тело между тем завозилось, опёрлось на руки, встало. И побрело за свалившейся шляпой – хотя совершенно безуспешно. Костя не дошёл до неё всего какой-то жалкий аршин – но дальше двинуться у него не получалось.
– И не пытайся, – улыбнулся дядюшка. – Кстати, к вам это тоже относится. Окружил я вас «непускайкой» и сниму её, только когда наговоримся мы всласть. Это чтобы глупостей не делали – чтобы с кулаками на меня не кидались, чтобы сбежать не пытались. А предупреждая лишние вопросы, поясню: магию вам заклинило временно, и не я то сотворил, а кристалл, который любезнейший Константин Сергеевич пять минут назад сломал. Что, не верится вам, Константин Сергеевич? Другого результата ждали? Неужто не заметили, что господа воины ваших героических воззваний даже и не заметили? Кушают себе и кушают… А почему? А потому, что употреблённый артёфакт только то и сотворил, что заклинил магию всем Иным, находящимся в радиусе версты. Заодно и небольшой Кружок Невнимания создал, чтобы не смущать людей вашими полётами. Ишь, чайка какая нашлась!
