— Что-то не так с одеждой? — спросил Тём минут через пятнадцать.
— Нет.
— Тогда найди другое применение глазам или это сделаю я, — он дошел до конца тропы и обернулся, но посмотрел не на меня, а дальше, туда, откуда мы начали свой путь.
— Одежда не для леса, — я тоже обернулась, но ничего необычного не увидела: деревья, кусты, тропинка… — Ты пришел по стежке?
— Да.
Мужчина сошел с тропы и стал забирать левее. Растительность стала плотнее, но пройти еще можно было.
— Здесь есть переход? Далеко? Почему я не знаю?
— Да. В километре севернее. Тебе этот переход без надобности, на машине не проехать. А теперь заткнись и шагай.
Шагали мы около часа, монотонно и беззвучно. Я давно перестала ориентироваться, и, если ветер сейчас исчезнет, меня ждет судьба Граниных, ночевка в лесу, переохлаждение и смерть.
Тём опять остановился, посылая еще один прищуренный взгляд назад.
— Что?
— По твоим следам идет человек.
— Кто? Как?
— Не знаю и мне все равно, — он продолжил движение, — уже скоро.
— Мы разве не должны уйти, спрятаться или еще что?
— Зачем? Он нагонит нас минут через двадцать, — ветер скользнул сквозь ближайшие кусты, и тяжелая ветка задела меня по лицу. — Когда добыча сама идет за тобой, вообразив себя охотником, не вижу смысла ей мешать.
Я зашипела, прижав руку к саднящей губе. Святые, он сделал это специально!
К месту последней ночевки Граниных мы вышли минут через десять. Три сосны срастались в одну, плотно прилегая друг к другу стволами. С одной стороны, корни то ли были подрыты животным, то ли подмыты ручьем, журчание которого слышалось неподалеку. Под этими корявыми отростками начиналась неглубокая вытянутая яма, назвать которую оврагом язык не поворачивался.
— Здесь, — указал на мешанину прошлогодней листвы, веток и камней Тём, — раскапывай сама. У тебя четверть часа, потом я ухожу. — Он развернулся и скользнул за строенный ствол, мне понадобилась доля секунды, чтобы потерять его из виду.
Я присела на краю ямы, несколько комьев земли скатились вниз. Что дальше? Не раскапывать же в самом деле. За столько лет кости должны основательно врасти в землю, и, даже если я их найду, они мне ничего не скажут, все, что можно, узнали еще тогда по горячим следам. Теперь я сама не знала, почему так стремилась сюда.
— Кто вы? Что здесь делаете? — Резкий голос вырвал меня из раздумий.
Я обернулась, в пяти шагах позади стоял тот самый старикан, так лихо поднимавший мешок с картошкой, но на этот раз в его руках была двустволка. Пока дулом кверху.
— Меня зовут Ольга, — я медленно поднялась. — А вы?..
— Олег Павлович, лесник здешний. За каким лешим вас понесло к проклятому ручью? Потеряшек мне здесь и не хватало.
— К проклятому ручью?
— А, — он махнул рукой, — не обращайте внимания, дети страшилки придумывают, я за ними и повторяю, глупость — она прилипчивая.
Мужчина накинул ремень на плечо, закидывая ружье за спину.
— Нечего вам тут бродить, не ровен час заплутаете, — пробурчал уже более миролюбиво лесник.
Ему на вид было лет шестьдесят, густая, хоть и полностью седая голова, кожа цвета меда, коренастый, узловатые руки, светло-карие выцветшие глаза. Те же черная телогрейка и резиновые сапоги, что были на нем пару часов назад. Он шел за мной с незначительным отставанием, я была не настолько незаметной, как воображала себе. Он или старушка, которую он называл Татьяной, вероятно, видели меня: перед дорогой большое свободное пространство и подходы к лесу как на ладони.
Стоило вспомнить сцену у столовой, как до меня дошло, что именно я видела. И слышала. Таких совпадений не бывает.
— Она назвала вас «Вощажником»? Вы Олег Вощажников?
— Э-э-э, ну да. Я лесник тутошний.
— Вы сами жили в пансионате «Итварь» в 1965 году, вы знали Матвея Гранина! Вы съели его пряник!
Мужчина вздохнул и посмотрел с сомнением.
— Это ж когда было-то.
— Нет, такое не забывается, — я подошла ближе. — Матвей пропал, ушел в лес вместе с матерью и не вернулся.
— Кто вы, дамочка? — Он нахмурился. — Из газеты? Кому-то еще интересна та история? Спустя столько лет? Не смеши.
— Нет, я…
Приезжая сюда, я никак не думала, что встречу живого очевидца. Почему никто не подумал о детях? Мне, к примеру, в шестьдесят пятом было четыре года, Матвею и Олегу по десять.
— Я… Гранины — мои родственники, — нашлась я с ответом, — в семье до сих пор не знают, что с ними случилось, вот я и подумала…
— Вообразила себя сыскарем, да? — Старикан покачал головой. — Ну, а в лес зачем поперлась? Что за молодежь нынче пошла… Нет бы подошла, как человек, так и так, дядя Олег, мол, расскажите. Чайку попили бы в тепле, моя Танюха знаешь какие пирожки печет!
Я не знала, и, честно говоря, мне было все равно. Я смотрела на Олега Павловича большими умоляющими глазами. Он оглянулся, недоумевая, что мы забыли в этом лесу, но, смягчившись, все же сказал:
— Дык, я и не знаю ничего такого. Меня бабушка Валя, царство ей небесное, раньше забрала. Я видел Матвея в последний раз за завтраком, даже не знаю, когда его мать приехала. Помню, удивился, не увидев его перед ужином. И все.
— Все? — я не смогла скрыть разочарование в голосе.
— Да, — он извиняюще улыбнулся, — следователь был недоволен, стыдил, взывал к пионерскому долгу, на отца Матвея, Гранина-старшего, все указывал, мол, имей совесть, посмотри, как плохо человеку, дык… что мне придумывать было, что ли?
— Нет, придумывать не стоит, — я отвернулась к яме.
— Дык, я так подумал, хоть и на всю жизнь запомнил, какое страшное было у него лицо. У отца, не у следователя. Я его потом поэтому и узнал. За эти годы он совсем не изменился.
— Простите, — я посмотрела на старика, — вы видели Сергея Гранина несколько лет спустя? Где?
— Дык, здесь, — он мотнул головой, — в «Итвари» то есть. Лет девять, нет восемь прошло, я в пед поступил, на заочное, а сюда помощником воспитателя устроился, Танюшку свою встретил, дык почитай здесь всю жизнь и провели.
— А Гранин что?
— Ничего, — лесник пожал плечами, — прошел мимо, меня, само собой, не узнал, а у меня духу не хватило подойти. Больше я никогда его не видел.
— Через восемь лет, — задумалась я, — в семьдесят третьем?
— Точно.
— Во что он был одет, не помните?
Старик развел руками:
— Извиняй, красавица, такое и Танюшка моя не вспомнит, а память у женки дай бог каждому.
— Олег Павлович, хотя бы попытайтесь, ведь была зима, так? Он явно не в рубашке приехал.
— Да зачем тебе это, — недоумевал лесник. — Хотя постой, ведь, правда, морозы стояли крепкие, вроде шапка-ушанка была… не завязанная, тулуп, или нет, ватник… нет, не вспомнить, извиняй.
