— Ты мог меня выкупить! — выкрикнула она.
— Да, я мог себе это позволить.
— Но ты этого не сделал!
— В то время, будучи рабыней, ты бы доставила мне определенные неудобства, — возразил я.
— Что значит «будучи рабыней»? Ты мог меня освободить!
— Насколько я помню, ты очень хотела стать свободной.
— Да! — Глаза девушки сверкали гневом.
— Тогда я еще не знал, что в глубине души ты — истинная рабыня, — сказал я.
Велла покраснела.
На Горе говорят, что только истинные рабыни просят об освобождении. Никому больше такое не придет в голову, потому что за подобными просьбами следует не свобода, а лишь ужесточение режима содержания и более суровое обращение. Когда Талена, дочь Марленуса из Ара, в официальном письме попросила освободить ее, он отрекся от нее на мече и медальоне города. В результате она потеряла все свои привилегии и перестала считаться его дочерью. Через Самоса мне удалось ее освободить и переправить в Ар. Марленус приказал заточить лишенную всех гражданских прав девушку в центральную башню, где она жила, невидимая и, по сути, несуществующая для других.
— Нет! — кричала Велла. — Ты был обязан освободить меня! Обязан!
— Ты слишком красива, чтобы быть свободной, — сказал я, и Велла закусила губу.
— Я рада, что выдала тебя Ибн-Сарану, — сказала она. — Я не жалею о том, что дала против тебя ложные показания в Девяти Колодцах. Накажи меня.
— Я не собираюсь наказывать тебя за то, что ты выдала меня Ибн-Сарану, — сказал я. — Равно как и за то, что ты показала против меня на суде в Девяти Колодцах.
Она злобно смотрела на меня.
— Разве твой хозяин Ибн-Саран не приказывал тебе оклеветать меня на суде?
— Приказывал.
— Ты хорошая рабыня. Бросьте ей конфету, — попросил я, обращаясь к стоящему рядом воину.
Конфета полетела к ногам рабыни.
— Съешь, — приказал я. Велла повиновалась.
— Тебя накажут только за то, что, будучи рабыней, ты не доставила мне удовольствия.
Она с ужасом посмотрела на меня:
— За такую малость?
Я махнул стоящему неподалеку воину. Судя по белому бурнусу и черной каффии с белым агалом, это был аретай. Он швырнул мне плеть.
Велла смотрела на меня широко открытыми глазами. На Земле женщин не наказывают, что бы они ни выкинули. Она не могла поверить, что я поступлю с ней как с горианской рабыней.
— Подними плеть! — приказал я.
— Никогда! — гордо вскинула голову Велла. — Никогда! Никогда!
— Принесите мне песочные часы на одну ену — Мою просьбу тут же выполнили. На Горе день длится двадцать анов, в одном ане сорок ен. Это примерно соответствует земным часам и минутам. Одна ена состоит из восьмидесяти ин. Ин чуть-чуть короче земной секунды.
Часы перевернули.
Она смотрела на струящийся песок.
— Ты никогда не заставишь меня это сделать, Тэрл! — Велла повернулась ко мне: — Я не жалею, что предала Царствующих Жрецов! Я рада, что служила куриям. Я рада, что выдала тебя Ибн-Сарану. Я рада, что оклеветала тебя в Девяти Колодцах! Ты понял? Я этому рада!
Четвертая часть песка пересыпалась в нижнюю колбу.
— Ты не освободил меня в Лидиусе! Ты оставил меня в рабстве!
Высыпалась половина песка. Она переводила взгляд с одного лица на другое, но воины оставались равнодушными к ее крикам. Тогда она снова уставилась на меня.
— Конечно, я улыбнулась в Девяти Колодцах! Я хотела, чтобы тебя упекли в Клим! Я хотела тебе отомстить! Только ты сбежал. Конечно, я издевалась над тобой из окна в касбахе Ибн-Сарана. В Климе же нет ни одной бабы! Желая тебе досадить, я швырнула тебе пропитанный духами шелковый платок, чтобы ты помучился в походе. Да, я послала тебе воздушный поцелуй, потому что меня переполняла радость победы! Да! Да! Я смеялась над тобой, когда ты был беспомощен! И это доставляло мне огромное удовольствие!
Осталось не более четверти песка. Велла с несчастным видом следила за тем, как песчинки перетекают в нижний сосуд.
— Я была жестокой и мелочной, Тэрл. Прости меня.
Песок почти весь высыпался.
— Я женщина Земли! — закричала она. — Земли!
Там не наказывают женщин. Там принято их прощать.
— Прости меня, Тэрл! — зарыдала она. — Прости меня! Теперь она была обыкновенной горианской рабыней.
— Я никогда не подниму плеть! — крикнула она.
Затем, испуганно завопив, за мгновение до того, как из верхней половинки часов высыпалась последняя песчинка, она кинулась к плетке.
— Как положено в Тахари! — сказал я.
Велла застонала и опустилась на колени. Воины равнодушно смотрели, как она зубами подняла с пола плеть.
— На колени!
Велла растерянно повиновалась.
— Не поднимаясь, разденься!
Она сердито стянула с себя грязную тряпку. Затем Велла встряхнула волосами и выпрямилась. По залу пронесся одобрительный ропот. Какой-то воин по горианскому обы-
чаю шлепнул себя по левому плечу. Остальные последовали его примеру. Она стояла на коленях, а мужчины аплодировали ее красоте. В то мгновение она была по-настоящему гордой Как все-таки прекрасны женщины! А эта принадлежала мне.
На ней не было ошейника. Тот, на котором стояло имя Ибн-Сарана, я уже снял. Позже я надену на нее свой. Она была обнажена, если не считать привязанной к ноге тряпке и, наверное, странно смотревшегося выцветшего куска шелка, повязанного на левое запястье.
Сжимая в зубах плеть, Велла смотрела на меня.
— А теперь иди в свою бывшую спальню. Там тебя выпорют.
Велла покинула зал — рабыня на пути к исправлению. Я обернулся к стоящему рядом воину:
— Присмотри за ней.
Он вышел вслед за девушкой.
В таких случаях стражника приставляют не для того, чтобы не допустить побега рабыни. Из касбаха убежать невозможно. Как ни странно, но в его задачи входит защищать девушку от других рабынь. Он же, разумеется, занимается воспитанием своей подопечной. Девушка, которую воспитывают, чрезвычайно уязвима. Ей не разрешается одеваться, ей запрещено даже говорить, ибо в зубах у нее постоянно находится плеть. Выронить плеть означает заработать двадцать дополнительных ударов. Среди рабынь процветают зависть и соперничество. Любопытно, что чем красивее рабыни, тем сильнее становится их взаимная неприязнь. Невольницы злорадствуют, когда самых красивых из них подвергают дисциплинарным наказаниям. Для них это лишняя возможность поиздеваться над попавшей в опалу соперницей. Как правило, девушек в касбахах держат на цепи, но многих расковывают, чтобы они могли исполнять какую-либо работу.
Со стороны остальных рабынь Велле угрожала настоящая опасность. Они были чрезвычайно рады увидеть привилегированную невольницу ползущей по полу с хлыстом в зубах.
