— Ага, — тут же ядовито заметил Сэдрик, — а скажут…
Эральд рассмеялся:
— Дружище, после всего, что мы наворотили, тебя ещё волнует, что они скажут?! — и Сэдрик ухмыльнулся в ответ.
Потом Эральд перевязывал Сэдрика — и порадовался состоянию раны. Она выглядела просто замечательно, словно не сутки прошли с момента выстрела, а неделя минимум.
— Дар, — сказал Сэдрик убеждённо. — Даже если один раз дотронешься — и то… Видал дракона? А я тебя поминутно дёргал. Дело идёт быстро, уже и рукой двигать могу, — и повёл плечом, но Эральд заметил, что безразличное выражение лица далось его другу непросто.
— Не надо пока двигать рукой, — сказал он. — Успеешь, дай дырке зарасти как следует.
Они уже собирались лечь спать, когда в королевскую опочивальню без стука заскочила пышная белокурая дамочка лет двадцати пяти с ворохом простыней. Её разрумянившееся лицо в первый момент просто сияло — но это сияние вмиг погасло, превратившись в ужас, когда дамочка увидела Сэдрика.
— Ах, ва… государь… — пробормотала она. — Я… может…
— Вы заведуете постельным бельём, сударыня? — обречённо, но вежливо спросил Эральд. — Да? Спасибо, бельё, кажется, в порядке. Я буду спать, если ничего больше не нужно, ладно?
— Лиабель, бельевщица… — пробормотала дамочка, не сводя взгляда с Сэдрика.
— Сэдрик, мой телохранитель, — сказал Эральд. — Всё хорошо, Лиабель.
Лиабель сделала реверанс и задом вышла из опочивальни. Эральд вздохнул: эту ситуацию он отлично понял и сам, без всяких объяснений. Он даже не предположил, что Лиабель пытается сделать карьеру: ещё в Петербурге не только ровесницы, но и взрослые женщины иногда начинали вести себя в обществе Эральда похожим образом. Кроме дара целительства и доверия четвероногих и пернатых, в королевский дар входила и женская любовь — порой срывающая с петель совершенно неожиданные двери.
На Земле Эральд как-то сделал глупость: дочь маминой подруги была хоть и старше его лет на десять, но очень хороша собой. Глупость стоила такого нестерпимого стыда на следующий день и таких невыносимых разговоров, что Эральд зарёкся навсегда.
— Ну вот, — сообщил Сэдрик, глядя в потолок. — Теперь растреплет всему свету, что ты спишь со мной. Некроманты — твари противоестественные, как известно, а тётки обидчивы.
Эральд попытался сдержать смешок — но прыснул:
— Зато цепляться не будут.
Но тут дверь опочивальни скрипнула снова.
— Однако… — удивился Эральд, но ошибся — это не Лиабель вернулась.
На пороге стоял мрачный Алвин.
— Ничего себе, — ещё больше удивился Эральд. — Что-то случилось?
— Я отвратительно сплю, — выдал Алвин жалобно и зло. — А там — вообще не могу. Мне нездоровится, ясно? Болит голова и вообще… я боюсь там спать, — закончил он неожиданно. — У меня врагов — полкоролевства, дворец ими полон доверху.
— Хорошо, — Эральд пожал плечами. — Оставайся тут. Тут не боишься?
— Нет. Я верю в некромантов… — Алвин сел на край громадного ложа, помолчал с минуту и вдруг обратился к Сэдрику. — А ты что-нибудь смыслишь в алхимии?
— Нет, — кажется, Сэдрик тоже удивился. — А надо?
— Надо, — Алвин взглянул на него почти умоляюще. — Послушай… ты умеешь делать микстуру для сна? А?
В этот момент Эральду показалось, что его брат сам на себя не похож — но такое он тоже где-то уже видел. Много, много раньше…
— Нет, прости, — сказал Сэдрик. — В алхимии я не разбираюсь вообще. Даже не касался никогда.
— А, святое дерьмо! — Алвин в отчаянии врезал кулаком в живот золотому ангелу, содрав костяшки пальцев. — Мне плохо! Теперь я буду мучиться всю ночь, а завтра что?! Cрань Господня, будь проклят Марбелл, предатель, трус, поганая сволочь!
— Алька, — тихо сказал Эральд, — успокойся на минуточку. Послушай.
— Вино не помогает! — рявкнул Алвин. — Засыпаю всё равно еле-еле, а на утро совсем худо, сука, сука! "Моё бедное дитя!" — проблеял он в ярости. — Гадина паршивая!
— Аль… сосредоточься, пожалуйста.
Алвин взглянул злыми и полными слёз глазами.
— Братишка, — сказал Эральд, — микстуру не надо. Человек привыкает, и не может заснуть без неё. Чем дольше пьёт эту дрянь, тем сильнее привыкает, тем тяжелее заснуть…
— А Марбелл-то — сука, точно, — сказал Сэдрик.
— Ребята, как вы думаете, а привычка к снотворному — это болезнь? Если болезнь, то, быть может, её можно вылечить наложением рук…
Алвин весь превратился в отчаянную надежду:
— Ты можешь…
— Только не накручивай себя и не жди, что сразу сработает. Иди сюда, ляг. Помнишь Божьи звёздочки? Представь их себе, представь себе небо… нет, глаза закрой. И расслабься.
Эральд дождался, пока Алвин устроится на королевском ложе, и положил ладонь ему на лоб. Алвин мотнул головой — и Эральд убрал руку, дотронулся только кончиками пальцев:
— И не думай ни о чём, кроме неба…
Стояла удивительная ночная тишина мира без автомобилей, самолётов и звукопередающих устройств — только ветер выл и свистел, гуляя по дворцовой площади, и еле слышно потрескивал фитилёк одной из трёх длинных белых свечей в золотом канделябре. Сэдрик заснул почти тут же, как его голова коснулась подушки; минут через десять Эральд понял, что спит и Алвин. Его лицо разгладилось и оттаяло во сне, и Эральд подумал, что королевский дар — пока недоисследованный и недооцененный навык. Дикий талант, который хорошо бы проверить экспериментальным путём.
Что-то подсказывало ему, что материала для экспериментов Святая Земля может предоставить в неограниченном количестве.
Средневекового завтрака в спальне не вышло: его сервировали в Белой столовой, по этикету столичного дворца. И Эральд думал, что опоздал, потому что рассказывал Алвину о деревне, голоде, сожжённой мельнице и трупах около проезжей дороги, а Алвин слушал, не прерывал — для него это было основательно внове.
Уже потом Эральд узнал, что король опоздать не может. Но сперва сильно смущался.
Джинера пришла в столовую первая. Она выглядела чистенькой и свежей, на ней было новое платье, тёмно-вишнёвое, скрадывающее ослепительную принцессину рыжину.
Занималась принцесса мелким вандализмом: дожидаясь остальных, выцарапывала что-то на оконном стекле алмазом своего перстня.
— Рыжая, ты что? — удивился Алвин, а Эральд подошёл ближе.
Джинера нацарапала четыре имени в классическом-классическом контуре сердечка. "Эральд", "Алвин", "Сэдрик", "Джинера" — и схематично нарисованная Святая Роза. Не на любовный союз намёк. Конфиденты, сказал Алвин.
