Глава двадцать седьмая. Мунин
Кто-то вышел из тени и остановился в свете костра рядом с женщиной с изуродованным лицом. У того, кто пришел, лицо тоже было обезображено и изрезано, в руке он держал спрятанный в ножны изогнутый меч.
– Еще рано, – проговорил он, – хотя я знаю, что смерть придет от воды.
Женщина не повернула головы от костра. Голоса, разносившиеся по вечернему воздуху, звучали где-то в отдалении, их было мало, но она знала, что они с братом здесь не одни. Вокруг них в лесу люди ставят лагерь. Она чувствовала их дыхание, ощущала тепло, исходящее от их животных, кисловатый запах страха на их коже: страха того, что осталось позади них, и страха того, что ждало впереди, в полумраке. Она понимала, что люди боятся ее, однако пришли сюда не для того, чтобы ее убить. Их голоса шуршали в кронах деревьев, словно листва:
– Что дальше-то?
– Она знает.
– Она Норна и сейчас ткет нить нашей судьбы.
– Чего она хочет?
– Чего они всегда хотят.
– Чего же?
– Смерти.
Хугин, не обращая внимания на шепчущие за спиной голоса, взял сестру за руку. Она тихонько сжала его пальцы. Он произнес только одно слово:
– Получилось.
Женщина невольно развернулась к нему, хотя и не видела его глазами. Когда она повернулась, шепоток вокруг стих.
– Я увидел ее лицо, – сказал Хугин. – Теперь мы изловим чудовище, это всего лишь вопрос времени. Не бойся, сестрица. Наша борьба и страдания принесут нам награду.
Мунин снова сжала пальцы брата.
– Ты встревожен, – сказала она.
– Ничего страшного.
– Ты встревожен.
– Волкодлак снова взял наш след.
– У него камень, поэтому я не вижу его. Однако тревожит тебя не это.
– Я уже видел ее раньше, – признался он.
Женщина накрыла его ладонь другой рукой.
– Здесь?
– Не здесь. Раньше.
– Все это уже случалось раньше. Она несет в себе могущественную магию. Ты просто увидел проблеск чего-то, вот и все.
– Чего именно?
– Ее и себя. В другой жизни. Это уже было открыто тебе. Она и раньше приносила смерть богу; если ее не остановить, принесет снова.
Хугин кивнул.
– В таком случае ее придется остановить.
Где-то заржала лошадь, человек заговорил, успокаивая ее.
– Кто это такие? – спросила Мунин.
– Отряд Греттира. Ролло его ненавидит. Их корабли были захвачены, и они вручили нить своей судьбы мне. Они здесь на тот случай, если будут нужны нам. Двести пятьдесят человек. Они нам нужны?
Женщина задумчиво склонила голову. У костра была сложена куча веток, судя по вытянутым листьям, ясеневых. Хугин взял одну и кинул в огонь. Потом снова сел рядом с сестрой, снова дал ей руку, слушая, как она поет:
Кровь, кровью рожденная.
Пламя, пламенем рожденное.
Смерть, смертью рожденная.
Снова и снова она повторяла эти слова, пока они не лишились всякого смысла и не сделались похожи на шум леса. Вокруг них что-то двигалось. Военный отряд теперь зависел от двух чародеев, но рядом с ними люди чувствовали себя неловко. Некоторые расхаживали по лесу взад-вперед. Некоторые уходили подальше в чащу и устраивались там на ночлег. Всего несколько человек остались посмотреть, как колдунья набрасывает на лес паутину из звуков.
Хугин чувствовал, как что-то шевелится в голове, как будто его мозг каким-то образом перекосило набок и одна половина стала гораздо тяжелее другой.
В голове рождались образы; он знал, что сестра использует его мысли, чтобы творить свою магию. У Хугина тоже имелись способности, обретенные через лишения, обряды и общение с богами, только он был мужчиной, и ему никогда не получить того, что есть у Мунин, – рун, символов, отображающих образы и энергии творения. Ее сила была куда больше, чем его собственная. Она сосредотачивалась на символе, который рос внутри нее, питался ею и сам питал ее, поддерживал, получая поддержку. Хагалаз, руна града, символ разрушения и перелома. Хугин почувствовал ее близость, когда сестра коснулась его разума, – завывающий ветер, колющий лицо, ледяные иглы, застилающие взор.
Когда его пробрал холод, он осознал, что они с сестрой слились в единое целое, их телесные оболочки были ничего не значащей деталью, ибо ничто не разделяло их умы. Он увидел мальчика в воде, беспомощного, с посиневшими от холода губами и побелевшей кожей. Нет, это не мальчик, это девушка, та, за которой они гонятся. Они знали, что найдут ее в церкви, так говорило их видение, однако они не смогли тогда рассмотреть ее лицо. Пытаясь вызвать ее образ, они видели лишь зазубренную руну, вольфсангель, и три ее значения: буря, волчий крюк и волк-оборотень. Теперь же Хугин рассмотрел девушку, и Мунин тоже. Разум Мунин не был слеп, и она видела девушку так же отчетливо, как если бы та стояла перед ней в свете костра. Ведьма поглядела в голубые глаза девушки. Затем вдохнула запах горящего ясеня.
Ясень – мировое древо, на котором держится все творение; его подгрызают змеи, живущие под землей в его корнях. Она мысленно повторила их имена. Нидхегг, пожиратель злодеев, Ермунганд, Гоин, Моин, Граввитнир и Грабак. Одного не хватало, того, которого она искала. Она видела, как мировое древо возвышается над ней, ее разум словно застрял в его ветвях, подобно луне, – сияющий шар, который заливает серебристым светом ствол дерева, отыскивая того, кто сейчас нужен. Она позволила себе упасть ниже, пролететь между листьями, в землю, к корням, под которыми шевелилась почва. Она, кажется, летела между извивающимися телами, ощущала вокруг себя пляшущие кольца, отчего по телу шли мурашки и делалось жутко. И вот она увидела его, того, которого искала.
– Свафнир, – сказала она. – Сокрытый.
Хугин и Мунин ощущали шевеление змея в пещере их объединенного сознания, он сверлил их мысли, словно червь почву, обвивался вокруг тонкой перекладины руны града, зачаровавшей его. А затем внутри них как будто что-то взбесилось, принялось ворочаться и метаться из стороны в сторону. Выплеснулись образы смерти и ненависти: даны и франки с искаженными лицами, умирающие под мечом Хугина, тело, найденное по утру мертвым, рыдающая женщина, которой отвечает лишь насмешливое карканье вороны.
С дерева слетел ворон.
Кровь, кровью рожденная.
Хугин не понимал, слышит ли эти слова в своей голове или кто-то произносит их вслух.
Птица вскочила на плечо Мунин и клюнула в ухо так, что выступила кровь.
Хугин услышал в голове голос сестры, которая обращалась к птице: «Ты ее найдешь».
Вторая птица прыгнула ей на другое плечо и клюнула в щеку.
Пламя, пламенем рожденное.
Капля крови скатилась по ее груди.
«Ты отметишь ее». – Так сказала Мунин второй птице.
Третий ворон слетел с дерева черным листом. Он тоже клюнул ее в щеку.
Смерть, смертью рожденная.
Птица сидела, глядя на Мунин, как будто дожидалась указаний.
«А ты принесешь кровь змея туда, где она остановилась».
Первый ворон испустил хриплый крик и скрылся в ночи, оставшиеся двое тоже каркнули и улетели следом за ним в темноту.
Хугин ощутил, как тяжесть в голове прошла. Он замерз, устал, измучился, но все равно вскочил с места.
– Птицы расправятся с ней?
Женщина ничего не ответила, но Хугин все равно кивнул.
– В таком случае я отправлюсь туда, чтобы проверить. Воины Греттира выжгут землю, чтобы ее найти.
– Возьми сорок человек. Ступайте через деревни на юге отсюда. Если там ее не окажется, она уже не твоя забота. У тебя имеются и другие дела. Мы видели ее лицо. Если ее возможно убить, я ее убью.
– А если нет?
– Тогда нас ждет трудная работа. Придется найти Волка и схватить его.
– И где мне его искать?
– Пойдешь на восток, к колодцу мертвого бога. Волк будет там вынюхивать его следы. Нам надо сначала увидеть его, чтобы понять, как действовать.
– Но как я смогу призвать Волка? Я ведь мужчина, а не женщина. Моя магия слаба.
– Именно.
– И как же тогда?
Мунин на мгновение склонила голову.
– Ты знаешь, кто обитает в холмах и ручьях Агуанума. Знаешь, что ему нужно. Дай ему жертву, чтобы он показал, где искать Волка. Воды храма прожорливы. В твоих силах накормить их.
– Сколько?
– Сколько чего?
– Сколько отдать людей?
– Всех, – отрезала Мунин.
Хугин охнул и поглядел на воинов в лагере.
– А ты со мной не пойдешь?
– Я останусь здесь и попытаюсь убить девчонку.
– А остальной отряд?
– Они пойдут со мной по следу девушки. Если я не смогу убить ее чарами, они сделают это простым способом.
Ворон наклонился и пожал руку сестры.
– Все будет хорошо, – сказал он. – Мы это переживем.
– А вот это не имеет значения, – ответствовала она.
– Для меня имеет.
– Бог должен жить.
– И ты тоже, сестрица, ты тоже должна жить.
Женщина ничего не ответила, только нащупала какой-то узел из желтой тряпки и сунула Хугину в руки.
Он почувствовал в узелке что-то тяжелое. Встряхнул и услышал бульканье жидкости. Провел языком по губам.
