Он почувствовал в узелке что-то тяжелое. Встряхнул и услышал бульканье жидкости. Провел языком по губам.
– Значит, всех? – переспросил он.
– Всех.
Хугин поцеловал сестру в лоб. Пошел к воинам, которые ждали его между деревьями, и приказал им разбиться на два отряда. Двести с лишним человек, которым предстояло остаться с Мунин, одобрительно загудели, а сам Греттир, рослый северянин, прокричал, что на их стороне могущественная ведунья и теперь им ничто не грозит.
– Мы вернем наши корабли! – радовался он.
Хугин кивнул.
– Она поможет тебе проникнуть в лагерь, – сказал он. – Возьми с собой двадцать человек, их хватит, чтобы увести ваши корабли. Затем спускайтесь по Сене, здесь встретитесь с остальными.
– А когда мы встретимся с теми, которые идут с тобой? – спросил Греттир. – Я даю своих воинов на время, а не бросаю.
– Вы встретитесь, – пообещал Хугин, – не успеет закончиться год. Даю слово. Моя сестра найдет меня с помощью своего дара.
Греттир улыбнулся, хотя Хугин заметил, с какой тревогой вождь викингов смотрит на его сестру.
– Она хорошая, – заверил Хугин, – и с ней вас ждет богатство.
Ворон вскинул руку, подавая знак отобранным воинам следовать за ним. Четыре десятка человек спешно закинули за плечи щиты, желая оказаться подальше от безобразной карги, которая сидела в лесу у костра, выслушивая советы их богов. Они последовали за Хугином, который зашагал через темный лес.
Глава двадцать восьмая. Вороны
Крестьянский сын сначала хотел убить птицу, которая свалилась на него из печной трубы. Вареный ворон почти не съедобен, но мясо бывало у них так редко, что сгодится и он. Однако птица выглядела ужасно забавно, когда села на плечо спящего господина. Затем птица перепрыгнула гостю на голову, и молодой крестьянин наблюдал, дожидаясь, не нагадит ли она ему прямо на волосы. Он вовсе не желал зла благородному господину, напротив, он питал к нему почтение, просто было бы ужасно смешно, если бы птица нагадила на спящего.
Но в следующий миг послышался шорох и хлопанье крыльев, и юноша почувствовал болезненный укол в щеку. Еще одна птица вывалилась из отверстия над очагом. Он провел рукой по щеке и поднес пальцы к губам. Кровь. Эта тварь поцарапала его, клювом или когтями, когда пролетала мимо.
Он ничего не сказал, лишь глядел на испачканные кровью пальцы. Птица на плече молодого господина смотрела на крестьянского сына, и ее глазки были похожи на мерцающие угли. Он не испытывал ни малейшего желания шевелиться, хотя жар от этих углей исходил нестерпимый. Птица неотрывно смотрела на него. Ему показалось, или она смотрела как-то вопросительно, склонив голову набок, как будто оценивая его?
Юноша снова дотронулся до щеки. Рана болела не как обычный порез, а как пчелиный укус. Он ощутил, как сильно забилось сердце. Все вокруг было словно в тумане. Словно что-то металось у него в мозгу, и ему хотелось встать, сесть, замереть и бежать одновременно.
Дыхание молодого господина сделалось слишком шумным, раздражающе громким. Может быть, он на самом деле убил вражеского короля, но почему он так странно мямлил, рассказывая об этом? Правда ли, что он убил короля? Крестьянин знал, что господа лгут постоянно, несмотря на свои манеры и осанку. Жар сделался совсем невыносимым. Он снял рубаху и сидел теперь голый до пояса. Пот лил с него ручьями. Из-за боли в щеке онемела вся правая половина тела.
Птица не сводила с него глаз.
Молодой крестьянин развел руками.
– Какого ответа ты от меня ждешь? – спросил он.
До него дошло, что он беседует с вороном. Его позабавила подобная глупость, и он захихикал. Птица наблюдала за ним, не отводя взгляда. Никогда еще ему не было так жарко, и никогда еще он так не веселился. Несмотря на жару, тело сотрясала дрожь. Веселье поутихло, он ощутил, как в душе нарастает иное чувство. Злость. Он, конечно же, знает, что замышляет этот господин. Изнасиловать его сестру, отобрать урожай, убить всех, кто встанет у него на пути. Они всегда так поступают, эти благородные господа, это всем известно.
На самом деле их гость не спит, нет, он затаился, словно лис, выжидает, когда все заснут. И тогда он встанет и начнет творить беззаконие. Благородные господа получают свою долю по праву, но ведь взамен народ хочет, чтобы они защищали его. А они, эти утонченные мерзавцы, что творят? Допустили, чтобы страну грабили норманны, по Нейстрии бродят разбойники, Париж в осаде. И если вдруг крестьянин не заплатит им дань, что его ждет?
Жар в голове стал невыносимым. Парень чувствовал, как что-то ворочается и кусает его изнутри, раздирает его разум, рвет в клочки мысли. Птица не сводила с него глаз, этих блестящих черных бусинок. Крестьянский сын поднялся. Взял со скамьи у стола нож. Они приготовили мясо, чтобы выказать почтение господину. Лезвие у ножа было прочное, им снимали мясо с костей. Юноша поглядел на толстого чужеземца, который прислуживал благородному господину. Может, начать с него?
Господин шевельнулся.
Нет, лучше прирезать воина во сне, а со слугой разобраться потом.
Ворон каркнул, когда молодой человек шагнул вперед и вонзил нож в живот Элис.
Глава двадцать девятая. Странные спутники
Жеан недоумевал, почему северяне так быстро согласились на его предложение идти через горы. Они не зашли в лагерь, чтобы кого-то оставить или что-нибудь взять, – на самом деле казалось, что они очень торопятся уйти. С Офети было четыре человека, и они спешно повернули на север, чтобы встретиться с другими шестью.
Встреча произошла на кромке леса, где Ворон пытался творить свою магию над Жеаном. Внизу, под холмом, расположился лагерь викингов. Там Жеан заметил какое-то движение: люди собирались в дорогу, фигурки были крохотные, но прекрасно различимые под луной. Шесть человек вели четырех мулов и одну лошадь под седлом, однако поклажи у них почти не было. Мулы везли только кольчуги, копья, топоры и пару луков, еще тюфяки для ночевки, но ничего больше. Люди явно покидали лагерь налегке.
Теперь, когда зрение вернулось, Жеан никак не мог остановиться, все смотрел и смотрел по сторонам. Ночь была облачная, однако луна то и дело проглядывала, серебря края облаков. Воздух был насыщен ароматами, земля сияла. «Есть ли в Эдеме такой же изумительный свет?» – задавался вопросом Жеан.
Его нынешние спутники отличались от тех викингов, которых он видел в лесу. Волосы у них были светлее, сами они выше и почти все сложены гораздо плотнее. Самым величественным был Офети, толстый, но могучий, который опирался на копье, как на трость. Сван тоже был великаном, с рыжей бородой лопатой, которая в дневном свете отливала медью. Он был вооружен большим односторонним топором. Фастар, у которого на щите был нарисован боевой молот, оказался крупным и подвижным человеком с мечом на поясе. У него через всю щеку тянулся большой безобразный шрам, похоже, оставленный наконечником копья или мечом. Еще был Астарт, самый молодой, с жидкой бородкой, и грубый и сиплый Эгил, от ругани которого даже у этих закаленных воинов вяли уши. Остальных при Жеане не называли по именам, и исповедник не горел желанием познакомиться. Один воин был заметно старше остальных. Он был седой, на правой руке недоставало двух пальцев. Еще у одного висели на поясе сразу два меча, хотя одет он был бедно.
Мужчины заспорили, пора ли уже надевать доспехи. Конец спору положил Офети:
– Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше. Нет времени, – сказал он.
– Ты знаешь дорогу? – спросил Фастар исповедника.
– Знаю, где она, – сказал Жеан, – надо идти на юго-восток по торговому пути, который ведет в Ломбардию.
Офети кивнул.
– Отведи нас туда, помоги получить золото, и ты нас больше не увидишь. Клянусь храбростью Тюра, мы не причиним тебе зла. Но если предашь нас, я буду убивать по монаху каждый день своего гнева, а мой гнев проходит не быстро, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты поклялся своим богом, что ты будешь с нами так же честен, как и мы с тобой. Принесешь клятву. Мы не причиним тебе зла, если ты не причинишь зла нам. Ну как, поклянешься?
Жеан поглядел на воинов. Он в их власти, и особого выбора у него нет. Ему необходимо попасть в Сен-Морис, а эти воины, кажется, готовы его отвести. Сколько денег он сможет выручить за останки монаха? Нисколько. Так что он окажется свободным от клятвы в тот миг, когда объявит берсеркерам, что за свою добычу они не получат и медяка. И тогда монахи будут вольны убить викингов. Непонятно, действительно ли это наилучший выход. Конечно, большинство монахов признали бы его самым удачным. Но, разумеется, гораздо лучше было бы привести этих людей к Христу. Он постарается, решил Жеан, обязательно постарается.
– Я клянусь, – сказал он. – Я буду служить вам в этом деле.
– Прекрасно, – произнес Офети. Он подошел к мулу и вынул из мешка пару сандалий.
– Путь неблизкий, поэтому они тебе пригодятся. Только не думай, что это из сострадания. Я просто не хочу, чтобы ты задерживал весь отряд своими мозолями или занимал место на муле. Куда нам идти сейчас?
