Джек покачал головой:
– Если бы я знал, то рассказал бы. Нашел бы способ. Хэйзел, клянусь.
Несмотря ни на что, Хэйзел улыбнулась.
– Я просто… боюсь, что все разрушила.
– Это невозможно, – возразил он, сжимая ее пальцы. – Не все рушится, так что ты не могла разрушить все.
Одно мгновение Джек выглядел так, будто собирался сказать нечто большее, и она заметила тот переломный момент, когда он решил сменить тему:
– Ладно, нам обоим нужно поспать. Если мы не пойдем сейчас, то уже не сможем пробраться домой незамеченными.
– Да, ты прав. – У Хэйзел было столько всего, чтобы поломать голову, что перспектива вздремнуть казалась невероятно прекрасной. Просто на время отключиться от всего происходящего было лучшим, что она могла вообразить.
Они брели по лесу, пока не вышли к опушке рядом с домом Джека и не пересекли лужайку. Бледный мягкий свет едва начинал пробиваться сквозь деревья.
– Сможешь добраться до дома? – спросил Джек. Воспоминания о его прикосновениях не давали Хэйзел покоя. Ее легкие помнили его запах, а пальцы жаждали снова прикоснуться к его коже – чтобы увидеть, как он улыбается, почувствовать, что она по-прежнему ему нравится, и наконец-то успокоиться. – Я могу тебя проводить.
Хэйзел покачала головой:
– Я дойду.
Он засунул руки в карманы и отступил на шаг с рассеянной прощальной улыбкой:
– Тогда увидимся через пару часов.
В следующую секунду задняя дверь дома Гордонов открылась, и на пороге показалась его мама в голубом махровом халате. Она была босиком, волосы перетягивал шелковый шарф.
– Картер! Иди сюда немед… Джек?!
Они оба уставились на нее, слишком потрясенные, чтобы двигаться или тем более отвечать.
– Джек! – повторила мама, направляясь к ним через газон. – Я бы поверила, будь это твой брат, но чтобы ты… И Хэйзел Эванс. Что скажет твоя мать, когда узнает, что ты провела ночь с мальчиком… – она замолчала, как только получше их разглядела.
Лицо Хэйзел залила краска.
– Где вы были? – требовательно спросила миссис Гордон.
– Ну, вы знаете, – выпалила Хэйзел. – Как вы и сказали. Проводили ночь.
– В лесу? В полнолуние? – она произнесла эти слова гораздо тише – будто не им, а самой себе. Потом повернулась к Джеку: – Ты водил ее к ним? Да как ты мог?
Джек отшатнулся, словно от удара.
– Ты знаешь, что говорят в городе? Будто все это происходит из-за тебя.
– Но это не значит… – начала было Хэйзел.
Миссис Гордон подняла руку, обрывая девушку на полуслове:
– Достаточно, вы оба. Джек, ты должен уйти. Тебе пока нельзя домой. Можешь пойти к Эвансам или в любое другое место, где тебя примут на какое-то время. И не возвращайся, пока я не скажу. Ты понимаешь?
Хэйзел никогда не думала, что миссис Гордон выгонит Джека вот так, ни за что. Посадить под домашний арест – пожалуйста. Заставить заниматься домашними делами, или отобрать мобильник, или лишить карманных денег – но не это. Не выгонять из дома, будто он никогда не был ей сыном.
На скулах Джека заходили желваки, глаза вспыхнули ярким светом. Но он не протестовал и не просил, даже не объяснился. Только коротко кивнул. Потом развернулся и зашагал прочь. Хэйзел побежала за ним.
– Пойдем ко мне, – предложила она.
Джек снова кивнул.
Ничего не говоря, они пошли, держась края дороги. Хэйзел наслаждалась утренним воздухом, и хотя ноги все еще болели после танцев, идти по асфальту было приятно. Солнце быстро карабкалось по небу, пригревая спину, но для автомобилей было еще слишком рано, так что Хэйзел пошла прямо по разделительной полосе.
Джек шагал с ней в ногу, будто они были наемниками, направляющимися в неизвестный новый город в поисках неприятностей.
Бен сидел за письменным столом, глядя на спящего Северина. Он никак не мог поверить, что мальчик, которому он шептал через стекло, теперь лежит в его кровати. Голова принца покоилась на подушке – один рог оставил в ней глубокую вмятину, – на которую Бен пускал слюни, в которую плакал, на которой оставались частички его кожи, и чем больше парень об этом думал, тем отвратительней это выглядело. Отчасти из-за этого казалось, что Северин просто не может здесь находиться. Комната Бена была совершенно обыкновенной, забитой барахлом, накопившимся за семнадцать лет, а Северин был совершенно необыкновенным.
Они проговорили несколько часов, сидя в темноте. Ближе к рассвету Северин опустился на пол; его голова откинулась назад, открывая длинную шею, глаза закрылись.
– Можешь лечь в кровать, – сказал Бен, перемещаясь на ее край и сминая стеганое одеяло. – Если ты, конечно, хочешь отдохнуть.
Глаза Северина распахнулись. Он быстро заморгал, словно позабыл, где находился:
– Благодарю. Но мне не пристало. Боюсь больше не проснуться.
Бен произвел в уме нехитрый подсчет.
– Ты спал с тех пор, как проклятие было снято? Это случилось два дня назад. Прошло около сорока восьми часов.
Северин неопределенно кивнул.
– Ты планируешь больше никогда не спать? – поинтересовался Бен, немного преувеличенно приподнимая брови.
Уголки губ Северина поползли вверх:
– Находишь, будто я так утомился, что не смогу уловить сарказм?
– Это не сарказм, – улыбнувшись, ответил Бен. – Во всяком случае, не совсем сарказм.
Северин со стоном заставил себя встать и растянулся на Беновом стареньком покрывале с картинками из «Звездного пути»; сестре Бен говорил, что оно нелепое, но втайне очень его любил.
– Неужто я недостаточно наспался? – спросил принц, но речь его стала неразборчивой, он потянулся и провалился в сон.
Он был красив, как никогда: тяжелые волны темных волос кудрявились вокруг рогов, брови выгнулись, ярко-розовые губы слегка приоткрылись. Теперь, когда принц больше не был заколдован, он спал, беспокойно ворочаясь; глаза двигались под веками. Может, с тех пор, как он был заперт в гробу, ему впервые снился сон.
Бен так и сидел, как одинокий страж, пока небо не начало светлеть и он не услышал скрип ступенек на лестнице. Парень подошел к двери и приоткрыл ее. В коридоре стояла его сестра, позади нее – Джек. Хэйзел выглядела, как будто вернулась с вечеринки: на ней был зеленый бархатный топ, которого она точно не надевала вчера утром. Джинсы были грязны, а топ разорван вдоль одного из швов. Из взъерошенных волос торчали веточки. Бен наблюдал, как они вошли в комнату Хэйзел.
– У тебя точно не будет проблем, что ты меня привела? – прошептал Джек, присаживаясь на край ее кровати.
Хэйзел покачала головой и пошла закрыть дверь:
– Маме будет все равно. Ты ей нравишься.
Где они были? Бен уставился на закрытую дверь, недоумевая, что именно он сейчас видел. Куда бы Хэйзел ни заставила Джека взять ее этой ночью, это явно имело отношение к тому, как у нее получилось освободить Северина, и всему остальному, о чем она врала в последнее время. Но то, что он увидел их вместе, причем выглядящих так, будто они собирались спать в одной кровати, беспокоило Бена по совершенно другим причинам.
Он любил свою сестру, но она стольким разбила сердца! И парень предпочел бы, чтобы Джек избежал их участи.
В коридоре снова стало темно. Через несколько секунд Хэйзел вышла из комнаты. Бен подумал, что она собирается в ванную. Он мог бы поймать ее по пути и расспросить, что происходит. Но девушка остановилась, прислонилась к стене и начала рыдать.
Ужасный, беззвучный плач заставил ее сложиться пополам, обхватив живот руками, как будто плакать было очень больно. Сползя по стене, она присела на пол – тоже почти бесшумно. Слезы бежали по щекам и капали с подбородка, а она все раскачивалась взад и вперед.
Хэйзел никогда не плакала. Она была выкована из железа и никогда не ломалась. Никто не был таким выносливым, как его сестра. Хуже всего оказалось то, как тихо она рыдала – словно училась этому, словно успела к этому привыкнуть. Бен помнил, как в детстве завидовал Хэйзел, свободной от обязательств или чужих надежд. Если она хотела учиться сражаться на мечах по роликам на Ютубе и книгам, взятым в библиотеке, мама с папой не говорили, что вместо этого она должна играть гаммы. Она не была мишенью для родительских лекций о том, что таланту не следует пропадать впустую, дар подразумевает обязательства, а искусство – самое главное в жизни.
Теперь Бен понимал, как они старались быть внимательны друг к другу, как боялись невзначай ударить в больное место. Но щадить другого человека не так-то просто. Легко посчитать, что ты преуспел, хотя на самом деле с треском провалился.
Через пару мгновений Хэйзел протерла глаза краем бархатного топа. Потом поднялась, еще раз судорожно вздохнула и вернулась в свою комнату.
Бен пошел следом и повернул ручку. Джек расшнуровывал ботинки, Хэйзел расчесывала волосы; ее глаза были красными и немного припухшими. Увидев Бена, оба замерли.
