Я набираю ванну и смачиваю в воде самое чистое полотенце, какое удается найти (в шкафу нет ни одного). Возвращаюсь к нему в комнату.
– Что ты делаешь? – спрашивает он дрожащим от страха голосом, когда я подхожу к нему.
– От вас воняет. Хочу вас искупать.
– Я и сам в состоянии помыться, мистер Генри.
– Правда? Так что же вас останавливает?
– Просто я слишком устал сейчас. Дай мне отдохнуть немного.
Я хватаю его за запястье и сдергиваю с кровати. Он легко ударяет меня. Я кладу его руку себе на плечи и веду в ванную.
– Вот мыло. Вот мочалка. Полотенце. Закончите – позовете.
– Я уже закончил! – вопит он мне прямо в лицо и хохочет, как маньяк.
– А когда помоетесь, я вас побрею и соберу вам что-нибудь поесть.
– Знаешь, ты все же не мое создание, – говорит он.
– Нет, Уортроп, – отвечаю я. – Я вообще ничье создание. Просто ничье.
В кабинете ключа нет. Ни в одном из ящиков, ни на одной из пыльных полок и ни в одном из обычных тайников я его не нахожу. Здесь, как и везде в доме, все покрыто пылью вперемешку с иссохшими останками насекомых и патиной воспоминаний. Здесь он составлял все важные бумаги, писал письма и лекции для Общества. Здесь побывали многие светила прошлого: ученые, исследователи, писатели, изобретатели, знаменитости, в том числе пара президентов. Уортроп и сам был известен тогда, и даже довольно широко, правда, в узких кругах. Все это исчезло, ушло с орбиты его жизни, как только закатилась его звезда, как только в светильнике, которым он рассеивал тьму, кончилось масло, и тьма сомкнулась вокруг него. Письмо, оставленное без ответа, не поднятая вовремя трубка телефона, не принятое приглашение, и вот уже Пеллинор Уортроп превратился в воспоминание, могучую фигуру, стремительно скрывающуюся за горизонтом. Уортроп? Да, конечно, я помню Уортропа! Погодите, Уортроп или Винтроп? А может быть, Вартрип? Хотя какая разница? А что с ним случилось, вы не знаете? Удача все же изменила ему?
На стене над его столом висит старая карта. Кто-то – скорее всего, он сам, поскольку я этого точно не делал, – пометил булавками все места, куда его заводила жажда знаний. Я знаю их все, потому что почти везде побывал с ним вместе. Канада, Мексика, Англия, Италия, Испания, Африка, Индонезия, Китай. Всюду, куда влекла его тьма. Я долго стою, глядя на старую карту. Сколько жизней он спас в каждой из этих булавочных головок, в одиночку выходя против ужасов, на которые другие не отваживались даже смотреть? Трудно сказать. Сотни, может быть, тысячи. Не исключено, что и больше. Один Магнификум был способен стереть с лица земли целый народ, а он его победил. Он, Пеллинор Уортроп, чье имя теперь с трудом вспоминают куда менее значительные люди, чем он.
Что ж, ничего не поделаешь.
– Уилл Генри-и-и-и! – Его голос, странно далекий и слабый, долетает до меня сверху.
Я прикрываю глаза.
– Одну минуту! Помокните еще немного!
Я поступил неправильно. Начинать надо с самой закрытой точки и постепенно продвигаться наружу. Это более по-уортроповски.
Природа в своем развитии движется от простого к сложному, так же должны поступать и мы, ее прилежные исследователи. Столкнувшись с проблемой, начинай с поисков самого простого решения; таков путь самой природы.
Если ключ не в замке, значит, он где-то поблизости, чтобы легче было найти, когда он понадобится.
Если, конечно, он запер подвал именно для того, чтобы не выпускать кого-то изнутри, а не наоборот, не впускать снаружи.
Я нашел ее, Уилл Генри. Ту самую тварь. Труд всей моей жизни.
Я хлопнул себя ладонью по лбу. Конечно! Теперь я все понял. Лицо вампира, знакомый лихорадочный блеск в глазах, атмосфера тревожного спокойствия в доме. Монстролог рассыпался на части не оттого, что труд всей его жизни – а значит, и ее смысл – подошел к концу.
Я прервал его в самом разгаре дела.
Что же ты прячешь от меня в своем подвале, Уортроп? Какую ту самую тварь? Неужели ты не поделишься со мной своей находкой?
А может, ты отопрешь замок, распахнешь дверь и скажешь:
– Входи и смотри.
Я спрятал Лили в укромном уголке подальше от кабинета куратора.
– Сиди здесь, – сказал я ей. – Пойду, принесу ключ.
Она ахнула, напуганная и восхищенная.
– Неужели в Комнате с Замком?
– Я же говорю, это самый дорогой трофей Уортропа. Довольно рискованно, кстати – не из-за самого чудовища, о нем не беспокойся; из-за Адольфа. Ключ висит на крючке прямо над его старой ворчливой башкой.
Я один вернулся к его кабинету. Это было опасное странствие через святая святых в поисках ключа. Путь, узкий и трудный, лежал мимо пронумерованных контейнеров, составленных по четыре, мимо журнальных и бумажных кип, доходивших мне до груди. Малейший толчок мог со страшным шумом обрушить любую из этих неустойчивых башен. Я протиснулся за кураторский стул; ключ висел на крючке прямо у Адольфа за спиной, под гербом Общества с латинским девизом Nil timendum est.[2] Я заглянул в его запрокинутое лицо. Верхняя челюсть, изготовленная из зубов его родного сына, павшего на берегах Антиетама, немного отошла; он спал, открыв рот, но стиснув зубы, – это производило решительно странное, даже страшноватое впечатление. Но не это заставило меня отшатнуться. Несмотря на свои преклонные годы, Адольф спал чутко, к тому же всегда держал наготове тяжелую трость, один меткий удар которой мог запросто отправить меня в могилу до срока. Но я был не готов умирать, по крайней мере, не в тот вечер, когда меня ждала Лили Бейтс в прекрасном шелковом платье с кружевами, а ночь манила чудесами – такими, как закрытые контейнеры в кабинете куратора.
– В чем дело? – набросилась на меня Лили, когда я вернулся. Выражение ужаса на моем лице не укрылось от ее внимания.
– Ключа нет, – ответил я. – Кто-то взял его с крючка.
– Может, Адольф положил его в карман, для большей сохранности.
– Не исключено. Только обыскивать его я не буду. – И я провел по губам тыльной стороной своей четырехпалой ладони.
– Ладно, пойдем отсюда, – сказала она. Играла у меня на нервах. – В другой раз покажешь.
Я кивнул, схватил ее за руку и потащил вниз, в холл, дальше от лестниц, глубже во чрево Чулана Чудовищ.
– Уилл! – шепотом кричала она. – Где мы?
– Надо хотя бы взглянуть на комнату, на всякий случай.
– На какой случай?
– Ну, проверим, заперта она или нет. Убедимся, что его сокровище на месте.
– Сокровище, – эхом повторила она.
В глубине здания полы чуть заметно кренились на одну сторону. Воздух с каждым шагом как будто густел; дышать становилось трудно, всякий вдох требовал отдельного усилия. Черные стены, скользкий пол, низкий потолок. Мимо заполненных темнотой дверных проемов мы шли по коридору к единственной во всем Монстрариуме запирающейся двери: входу в Кодеш ха-Кодашим, Святая Святых, убежищу тех деток матушки-природы, которых она породила в припадке извращенного веселья и которые самим фактом своего существования разрушали самодовольное убеждение двуногих в том, что миром безраздельно правят всепрощающая любовь и чистый разум.
– Уильям Джеймс Генри, – прошипела Лили сквозь стиснутые зубы. И встала как вкопанная, отказываясь двигаться дальше. До Комнаты с Замком оставался всего один поворот. Она высвободила свою ладонь из моей и сложила руки на груди.
– С места не сойду, пока ты не скажешь мне, что там.
– Что? Только не говори мне, что неустрашимая Лиллиан Бейтс испугалась! – поддразнил ее я. – И это та самая девушка, которая с гордостью говорила, что станет первой в истории женщиной-монстрологом? Я поражен.
– Первое правило монстрологии – осторожность, – ответила она высокомерно. – Мне казалось, ученик величайшего в мире профессора аберрантной биологии должен это знать.
– Ученик? – я засмеялся. – Никакой я ему не ученик и никогда им не буду.
– О, вот как? Кто же ты тогда?
Я заглянул в восхитительную бархатную синеву ее глаз, казавшихся бездонными в сумерках коридора.
– Я – бесконечное ничто, из которого проистекает все.
Она рассмеялась и нервно потерла свои голые плечи.
– Ты пьян.
– Слишком загадочно для тебя? Что ж, тогда так. Я ответ на невысказанные мольбы человечества: я самый здравомыслящий человек в мире, ибо ничто человеческое не пятнает моего взора. Я – абсолютно объективный повествователь.
Но она снова стала серьезной и ровным голосом повторила:
– Что в Комнате с Замком, Уилл?
– Конец долгого пути, Лили. Финальная точка в большом тексте – для тех, кто умеет видеть.
Все началось несколько месяцев назад, с появления неожиданного посетителя.
– Я ищу человека по имени Пеллинор Уортроп, – начал он с порога. – Мне сказали, что он здесь.
Неопределимый европейский акцент, без ярких оттенков. Дорожный плащ, пыльный после долгого пути, прикрывал дорогой костюм. Высокий рост. Явно не беден. Под широким, скульптурной лепки лбом сверкали мудрые, как у птицы, глаза. Словом, в нем явно чувствовалась голубая кровь; происхождение придавало каждому его жесту легкий оттенок превосходства.
