– Но нас всего двое, а ты видел, сколько дикарей охраняло ворота Дайр Гейт?
– Будем надеяться, что Стрига увел за собой большую часть Лесовиков и заставил их отряд разделиться.
– Это сумасшествие, Трент. Нам нужно двигаться. Пойдем пешком и, если нужно, поведем Шторма в поводу, но оставаться здесь нам нельзя.
– Но мы даже не знаем теперь, куда мы движемся, – возразил Трент. – Мне хотелось бы идти на север, но в этом лесу совершенно невозможно ориентироваться. Мы заблудились, Гретхен. Если мы сможем остановить Лесовиков, у нас появится шанс определить свои координаты, но бежать, как сейчас, день за днем, не находя времени, чтобы просто остановиться и как следует все обдумать, чтобы добыть наконец что-нибудь существенное себе на обед, – вот это и есть безумие. Простите, миледи, но другого решения я не вижу.
Разумеется, он был прав. Вот уже вторую неделю они убегают от Лесовиков и никак не могут уйти от них. Питаются чем попало – грибами, каким-то съедобным лишайником, даже насекомыми – бр-р! Вот и этих жучков с бревна тоже должны будут собрать, прежде чем двинуться дальше. Лука у них нет, а без него какая охота? Да, вчера утром в самодельные силки Трента попался маленький зайчишка. Они съели его – сырым! – и от него уже остались почти одни воспоминания. Если так будет продолжаться, вскоре они ослабеют, а там и вовсе умрут от голода. Дрю удалось продержаться в Дайрвуде в одиночку два самых суровых времени года – зиму и весну, они с Трентом едва живы, продержавшись здесь чуть больше недели. Уже не в первый раз Гретхен ужасно захотелось уметь трансформироваться – тогда она смогла бы охотиться.
Подойдя к дереву, возле которого стоял Шторм, Гретхен принялась перебирать руками свисающие сверху лозы, напоминавшие изумрудный занавес. Сильно потянула одну из них – лоза не оторвалась. Гретхен ухватилась за зеленые плети обеими руками, подскочила, качнулась – лозы прекрасно выдерживали ее вес.
– Не совсем подходящее время качаться на качелях, – заметил Трент, но Гретхен, не слушая его, подошла к бревну, к которому вновь прислонился юноша. Положив обе руки на поваленный ствол, Гретхен толкнула его вперед, ствол покатился, из него выскочила и бросилась врассыпную стайка жучков. Затем Гретхен перевела свой взгляд на замерзшую реку.
– Как насчет того, чтобы развести костерок сегодня вечером? – спросила она, не глядя на Трента.
– Это невозможно.
Столько ночей они провели в Дайрвуде, но ни разу не рискнули разжечь огонь, который сразу же укажет Лесовикам точное место, где им искать беглецов.
– Как знать, – сказала Гретхен и оглянулась.
– Ты что, хочешь пригласить дикарей заглянуть к нам на огонек?
– Я думаю, мы уже приняли как факт, что они приближаются. Как ты сам предложил пару минут назад, давай встретим их на своих условиях. Если мы при этом слегка отогреем свои промерзшие кости, хуже не будет. А если предстоящая ночь обещает стать последней в нашей жизни, тем более есть повод слегка побаловать себя.
– И это все? – нахмурился Трент. – Боюсь, что не могу назвать твой план грандиозным.
Гретхен позволила себе улыбнуться, наблюдая за тем, как Красный плащ пытается уловить ее мысль. Нет, пожалуй, Трент и Дрю похожи друг на друга меньше, чем ей казалось.
– Скажи еще, что мысль о согревающем твои руки пламени не кажется тебе божественно прекрасной, Ферран.
– На костре можно было бы даже зажарить остатки кролика, – задумчиво кивнул Трент. – Как тебе такой последний ужин?
Гретхен оглянулась на оставшуюся позади замерзшую реку и зябко повела плечами. Когда они переходили на другой берег, лед трещал и скрипел у них под ногами – особенно сильно на самой середине реки, где течение подо льдом было самым быстрым. Гретхен просмотрела вверх, на вершины стоявших вдоль самого берега деревьев, голые ветки которых тянулись к реке, словно черные скрюченные пальцы.
– Остается еще надежда на то, что все это проклятое племя проломит своими ножищами лед и благополучно утонет, – негромко сказала Гретхен.
– О, Бренн великий, пошли нам такую благодать! – произнес Трент, начавший уже шарить под деревьями. – А теперь займитесь полезным делом, миледи, помогите мне собрать хворост. Еда сама собой не поджаривается, знаете ли.
Гретхен сердито взглянула на парня с Холодного побережья, раздраженная его дерзостью.
– Как ты похож на своего брата, – вздохнула она и двумя пальчиками подняла с земли какой-то жалкий прутик.
– О, благодарю вас, миледи, – высокопарно поблагодарил ее Трент и широко улыбнулся, показав белоснежные зубы и озорно блеснув голубыми глазами. Гретхен впервые видела, как он улыбается, и молила небеса о том, чтобы этот раз оказался не последним.
– Не похоже, чтобы это был комплимент, – заметила она.
Дождик перешел в ливень. Разведенные у основания Большого Дуба костры сопротивлялись ливню, не хотели гаснуть, шипели, плевались искрами. Чем сильнее становился дождь, тем яростнее разгоралось пламя, жадно пожиравшее сухие, содранные со стен городских домов, доски, затягивая небо густыми клубами дыма и пара. На дикарей ливень не произвел никакого впечатления – живя в лесу, они с детства привыкали не обращать внимания на капризы погоды. Каждое племя теснилось у подножия Большого Дуба на собственном клочке земли, у собственного костра – с этим у Лесовиков было строго. Даже здесь и сейчас дикари продолжали соперничать друг с другом, старались занять самое лучшее местечко у дерева, на вершине которого свила свое гнездо их богиня-Змея, и развести в ее честь самый большой и негаснущий костер. С ликующими дикими криками Лесовики насаживали на шампуры куски мяса, срезанные с тел убитых врагов, тянули их к пламени, чтобы превратить в великолепное сытное лакомство.
Дрю пробирался между кострами рука об руку с Белым черепом, а у них за спиной держался Красный Руфус. Они шли под монотонную – «тап-тап-тап» – песенку дождя, постоянно напоминавшую Дрю о той опасности, в которой находятся все они. Большинство воинов Белого черепа к этому времени уже отстали от общей группы, растворились где-то в лагере, со своим вожаком их осталось всего лишь трое. От Мило по-прежнему не было ни слуху ни духу, Дрю приходилось только молиться, чтобы он был жив. От Мило сейчас зависел успех всей операции, а порученное юному лорду-оленю задание было не только очень тяжелым, но еще и смертельно опасным.
Даже находясь посреди орды дикарей-каннибалов, Дрю не мог не восхищаться Большим Дубом. Чем ближе они подходили к громадному дереву, тем величественнее оно казалось, его невероятный, фантастический ствол уходил ввысь и исчезал в небе, подобно грозному темному копью, воткнутому в землю сказочным великаном. Грубая кора Дуба напомнила Дрю вулканический камень, из которого была сложена Черная лестница в Скории – такой же шершавый, изрезанный неровными линиями. Впереди смутно угадывались очертания плетеной клетки лифта, стоящей у подножия Большого Дуба. Привязанный к крыше лифта толстый канат тянулся вверх и исчезал в полумраке. Белый череп продолжал резво шагать вперед, уводя Дрю и Красного Руфуса все дальше в глубь лагеря Лесовиков.
Дрю повернулся к Красному Руфусу, который взглянул на него широко раскрытыми от тревоги глазами. Дрю мог видеть, как тонкие струйки воды стекают по щекам Ястреба, прочерчивая линии в слое покрывающей его лицо грязи. Красный Руфус перевел глаза ниже, на тело Дрю, и юный Волк опустил туда же свой взгляд.
Это было ужасно! Дождь размыл засохшую корку грязи, и теперь она потекла коричневыми ручейками, сползая по предплечьям и каплями капая вниз. А Белый череп тем временем продолжал вместе со своими людьми идти вперед, сопровождая двух плохо замаскированных лазутчиков. «Дерево, – подумал Дрю. – Они ведут нас прямо к Большому Дубу! Но почему?»
Дрю еще раз проверил свои руки – дождевая вода смыла всю грязь со здоровой руки и левой культи, падала прозрачными капельками с чистой кожи. Если Белый череп сейчас обернется, то даже в этом полумраке заметит произошедшие с его спутниками перемены и легко догадается, кто они такие на самом деле. Дрю оглянулся назад, на Ястреба – Руфус шел, опустив голову, прижав руки к груди, пачкая при каждом шаге снег своим растаявшим, стекающим вниз грязевым камуфляжем.
Вервольф чуть замедлил шаги, отпуская Белый череп вперед, чтобы иметь возможность шепнуть пару слов своему другу.
– Прямо к лифту, держись рядом.
– Это безумие, – пробормотал в ответ Красный Руфус. От его головы и бороды отваливались комки размокшей грязи, обнажая ярко-рыжие волосы, в честь которых Ястреб и получил свое прозвище.
– Тсс, – сказал Дрю, когда они стали приближаться к плетеной бамбуковой клети.
В грязных лужах у основания лифта толкалось с десяток Лесовиков – одни стояли, прислонившись к прутьям клети, другие подпирали спинами ствол гигантского дерева. В волосах Лесовиков виднелись красные перья, такие же, как на Дрю и его товарище. «Белый череп решил, что мы из этого племени! – догадался Дрю, – и решил вернуть нас к своим!» Многие из Красных перьев были заняты едой, отрывали и жадно прожевывали куски обугленного на огне мяса. Дрю побледнел, узнав насаженные на шампуры части человеческих тел.