– Я буду работать допоздна, – она хватается за перила, заносит ногу над первой ступенькой.
– Лени, – Кларк может поклясться, что слышит дрожь в голосе напарницы, оглядывается, но та уже идет в рубку, говоря: – Боюсь, я не смогу пойти с тобой. Надо проверить протоколы телеметрии. Там какие-то сложности.
– Прекрасно, – Лени чувствует, как нарастает напряжение, и спускается по лестнице.
«Биб» снова сжимается.
– А ты уверена, что с тобой снаружи будет все в порядке? Может, тебе стоит подождать до завтра.
– Нет. Я уверена.
– Тогда держи передатчик включенным. Я не хочу, чтобы ты опять пропала…
Кларк уже в воздушном шлюзе, быстро исполняет весь положенный ритуал. Переход уже не кажется утоплением. Теперь он больше напоминает рождение заново.
Она просыпается во тьме. Кто-то рыдает.
Лежит несколько минут неподвижно, смущенная и неуверенная. Всхлипы идут со всех сторон, мягкие, но вездесущие в гулкой скорлупе «Биб». Ее тело почти безмолвно, только слышится стук сердца.
Она боится. Не знает почему. Только хочет, чтобы звуки исчезли.
Кларк скатывается с койки и шарит по стене наугад, ища задвижку люка. Открывает, выходит в полутемный коридор: скудный свет идет из кают-компании. Звуки же доносятся с другой стороны, из сгущающегося мрака. Она следует за ними по туннелю, кишащему трубами и кабелями.
Каюта Дженет. Люк открыт. Изумрудный индикатор сверкает во тьме, практически не освещая сгорбленной фигуры на тонком матрасе.
– Баллард, – тихо окликает ее Кларк, но входить не хочет.
Тень двигается, вроде бы поворачивает к ней голову и чуть ли не умоляюще произносит:
– Почему ты никогда ничего не показываешь? Кларк хмурится в темноте.
– Чего не показываю?
– Ты знаешь чего! Как… как тебе страшно!
– Страшно?
– Быть здесь, застрять на дне этого ужасного черного океана…
– Я не понимаю, – шепчет Кларк.
Клаустрофобия, забеспокоившись, начинает шевелиться внутри.
Баллард фыркает, но усмешка явно вымученная.
– О, ты все прекрасно понимаешь. Думаешь, это такое соревнование. Если все держать в себе, то выиграешь… но это не так, совсем не так, Лени. Скрытность не помогает, здесь мы должны доверять друг другу или проиграем…
Она еле заметно сдвигается на койке. Зрение Кларк, улучшенное линзами, различает отдельные детали: грубые линии окаймляют силуэт Баллард, складки и сгибы обыкновенной одежды, расстегнутой до пояса. Лени тут же представляет себе частично вскрытый труп, который поднялся на столе, оплакивая собственные увечья.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – говорит Кларк.
– Я пыталась быть дружелюбной. Пыталась поладить с тобой, но ты такая холодная, ты даже не хочешь признать… я имею в виду, тебе не может тут нравиться, никому не может. Так почему ты не можешь просто признать это…
– Мне и не нравится. Я… я ненавижу это место. Как будто «Биб» собирается… сомкнуться вокруг меня. А я могу только ждать, когда это случится.
Баллард кивает в темноте:
– Да, да, я понимаю, о чем ты, – кажется, ее приободрило признание Кларк. – И неважно, сколько ты говоришь себе… – Она останавливается. – Ты ненавидишь станцию?
«Неужели я опять сказала что-то не то?»
– Но снаружи не лучше, – говорит Баллард. – Снаружи даже хуже! Там оползни, гейзеры и гигантские рыбы, которые вечно хотят тебя сожрать. Ты не можешь… но… тебе же на них наплевать, так?
Почему-то в ее голосе появляются обвинительные ноты. Кларк пожимает плечами.
– Да, тебе наплевать. – Теперь Баллард говорит тихо, почти шепотом. – Тебе на самом деле нравится снаружи. Ведь так?
Лени неохотно кивает:
– Ага, похоже на то.
– Но это так… Рифт может убить тебя, Лени. Он может убить нас сотней разных способов. Разве это тебя не пугает?
– Не знаю. Я не думаю об этом. Подозреваю, что да, может и убить. Ну вроде того.
– Тогда почему ты так счастлива там? – кричит Баллард. – Ведь это не имеет смысла…
«Не сказать, что я именно „счастлива“».
– Не знаю. А в чем проблема-то? Множество людей занимаются опасными вещами. Как насчет парашютистов? Скалолазов?
Но Дженет не отвечает. Ее силуэт на кровати словно затвердевает. Неожиданно она протягивает руку и включает в каюте свет.
Лени моргает от неожиданной яркости, а потом комната погружается в сумрак, когда затемняются линзы.
– Боже мой! – орет Баллард. – Ты уже и спишь в этом гребаном костюме?
Об этом Кларк тоже не думала. Просто так ходить гораздо легче.
– И все это время, пока я тут тебе душу изливала, ты стояла с этим поганым лицом робота! У тебя даже не хватило порядочности показать мне свои треклятые глаза!
Кларк отступает, изумленная. Баллард поднимается с кровати и делает один шаг в ее сторону:
– Только подумать, а ведь, прежде чем тебе дали этот сраный костюм, ты даже могла за человека сойти! А теперь не пойти ли тебе и не поиграть с чем-нибудь в своем разлюбезном океане!
И она с грохотом захлопывает люк прямо перед лицом Лени.
Та какое-то время смотрит на задраенную переборку. Знает – ее лицо сейчас совершенно спокойно. На нем почти никогда не отражаются эмоции. Но она стоит здесь и не двигается, ждет, пока съежившееся существо внутри чуть расслабится.
– Хорошо, – наконец очень тихо произносит Лени. – Думаю, я пойду.
Когда она появляется из воздушного шлюза, ее уже ждет Баллард и тихо говорит:
– Лени, нам нужно поговорить. Это очень важно. Кларк наклоняется и снимает ласты.
– Выкладывай.
– Не здесь. В моей каюте.
Кларк смотрит на нее.
– Пожалуйста.
Та поднимается по лестнице.
– А ты не собираешься снять… – Дженет останавливается, когда Кларк переводит на нее взгляд. – Неважно. Все в порядке.
Они заходят в кают-компанию. Баллард впереди. Кларк следует за ней по коридору в ее комнату. Напарница закрывает люк и садится на койку, оставляя место для Лени.
Та осматривает тесное пространство. Хозяйка завесила зеркало на переборке простыней.
Дженет хлопает по кровати рядом с собой:
– Иди сюда, Лени. Садись.
Кларк неохотно садится. Неожиданная доброта напарницы смущает ее. Она так себя не вела с тех пор…
«…с тех пор как перестала чувствовать себя главной».
– Это может показаться тебе нелегким, – начинает Баллард, – но мы должны вытащить тебя с рифта. Они вообще не должны были посылать тебя сюда.
Кларк не отвечает.
– Помнишь тесты, которые мы проходили? Они измеряли нашу толерантность к стрессу: к заточению, длительной изоляции, постоянной физической опасности – к такого рода вещам.
Лени едва заметно кивает:
– И?..
– И ты думаешь, они проверяли эти качества, не понимая какие люди будут ими обладать? Или как они такими стали?
Внутри Кларк что-то замирает. Снаружи ничего не меняется.
Баллард слегка наклоняется к ней:
– Помнишь, что ты сказала? Про скалолазов, парашютистов и почему люди намеренно подвергают себя опасности? Я читала про это, Лени. Мне нужно было понять тебя, я много читала…
«Нужно было понять меня?»
– …и знаешь, что общего есть у всех любителей острых ощущений? Они все говорят, что ты не знаешь жизни, пока не почувствовал приближения смерти, пока почти не умер. Им нужна опасность. Они кайфуют с нее.
«Ты совсем меня не знаешь…»
– Среди них есть ветераны войны, другие долго были заложниками, некоторые провели много времени в опасных зонах по той или иной причине. А настоящие маньяки…
«Меня никто не знает».
– …те, которые могут жить счастливо только постоянно находясь на грани… большинство из них начали рано, Лени. Еще детьми. А ты, держу пари… ты даже не любишь, когда к тебе прикасаются…
«Уходи. Уйди».
Баллард кладет руку на плечо Кларк.
– Как долго ты терпела надругательства над собой, Лени? – тихо спрашивает она. – Сколько лет?
Кларк дергает плечом, сбрасывает ее ладонь и молчит. Чуть перемещается на койке, отворачиваясь. «Она не хочет причинить тебе зла».
– Все так, да? Ты не просто выработала стойкость к травмам, Лени. У тебя теперь зависимость от них. Не так ли?
Кларк понадобилась всего лишь секунда, чтобы восстановить равновесие. Костюм и линзы делают все проще. Она спокойно поворачивается к Баллард. Даже слегка улыбается.
– Надругательства? Какой необычный термин. Я думала, он уже вышел из употребления после охоты на ведьм. Любишь историю, Дженет?
– Существует механизм, – начинает рассказывать ей та. – Я читала о нем. Ты знаешь, как мозг справляется со стрессом, Лени? Он качает в кровь различные стимуляторы, вызывающие привыкание. Бетаэндорфины, опиоиды. Если это происходит достаточно часто и долго, то ты подсаживаешься. И никак иначе.
Кларк чувствует какой-то звук, разрастающийся в горле, иззубренный кашляющий шум, похожий на скрип рвущегося металла. Только спустя мгновение она понимает, что смеется.
– Я не вру! – настаивает Баллард. – Можешь посмотреть сама, если не веришь мне! Разве не знаешь, сколько детей, подвергавшихся насилию, всю жизнь проводят с мужьями, которые их бьют, или они сами себя увечат, или начинают заниматься прыжками со свободным падением…
