– У меня нет выбора, – сказал Коннорс. – Чтобы вы смогли выбраться наружу, надо открыть двери. И в то самое мгновение, как я выпущу вас…
Продолжение не требовалось. Если Франкен догонит их, им вряд ли стоило ожидать от него такого же понимания, как от Коннорса.
– Я дам вам ровно пять минут. Потом открою двери. Я хочу, чтобы вы бежали назад и выбирались отсюда.
Вильям кивнул. И никто не пошевелился.
– А что случится с тобой? – спросила Жанин.
Он посмотрел на нее. В ее голосе пряталось абсолютно искреннее беспокойство, и оно удивило его. И, честно говоря, он действительно не представлял, как ему ответить.
– Мы знаем, что случится со мной, – сказал он.
Произнес это с кривой улыбкой, но в ней не было и намека на радость.
И положа руку на сердце все выглядело хуже некуда. Он стоял с другой стороны коридора, живой, но обреченный на смерть, и это была не вина Коннорса. Он был хорошим человеком, оказавшимся в странном месте, и за всеми его поступками стояли исключительно добрые намерения.
Он заслужил чего-то иного. Того, чтобы вместе с ними выбраться отсюда, видеть, как мир справится с ужасной бедой, и сидеть в пабе, и наслаждаться пивом и тем, что жизнь продолжается вопреки всему.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Вильям.
– У нас есть таблетки, – ответил Коннорс, стараясь говорить как можно будничней. – Со мной все хорошо.
Серьезно? – спрашивали они. Только глазами.
– Это правда, – подтвердил он, – я себя прекрасно чувствую, я знаю, как ослабить симптомы, все будет терпимо. Я обещаю.
Терпимо. Одно это слово причинило боль, он заслужил лучшего чем «терпимо».
– Я принял половину коробки утром, почти не чувствую зуд. Пожалуй, это хороший знак? – Он попытался улыбнуться. – Не так ли?
Вильям посмотрел на него. Секунда. Две секунды.
– Это очень хороший знак.
Коннорс улыбнулся.
Спасибо, говорила его улыбка.
Он посмотрел на Жанин, потом на Вильяма, и они стояли каждый в своем конце коридора и смотрели друг на друга, прощаясь.
Они не обменивались бы так долго взглядами, если бы не знали, что видятся в последний раз.
Франкен стоял головой к стене, когда дверь неожиданно переключилась на зеленый.
Прошло ровно пять минут, и за это время он успел испытать злость, и поддаться панике, и смириться с происходящим, и в конце концов просто стоял и заставлял себя найти какое-нибудь рациональное решение. Но без успеха, и прислонился лбом к холодным камням, а потом услышал, как замок щелкнул за его спиной, и отказывался поверить своим ушам.
Какое-то мгновение Франкен стоял совершенно неподвижно. Смотрел на зеленый светодиод, словно тот издевался над ним. А потом поднял оружие, прижав левую руку снизу к правому запястью, приготовился к чему угодно.
Теоретически речь, естественно, могла идти о техническом сбое. Но только в теории, а сейчас все происходило в холодных коридорах под погруженным в темноту замком в Лихтенштейне, и никто не должен был находиться здесь. Опять же в теории. Но где-то ведь пребывал Коннорс, и «шутка» с замком указывала на его присутствие.
Он осторожно надавил плечом на дверь перед собой.
Никого за ней. Только железо и бетон. И далеко впереди следующая дверь, а потом вверх уходила лестница на другой этаж. И он бежал боком вперед по коридору, спиной к стене и с оружием в двух руках, готовый среагировать, если что-нибудь случится.
Следующая дверь.
Уже зеленый.
И теперь он знал наверняка. Кто-то был здесь.
Открыл ее плечом, неслышно поднялся по лестнице, большой коридор наверху, тишина и покой, и где-то таилась опасность.
Сначала он среагировал на дверь в центр наблюдения.
Она стояла открытой. Совсем недавно кто-то побывал здесь, переключил все замки сначала на красный, а потом на зеленый, и, кто бы это ни был, ему ужасно хотелось знать почему.
Он пробежал взглядом по всем мониторам.
Никакого движения нигде.
Сжал зубы от раздражения, слова Кейс звенели у него в ушах. Слишком мало камер. Конечно, она была права. И он знал это столь же хорошо. Чертова Кейс! Будь она чуточку понапористей, он сейчас, пожалуй, не таращился бы на пустые коридоры.
Он колебался одно мгновение.
Не знал, куда ему отправиться.
Но его задание было четким, он прибыл сюда забрать тексты, и, если бы кто-то попытался остановить его, речь шла бы об обычном препятствии, и на сей счет тоже имелись инструкции.
Потом он подумал немного.
Держал оружие наготове сбоку и пошел неслышно по коридорам, крайне осторожно проходя дверь за дверью.
Двери стояли открытыми.
Но бег тоже требовал времени.
Жанин и Вильям мчались по замку, не останавливаясь и не оглядываясь, и надеялись успеть.
Они видели эти места в последний раз. Лестницы, и комнаты, и коридор, где Жанин спрятала Вильяма от охраны, арки, и проходы, и большой зал с люстрой на потолке и проекторами.
И повсюду двери стояли незапертыми, и они открывали их на ходу, не задерживаясь, запыхавшиеся и спасавшие свою жизнь, но все равно полные надежды. И они чувствовали во рту вкус крови, и при дыхании драло горло, но ничто из этого не играло никакой роли.
Они продолжали мчаться вперед, поскольку только это могли делать сейчас.
Бежать, и дышать, и надеяться, и бежать.
А им в спину дышало время.
И в любой момент могло догнать.
Когда Франкен увидел движение, было слишком поздно.
Сначала он заметил колеблющийся свет и никакой тени за ним, и там в темноте на шаг позади находился он. Стоял посередине прохода, направлял пистолет на Франкена, точно как совсем недавно на Вильяма и Жанин.
Сейчас он казался уверенней. Он по-прежнему дрожал, но от температуры, а не из-за каких-то сомнений. Знал, что все делает правильно, и, как бы зуд ни мучил его, он знал, что скоро все закончится.
– На твоем месте я бы остановился там.
Колеблющийся свет лихорадочно ласкал его сбоку, и в темном коридоре его силуэт в результате приобрел белые контуры, словно он не имел никакого отношения к замку и просто парил в воздухе сам по себе, но с ногами на полу и с пистолетом перед собой.
И Франкен поднял свой.
Уже держал наготове двумя руками, просто на нужной высоте, чтобы прицелиться.
Разочарованный. Естественно, он догадался. Но все равно разочарованный.
– Ты же знаешь, моя работа забрать их, – сказал он.
– Да, знаю, – ответил Коннорс.
Тогда почему? Почему ты поступаешь так? Останавливаешь меня, нарушаешь предписания, остаешься в замке, а не прибываешь на судно, и что, черт возьми, произошло с вертолетом?
Все это он хотел спросить. Но не стал.
В неясном свете заметил что-то во взгляде Коннорса.
Нет. Не во взгляде, а во всем лице, оно блестело от пота, напряжения и боли, а такой блеск Франкен видел раньше.
– Ты болен.
И их взгляды встретились.
– Сколько сценариев, – сказал Коннорс. – И все равно я и близко не мог придумать ничего подобного.
Он дернул плечом с целью показать, что имел в виду. Это. Здесь и сейчас, и замок, и ты, и я. Здесь все закончится, и как, черт возьми, мы могли это знать?
Франкен смотрел на него. С одной стороны и с другой. От него требовалось забрать их данные, но Коннорс блокировал путь.
– Ты знаешь, для чего я здесь, – сказал он.
И Коннорс покачал головой. Не потому, что не знал, это ему было известно более чем хорошо, просто он не собирался уступать.
– Помнишь, как мы всегда говорили, что в конечном итоге лучше спасти хоть небольшое количество, чем все погибнут вместе?
Франкен не ответил. Каким бы ни стало продолжение, у него возникло ощущение, что оно ему не понравится.
– Но мы не будем среди тех, кого спасаем.
Они стояли так, с пистолетами, направленными друг на друга, оба прекрасно понимая их бесполезность. Это была ситуация, не поддающаяся никаким правилам, чисто патовая, если пользоваться шахматной терминологией. Коннорс сам представлял большую угрозу для Франкена, чем какое-то оружие, а пуля Франкена не могла убить Коннорса вернее, чем болезнь, которую он уже носил в себе.
– Пропусти меня, – сказал Франкен.
Коннорс покачал головой.
– Я не хочу стрелять в тебя.
– А ты и не будешь, – ответил Коннорс.
И что-то в его голосе помогло Франкену понять.
Свет со стороны. Мерцающий свет.
Они находились снаружи от крематория, и только сейчас он понял, в чем дело, черт бы побрал Коннорса, черт бы побрал все, и он подбежал к двери, хотел заглянуть в комнату.
Коннорс дал ему подойти. Пятился назад, не опуская свое оружие, позволил встать на пороге и осознать увиденное.
Тишина. А потом:
– Ты не сможешь!
Это был Франкен. У него перехватило дыхание от нахлынувших эмоций.
Он повернулся в дверях, пистолет все еще поднят, тупиковая ситуация, не значившая ничего, скоро все должно было закончиться для них обоих, и никто не мог ничего сделать с этим.
