— Напрасная трата хорошего вина, — заметил Мейнард Пламм.
— Я не пью за братоубийц, — сказал сир Глендон. — Кровавый Ворон колдун и бастард.
— Рожден вне брака, — тихо возразил сир Утор, — однако его отец-король перед смертью его признал. — И он залпом выпил, а следом за ним сир Мейнард и многие другие. Хотя гости разделились почти поровну, и кое-кто опустил свой кубок или вовсе вылил его, по примеру Бола. Кубок в руке Дунка вдруг стал тяжелее. «Сколько глаз у Кровавого Ворона?» — спрашивалось в загадке: — «Тысяча и еще один».
Последовали тост за тостом. Какие-то предлагал Фрей, какие-то — другие гости. Выпили за юного лорда Талли, сюзерена Баттервеллов, который просил извинения за то, что не смог присутствовать на свадьбе. Потом выпили за здоровье лорда Вышесада — Лео Лонгторна, который по слухам заболел. И выпили в память о павших смертью храбрых.
«Да, — вспоминая, подумал Дунк: — За это я выпью с радостью».
Последний тост провозгласил Джон Скрипач:
— За моих доблестных братьев! Я знаю, что этой ночью они улыбаются.
Дунк не собирался так много пить, поскольку утром собирался на турнир, но кубки наполняли после каждого тоста, и внезапно он почувствовал сильную жажду.
«Никогда не отказывайся от кубка вина или рога эля, — однажды дал ему совет сир Арлан, — следующая оказия может случиться только через год». Было бы неучтиво не пить за здоровье жениха и невесты, опасно не выпить за здоровье короля и Десницы, особенно когда вокруг полно незнакомцев.
На его удачу тост Скрипача оказался последним. Лорд Баттервелл, покачиваясь, поднялся поблагодарить присутствующих и посулил утром славный турнир.
— А пока будем пировать!
На стол высоких гостей подали молочного поросенка, жаренного петуха, украшенного собственными перьями, и огромную щуку обсыпанную миндальной крошкой. Простым гостям не досталось даже по кусочку этого угощения. Вместо молочного поросенка им подали соленую и перченую свинину, маринованную в миндальном молоке. Вместо петуха были отлично прожаренные и хрустящие каплуны, фаршированные луком, травами, грибами и жареными каштанами. Вместо щуки — куски белой трески в панировке с каким-то вкусным неизвестным Дунку коричневым соусом. Помимо выше названного, на столе была выставлена гороховая каша, печеная в масле репа, морковь с медом и выдержанный сыр, с резким запахом, напоминающим Бенниса из Коричневого Щита. Дунк ел за троих, размышляя, досталось ли что-нибудь сидящему во дворе Эггу. Просто на всякий случай он тайком припрятал в карман плаща полкаплуна с парой ломтей хлеба и небольшим куском вонючего сыра.
Свирели и скрипки радовали слух пирующих душевными мелодиями, и постепенно гости снова завели разговор про утренний турнир:
— Сир Франклин Фрей знаменит на весь Зеленый Зубец, — сказал Утор Андерлиф, которому видимо были хорошо известны местные герои: — Это дядя невесты. Он сидит там, на помосте. Есть еще Лукас Нэйланд из Ведьминого Болота, его тоже нельзя недооценивать. А также сира Мортимера Боггса с Мыса Треснутый Коготь. Кроме них на турнире будут только местные рыцари и сельские герои. Лучшие из них Кирби Пимм и Галтри Зеленый, хотя ни один из них не сравнится с зятем лорда Баттервелла, Черным Томом Хеддлем. Неприятный тип. Говорят, он заполучил старшую дочку Его Светлости, убив трех ее поклонников, и однажды выбил из седла лорда Утеса.
— Как? Юного лорда Тибольта? — удивился сир Мейнард.
— Да нет же, старого Седого Льва, того, что умер по весне. — Так говорили об умерших во время Великого Весеннего Поветрия. Он умер по весне. Были тысячи умерших, включая короля и двух принцев.
— Не забудьте про сира Буфорда Балвера, — добавил Кайл Кот. — На Красном поле Старый Бык зарубил сорок человек.
— И с каждым годом их число растет, — парировал сир Мейнард. — Слава Балвера в прошлом. Только взгляните на него. Ему за шестьдесят, он вялый и толстый, и почти ослеп на правый глаз.
— Не ищите в этом зале героев, — раздался голос у Дунка за спиной. — Я уже здесь, сиры. Можете наслаждаться моим видом.
Дунк повернулся и увидел улыбающегося Джона Скрипача. На нем был белый дублет с удлиненными рукавами, отороченными красным атласом. Они свисали до самых колен. На груди Скрипача висела тяжелая серебряная цепь, украшенная огромными темными аметистами под цвет его глаз. «Одна эта цепь, — подумал Дунк, — равна стоимости всего моего имущества».
Щеки сира Глендона, покрытые алыми прыщами, покраснели от вина:
— Кто ты такой, чтобы хвастаться?
— Меня зовут Джон Скрипач.
— Ты музыкант или воин?
— Так уж случилось, что я могу одинаково ловко сыграть и копьем, и смычком. Каждой свадьбе нужен свой певец, а турниру — таинственный рыцарь. Могу я присоединится? Баттервелл был настолько милостив, что пригласил меня за свой стол, но окружению пухлых розовощеких дам и стариков я предпочитаю компанию своих братьев межевых рыцарей. — Скрипач хлопнул Дунка по плечу. — Будь добрым братом, сир Дункан, подвинься.
Дунк подвинулся.
— Припозднились вы, сир. Все уже съедено.
— Не важно. Я знаю, где у здесь кухня. Вино-то, надеюсь, еще осталось? — От Скрипача пахло апельсинами и лимонами с оттенком какой-то незнакомой южной специи. Может быть мускатного ореха, Дунк не знал точно. Что ему известно об этих орехах?
— Ваше бахвальство неуместно, — заявил Скрипачу сир Глендон.
— Правда? Может мне попросить у вас прощения. Я и не думал обидеть сына Шаровой Молнии.
Это немного сбило спесь с юноши.
— Вы знаете кто я?
— Надеюсь, сын своего отца.
— Глядите-ка, — прервал их Кот. — Свадебный пирог.
Шестеро поварят сквозь двери втащили в зал пирог на широкой тележке на колесах. Он был огромный с поджаристой румяной корочкой, и изнутри него доносились какие-то звуки: писк, клекот и стук. Навстречу ему с мечом в руках с помоста спустились лорд и леди Баттервелл. Едва они надрезали пирог, как наружу выпорхнули и стали носиться по залу с полсотни птиц. На других увиденных Дунком свадьбах, пироги обычно наполнялись голубями или певчими птицами, а здесь оказались и голубые сойки, и жаворонки, и голуби, и пересмешники, и соловьи, и бурые воробушки, и крупные красные попугаи.
— Двадцать и один вид птиц, — упомянул сир Кайл.
— Скорее двадцать и один вид птичьего дерьма, — откликнулся сир Мейнард.
— У вас не романтичная душа, сир.
— А у вас на плече дерьмо.
— Именно такой и должна быть начинка свадебного пирога, — фыркнул сир Кайл, отчищая от птичьего помета свою тунику. — Пирог символизирует брак, а истинный брак включает в себя столько всего: радость и горе, боль и наслаждение, любовь, страсть и верность. Поэтому так кстати разнообразие птиц. Никто не знает, что принесет ему молодая жена.
