Можно было, конечно, пуститься на розыски постоялого двора, — но какой смысл? Убийца, разумеется, не стал дожидаться Конана и давно исчез оттуда. А труп… труп уж точно подождет.
Решительным шагом северянин направился ко дворцу. Пусть люди эмира разбираются с этой загадкой.
* * *
Но на входе во дворец его подстерегала новая неожиданность. Двое стражников, — не близких приятелей Конана, но все же смутно знакомых ему со времен погони за похитителями принцессы Таммузы, — выступили ему навстречу, едва лишь киммериец появился у дворцовых ворот. Вид у воинов при этом был смущенно-испуганный.
— Мне нужно срочно увидеть эмира! — бросил он им, не обращая внимания на эту странность.
Старший из стражников замялся:
— Ты, несомненно, увидишь его, северянин…
— Что такое? — насторожился Конан. — Случилось что-нибудь?
— Похоже на то… Дело в том, что нам поручили, как только ты появишься здесь, взять тебя под стражу.
— Что?!
— Это так, — подтвердил второй стражник, протягивая руку, чтобы Конан отдал ему меч. — Извини, парень, но таков приказ самого эмира.
* * *
Сидя в тесной темной клетушке, в эссаирской темнице, Конан гадал, правильно ли сделал, что сдался без боя. Может быть, стоило оказать сопротивление, разметать гвардейцев в стороны и удариться в бега?… Но для этого киммериец был слишком горд. Он не знал за собой никакой вины, — и к тому же считал эмира Дауда своим другом. Если случилось что-то недоброе, если кто-то оклеветал северянина, — он должен разобраться с этим и как следует наказать обидчиков. Сбежав из Эссаира, он вряд ли сможет это сделать.
Успокаивая себя таким образом, Конан невозмутимо дожидался, пока в его темнице кто-нибудь объявится. Наверняка скоро за ним придут…
* * *
Двое мужчин, — старый и молодой, — посреди огромного зала, до отказа набитого придворными жрецами, стражниками и челядинцами, взирали друг на друга через разделявшее их расстояние с одинаковым чувством недоверия и разочарования. За себя Конан мог сказать с уверенностью: он был раздосадован тем, с какой легкостью эмир Дауд с забыл о дружбе, связывавшей их с киммерийцем, как в одночасье презрел его верную службу и помощь в спасении принцессы Таммузы, поверив каким-то нелепым подозрениям и наветам… Но вот что заставляет самого эмира взирать на северянина с таким видом, будто тот оскорбил его в лучших чувствах и не оправдал доверия… это было совершенно непонятно.
Двое дюжих стражников стояли по бокам от Конана, но хотя тот с легкостью мог разделаться с ними обоими, даже безоружным, он не собирался этого делать. Пусть сперва правитель скажет, в чем обвиняет его!
Седобородый эмир Дауд, восседавший на троне под пышным балдахином, в окружении многочисленной свиты, покачал головой, глядя на киммерийца.
— Мне жаль, что я так обманулся в тебе, человек с севера. — В голосе его звучала усталость.
Конан прищурился, чувствуя, как в душе его закипает гнев.
— По какому праву ты обвиняешь меня? — разнесся по залу его громовой рык. — Я верно служил тебе, и никто…
— Замолчи, презренный! Нам все известно! — Это вмешался казначей эмира, стоявший рядом с троном. Наклонившись к плечу повелителя, он что-то с жаром зашептал ему, а затем вновь вперил горящий ненавистью взгляд в Конана. — Мы знаем, что ты переметнулся на сторону злодеев, умышляющих похитить принцессу Таммузу. Тебя будут пытать и казнят, если ты немедленно не откроешь нам, кто стоит за этим подлым заговором!
Конан в изумлении воззрился на эмира. Так вот, стало быть, в чем его обвиняют! Но с какой стати, и на каких основаниях?
— Я спас принцессу Таммузу и никогда не имел отношения к ее похитителям!
— Это был лишь хитрый ход, — презрительно затряс головой канцлер. — Или, возможно, они подкупили тебя позже… Нет смысла отпираться, чужеземец. Повторяю, нам известно все. Тебя видели, когда ты сновал по дворцу и расспрашивал стражников о том, где они несут службу и как часто сменяются посты…
Что за нелепость!
Конан обратился напрямую к Дауду:
— Господин, не ты ли сам просил меня проверить, насколько надежна охрана принцессы?! Не по твоему ли приказу обходил я посты часовых? Так почему теперь ты слушаешь бредни этого глупца?
Однако эмир лишь бросил на Конана недоверчивый, затравленный взгляд. Похоже, здравому смыслу уже не под силу было коснуться его разума, запутавшегося в тисках страха.
— Это верно, северянин… — пробормотал он наконец. — Я так и сказал канцлеру, когда сегодня он пришел ко мне с этими обвинениями против тебя. Я сказал, что ты верный слуга и не можешь замышлять худого… Но у него есть доказательства. Для тебя будет лучше, если ты расскажешь нам всю правду.
— Какие доказательства?! — взревел Конан. Вместо ответа канцлер подал кому-то знак, и в дверях зала возникли двое стражников-гурджийцев, кажется, те самые, что нынче приветствовали Конана на воротах… Хотя в то время было еще темно, и он вполне мог обознаться.
Однако сами стражники, похоже, не испытывали подобных сомнений.
— Это он, мой господин, — поклонился эмиру старший из них, оказавшись перед Конаном. — Пламенем Эрлика клянусь, это тот человек.
Конан сдерживался из последних сил. Ему хотелось бы схватить этих негодяев за горло и трясти их, пока они не скажут правду, но что пользы могло это сейчас принести ему? Лучше все же сделать попытку докопаться до подлинного смысла этой грязной истории.
— Да, вы видели меня сегодня, — подтвердил он, обращаясь к стражникам. — Но до этого дня мы никогда не встречались.
К вящему его удивлению, стражник упрямо помотал головой.
— Этот человек лжет, мой господин, — объявил он эмиру Дауду. — Не менее пяти раз за последнюю луну мы видели, как перед рассветом он покидает дворец. На нем всегда был плащ стражника и нагрудный знак, открывающий доступ во внутренние покои… — Конан невольно скосил глаза. Да, золотая пластина с выбитым на ней знаком полумесяца красовалась у него на груди. Такая же, как у всех остальных дворцовых стражей… — И нам называли имя этого человека, Конан-киммериец. Нам известно было, что господин привез его с собой после погони за проклятыми козгарами.
— И почему же вы свободно пропускали этого человека во дворец? — елейным тоном осведомился у стражников канцлер.
Воин пожал плечами.
— Мы считали, что он несет службу во дворце. Я же говорю: у него был нагрудный знак. Мы были уверены, что он имеет право находиться там.
— Однако чужеземец никогда не нес службу в одну смену с гурджийцами! — торжествующе объявил канцлер, обращаясь к эмиру. — Зачем же он приходил во дворец, если не для того, чтобы шнырять там во мраке, разведывая подходы к покоям принцессы Таммузы? Зачем… если он не на службе у похитителей?
