— Наб дио скарна, — пробормотала она, а потом спохватилась и пояснила на русском: — Белого тебе на чаши.
— Белого полусладкого или сухого? — ехидно спросил я.
— Белого на чашу весов.
— А-а-а, плюсик в карму. Спасибо.
Киса вздохнула и замолчала.
Я закрыл глаза. Сон навалился почти мгновенно, погрузив в какую-то кашу из образов, словно дурная обезьянка трясла калейдоскоп. На меня навалилось тягостное нехорошее ощущение, из всех образов больше всего запомнились холодные лица мёртвых эльфов. И мертвецы вываливали на меня из больших корзин черные и блестяще, словно натёртые воском яблоки. Я пытался выбраться из этого потока, но не мог, и меня заваливало всё больше и больше.
А потом я выпал из сна. Просто-напросто захотелось по нужде. Это было самым настоящим спасением.
На улице уже стемнело, но со стороны убежища лился ровный оранжевый свет из маяка. Это была традиция гномов: свет в ночи — знак того, что здесь убежище. Каждый заблудший гном мог прийти и найти кров и еду.
К тому же ночью кланы оживают. Привыкшие к мраку подземелий коротышки и на поверхности создавали привычную обстановку: жгли охристые лампы с угольной нитью накала и навешивали над тропинками тентовые крыши, делая их похожими на своды пещер и нор. Работа кипела: на принадлежащие общине луга выдвинулись косари за сеном для кроликов, застучали молотами кузни, зажужжал железными мышцами неуклюжий голем-грузчик, перекладывающий с места на место купленные днём мешки с зерном.
Мимо меня пробежала вполне миловидная гномиха в переднике и с корзинкой яиц. Вот за что люблю женщин-коротышек, так это за то, что им можно сверху вниз в вырез платья заглянуть. А поглядеть там есть на что, в отличие от плоских эльфиек, похожих на заморотых диетой студенток.
Отойдя от слободы и сделав мокрое дело, я замер. Интуиция шептала, что нужно уходить. А интуиции я доверял, она плохого не посоветует. У меня аж внутри все похолодело. Ибо при свете луны на ближайшем пригорке заметил несколько коней, оставленных с одним человеком на охране. Ночью, да ещё и на парковку не заходят. Весьма подозрительно.
Быстро вернувшись, я растолкал Кису.
— Уходим.
Девушка села на кровати и пыталась открыть глаза, но у неё никак не выходило. Она лишь сонно зевала и вяло тёрла лицо руками.
— Тагца нидамац? — тихо спросила она на своём.
— Нет, ещё ночь.
— Ты понимаешь по-эльфийски? — тут же спросила девушка, и на этот раз ей удалось открыть слипающиеся глаза.
— Да тут и понимать нечего. Быстро вставай. И говори шёпотом.
Я схватил сумку, корзину с лампами и ружье, а когда накинул ружье на плечо, взял девушку за руку.
— Быстро уходим.
Хорошо, что стучал молот. Он заглушал наши шаги и фырканье Гнедыша. Я посадил Кису в седло, а сам повёл коня мимо палаток. Повёл через рынок. Ведь там нас будут искать в последнюю очередь.
Вскоре остановился у палатки того гнома, где покупал лампы.
Гном встретил нас удивлённым взглядом, но когда я звякнул на его стол цельную серебряную кредитку, и прошептал на ухо нужные слова, быстро-быстро заговорил:
— Да, есть народец, ходит, спрашивает вас. Так что живо под лавку. Ткань до земли. Ночь. Не увидят. Только тихо сидите.
Я помог Кисе спуститься, затолкал под прилавок и заполз на четвереньках сам, оказавшись в окружении стекла. Нет, не ламп, а бутылок с самогоном.
Не прошло и минуты, как раздались голоса:
— Чем могу помочь, дорогие человеки?
— Это, слышь, ты эльфийку не видел? Тощую такую. На вид лет восемнадцать, — спросил хриплый неприятный голос.
— Да ее все видели, — заговорил гном. — Она ещё днём ушла в Яблоневку. Ей, видите ли, наши рожи и тушёные кролики не понравились.
— А лошадь чья? Больно на ту похоже, на которой она скакала.
— Моя лошадь, — огрызнулся гном. — Не видишь, что ли, сумки с лампами, а я торговец лампами.
— Ты мозги не конопать. Где эльфийка? — прорычал незнакомец.
— Дорогой человек, — понизив голос, произнёс гном. — Мы таким гостям не рады. Если купить чего хотите, спрашивайте, а если нет, выход в конце палаток.
— Слышь, коротышка! — взорвался незнакомец, а потом несколько раз клацнули затворы предохранители. Совсем рядом загудел мышцами голем. Звякнуло, словно механический великан ударил кулаком об кулак. Раздался неровный хор голосов.
— Нет здесь эльфийки, — спокойно произнёс гном. — Днём ушла.
Незнакомец смачно сплюнул.
— Я понял, не кипятись коротышка, и успокой это стадо.
— Это мои племянники и зятевья, и они очень не любят, когда с ними грубо говорят. Могут и на спусковой крючок нажать ненароком, — надавил на нежеланного собеседника гном.
Послышалось шумное недовольное сопение, потом снова смачный плевок.
— Ладно, уходим, парни. Похоже, коротышка прав. Нет здесь эльфийки. Эти недомерки за длинноухих не впрягаются.
Донеслись удаляющиеся шаги.
А когда полог резко отдёрнулся, Киса не удержалась и взвизгнула. Но это оказалась та миловидная гномиха, которую я видел раньше.
— Можете выходить, — произнесла она, поманив рукой.
Я выдохнул и на четвереньках выполз. Следом выползла прижавшая уши Киса.
— Бе-бе-белого вам в чашу, — проблеяла она. Окружавшие нас гномы заулыбались.
— Уходишь? — сухо, словно и не было недавних нежданных гостей, спросил торговец.
Я кивнул, чувствуя, как навалилась внезапная усталость.
— Радиву с крутилками не забудь, — ухмыльнулся гном.
А я кивнул, подхватил Гнедыша под узды, взял за руку Кису и неспешно направился к дальнему выходу из городка. Лишь отойдя на десяток шагов, обернулся и громко прокричал.
— Спасибо! Ещё увидимся, почтенный!
Гном махнул рукой.
— Да куда ты денешься, недотёпа?! Ступай! Мягкого камня тебе под ногами!
Глава 6. Руины, монстр и первая неудача
— Одинокая скала, — произнёс я, вытерев пот со лба. Полуденное солнце начало печь не на шутку. Словно и не сентябрь. Одним словом, бабье лето.
А впереди из земли торчала громадная каменная глыба, окружённая небольшим леском, в котором угадывались очертания руин древнего сооружения. По-настоящему скалой назвать глыбу сложно, но всё же она возвышалась над пологими холмами на добрые полсотни метров. Даже удивительно, откуда могла здесь оказаться эта глыба?
— Есть хоч-у-у, — протянула стоящая рядом со мной Киса. Девушка сняла шапку и накинула на голову тонкий шёлковый платок так, чтобы он прикрывал уши, и те не подгорели на солнце.
— Я же дал поесть, — перевёл я взгляд на эльфийку.
— Я выбросила эту гадость, — скривилась девушка, словно съела жабу.
— Ты выбросила банку с тушёнкой и сушёную воблу?
— В консерве мяса было на одну ложку, всё остальное — несъедобный жир. А рыба — гадость! — выкрикнула Киса. — Ни один эльфийский желудок не сможет переварить тухловысушенную рыбу.
— Вобла — это святое!
Я вздохнул и махнул рукой. Потом разберусь, каким нектаром кормить это неземное создание. Сейчас больше волновала скала.
Приложив руку к лицу на манер козырька, вгляделся в развалины. Вроде бы ничего опасного нет.
— Как бы на стража не напороться.
— Напороться? — переспросила Киса. — Он острый?
— Что? А-а-а, не. Я имею в виду, что не встретить бы его в самый неожиданный момент.
Эльфийка нахмурилась, явно обдумывая значение выражения. Её хорошо обучили русскому языку, но, видимо, не всему. Некоторые обороты остались для Кисы загадкой.
Киса вздохнула и заговорила:
— Даже бабушка ничего не слышала о нём, хотя ей сто восемьдесят лет, и она тоже раньше собирала древние безделушки.
— Да что знает твоя бабушка? — ухмыльнулся я и достал из седельной сумки флягу с водой и пряник. — Длинноухая старушка наверняка сидит себе в кресле-качалке у подножья великого древа за тысячу километров от нас и чай швыркает.
— Ничего и недалеко. У нас в Новомартыновске аптечная община. Тут всего день пешком.
