позже к раздаче “подарков” присоединялись Тратта и Ша. Последним уже изрядно помятые морды бил Штырь.
Во избежание повторения подобных неприятностей, теперь торпедист еще раз предупреждает свою вольницу.
— Люки закрыть, продуться!
Клац-бряк, восьмерка носильщиков семенит на исходную позицию.
— Господин оружейник, учебный пуск выполнен! Цель поражена! Прошу высказать замечания!
Тратта отлипает от переборки и бухтит:
— В норматив уложились. Но — повторяем еще раз.
— А что стряслось?
— Вот эти две рожи в мою сторону скалились непочтительно… Поэтому — песочные часы переворачиваю и… Торпедная атака! Второй-четвертый аппараты — товсь!
В реальной ситуации загрузку торпед производят при помощи подающей люльки и поршня. Но гонять ценный ресурс на тренировке — это схлопотать от механика. Потому что на шум работающих механизмов обязательно заявится бдящий Зур, настучит выше по инстанции и уже потом главный по железу даст прокашляться всем и каждому. Именно поэтому отрабатывают ручную погрузку, что для мордастых орков не является чем-то запредельным.
Убедившись, что к первому отсеку докопаться не получится, лапы помнят, что нужно, Тратта командует:
— Ша, в кормовой. Проверим вечных залетчиков.
Кормовые — вечная головная боль торпедиста. Они куда более ленивые, чем его слаженная десятка зубастиков. Стреляет лодка кормовыми редко, только если сумела пробраться в чужой конвой, а это было в последний раз год назад. Или если все торпеды из запасов уже выпулили и остались складированные в корме. Как результат — тут уже не про нормативы, тут чтобы хотя бы правильно последовательность отработали, лоботрясы.
Но ползущую по коридору парочку тормозит акустик, высунувшись в проход.
— Куда?
— В корму.
— Опять греметь?
— Тренироваться!
— К херам… У меня шумы по левому борту. Или лоханка какая рыбу гоняет, или ушастые придурки решили округу послушать. Поэтому — чтобы ни звука!
Ни звука при учебных стрельбах — это проблематично. Ладно, никто крышки открывать не станет и воздушный пузырь продувать. Но все равно — или железкой какой сбрякают, или вообще что на лапу уронят и тупой чужой башкой станут в переборку стучать.
Акустик демонстрирует кулак и исчезает к себе. Почесав загривок, Тратта повторяет жест, повернувшись к Ша:
— Короче, сам их там построишь, как положено. Пусть тебе на пальцах отработают, что нужно. Облажаются — вздрючишь. Но если я перед капитаном за твоих подчиненных буду краснеть, фиг тебе, а не значок за классность.
Значок торпедист хочет. У него сейчас только пара благодарностей в личном деле. А если получаешь первый класс, то автоматом плюс двадцать процентов по деньгам и право без очереди брать пиво во всех кабаках на базе. Проблема в том, что бумаги подписывает оружейник, как понимающий в тонкостях процесса. И вредного урода никаким образом не подкупить.
— С чего такая щедрость?
— Шкипер на меня представление подготовил. Сам понимаешь — в одном корыте сидим. Ты облажаешься — плакали мои премиальные и очередной ранг. Вместе на отлично поход отработаем — все в шоколаде.
Отсалютовав, Ша бесшумной гориллой крадется в кормовой. Теперь он должным образом простимулирован и сам задолбает подчиненных, без лишних напоминаний.
Через три часа с кормы еле слышно доносится хриплый шепот:
— Какой дурак люк забыл открыть перед выстрелом? А? Вы что, давно гальюн не драили? Так я устрою… Еще раз — торпедная атака без пузыря! Оба кормовых аппарата — товсь!
Убедившись, что шумы двигателей в самом деле принадлежат рыболову, акустик меняет наушники и заводит патефон. О том, что никаких проблем за бортом не наблюдается, он оружейнику и торпедисту не говорит. А то ходят туда-сюда, гремят над ухом. Никакой спокойной жизни…
Под перископом
Иногда днем капитана добывают из каюты кратким сообщением, столь любым каждому подводнику:
— Множественные шумы на горизонте!
В таких случаях шкипер зачастую выметается на центральный мостик в любимой жеваной майке и семейных трусах в цветочек. В ситуации, когда лодка болтается фактически в тропических широтах и вода за бортом словно топленое молоко, многие вне вахты копируют его стиль и не заморачиваются лишней одеждой.
Но сегодня в полдень кэпу спалось паршиво. Он наконец-то отловил бегавшую по закоулкам мысль о предстоящей атаке, разглядел ее во всех подробностях и теперь сидел озабоченным бабуином в кресле, уложив на штурманский столик кулаки, а поверх погрузив рыло. Босс пытался понять, в кого именно он уродился такой дурной и безмозглый. Потому как подсознание четко просчитало хотелки хозяина и выдало единственный возможный вариант решения проблемы. Теперь с тем, что привиделось, нужно было как-то свыкнуться. Проблема в том, что идея слишком отдавала авантюрой, а домой хотелось вернуться целиком, не кусками. Вот и мучался капитан.
— Множественные шумы, слева по борту! Четыре корыта, как минимум! — выдохнуло переговорное устройство. Акустик сработал четко и передал эстафетную палочку дальше.
Вся вахта в отсеке замерла — обычно в таких случаях изучали возможного противника, затем выбирали наиболее жирную цель и топили к морской матери. Как сегодня поступит самый результативный убивец эльфов?
Шкипер размышлял. С одной стороны — места уже рядом с вражеской границей. Скорее всего — чужой караван. Миноносок акустик различает уже поименно, назвал бы даже: кто, на какой скорости и куда именно направляется. Значит, явно не гоблины с контрабандой шарашатся. С другой стороны — длинноухие считают, что подлодки орков умотали на юг, строго выполняя приказ штаба: ловить чужую эскадру у Паучатника. И если сейчас кто-нибудь “булькнет” — визгу будет на всю округу. Потопить всех четверых — это из разряда чудес. Кто-нибудь да доберется до порта. И все — прощай “Толстуха Берта”.
— На перископную, глянем.
Клыкастые оживились. Наступило любимое развлечение. Попялиться в хрустальный глаз из-под воды после капитана — это прикольно. Невероятные ощущения — вон, чужие подштанники на корме ветер полощет, дымы с труб пароходов клочьями гоняет. И ни одна зараза не знает, что рядом притаился злобный хищник, способный одним “пли” отправить на дно очередного бедолагу.
— Среднюю носовую на треть продуть! — понеслось по трубам.
— Рули на плюс пять! — дублирует Штырь.
— Глубина пятьдесят! Сорок пять! Сорок! — репетует матрос рядом со стрелкой прибора.
— Так держать!..
Через минуту:
— Двадцать! Пятнадцать!
— Рули на минус три! — заставляет чуть притормозить лодку рулевой. — На ноле!
— Глубина десять! Идем ровно!
Поправив любимую фуражку, капитан тянет лапы к колесу подъема перископа. Крутнув его по часовой стрелке, придерживает ползущий вверх лоснящийся бок. Дождавшись, когда из нижнего лаза выплывает окуляр, тут же раздвигает ручки управления и сгибается в букву “зю” — ловит волну. Если наверху штиль, то любая торчащая высоко палка привлечет чужое внимание. Посопев, шкипер рычагом приподнимает перископ еще чуть выше. От старого механизма с поршнями после нескольких неудач отказались — вышибало всю конструкцию наверх с такой силой,
