— Может быть, лучше сходу форсировать Таис? Тем более что там уже будет Келкор, который прикроет нашу переправу, — предложил Тальмеш.
— Ночные переправы опасны, может погибнуть много людей. Лучше не рисковать понапрасну. Теперь о порядке следования отрядов. В авангарде уже выступили Кандий и Тезиарий. В основной колонне первыми пойдут зальгарцы, за ними — грондарцы Манорга и валузийцы Тайгора. Следом — камелийцы Тальмеша и таваронцы Затула. В арьергарде будет конница Энкеши.
Кулл окинул военачальников внимательным взглядом, а когда Рамдук закончил переводить, снова заговорил:
— Расстановка окончательна. И помните: жрецы Сатха очень коварны, так что предупредите воинов, пусть будут настороже. И еще приказываю: не обижать местных жителей. С мародерами разговор будет короткий. У воинов достаточно золота, чтобы купить все необходимое. Все ясно?
— Да, король, — ответили присутствующие.
— Тогда идите и начинайте готовиться к смотру и жертвоприношению Валке и Энлилу.
Услышав имя своего божества, камелийцы подняли вверх руки, восхваляя его.
Когда военачальники разошлись, в шатер вошел слуга, чтобы помочь Куллу надеть доспехи.
Тем временем первые отряды — Кандия и Те-зиария — выступили из лагеря. Оставшиеся войска заканчивали построение у подножия холма.
К северным воротам Ханнура, широко распахнутым, шли толпы народа: все спешили на ближайшее поле. Сегодня сам правитель Кхешии в окружении избранной знати и верховных жрецов будет присутствовать на смотре войск. Всем хотелось вблизи увидеть церемонию от начала до конца. Специальные отряды войск обеспечивали порядок. Воины стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, сдерживая наиболее ретивых зевак.
Выбранное для смотра поле находилось неподалеку от лагеря кхешийских войск. Армия выстроилась вдоль дороги, по которой должен был следовать владыка. На другой стороне расположились зрители.
Там же ночью установили священную статую Великого Змея и жертвенный алтарь. Из главного капища Сатха привезли клетки с храмовыми питонами. За статуей устроили загон для жертвенных животных. Таким образом, все было готово для предстоящих торжеств. Можно было начинать церемонию.
Правитель Сенахт выехал из города верхом, возглавляя процессию, и это было нарушением всех традиций: владыку полагалось везти в закрытом паланкине, в сопровождении усиленной охраны.
Возмущенные жрецы пожаловались Сатхамусу, но тот лишь отмахнулся от них. Верховный жрец счел, что, когда у границ стоит враг, правитель должен предстать перед своим народом как лихой воин на горячем скакуне, а не как изнеженный лежебока.
К тому же Сатхамус, которому редко приходилось покидать Ханнур, хоть это и не вязалось с его деятельной натурой, любил лошадей, и любые поездки верхом за пределы города находили в его душе живой отклик.
Кавалькада под восторженные крики горожан покинула Ханнур. Сенахт подозвал к себе Халега и о чем-то горячо с ним спорил. Сатхамусу это было не интересно, он наслаждался поездкой, полностью отдавшись непередаваемым ощущениям единства с сильным и послушным животным.
Сидя в седле, он мог прекрасно видеть все, что происходило вокруг, — не то что из паланкина. Дорогу с двух сторон обступали глинобитные стены усадеб и постоялых дворов, из-за оград выглядывали крыши домов, утопавшие в зелени, тщательно политая брусчатка дороги блестела под солнцем. Давно уже Сатхамус не получал такого удовольствия: дышалось легко, а все трудности мнились вполне преодолимыми.
Процессия проезжала мимо храма всевидящей Нут. Позолоченный купол ослепительно сиял, над входом, образуя огромную арку, символизирующую беспредельное небо, нависала статуя богини.
Пригород сменили поля, разделенные на прямоугольники линиями оросительных каналов. Вдали виднелись рощицы финиковых пальм, радовавшие глаз яркой зеленью. Справа тихо нес свои воды священный Таис.
Наконец процессия приблизилась к месту построения армии. Воины, встречая военачальников, мерно ударяли мечами о щиты, и над дорогой стоял ровный гул. Правитель с Халегом проехали вдоль строя, придирчиво разглядывая воинов, и, миновав последний ряд, быстро поскакали к алтарю Сатха, возле которого для владыки установили трон. Тент над ним, по настоянию Сенахта, не натянули.
Правитель подал знак — удары о щиты прекратились, гул утих. Вперед выступил глашатай и хорошо поставленным громким голосом начал читать:
— Я, Сенахт, владыка Кхешии, потомок великого Сатха, защитник законов и справедливости, первый наместник Великого Змея на земле, попирающий стопами всех его врагов и вознаграждающий его друзей, приветствую своих подданных.
Глашатай замолчал: в ликующем реве многотысячной толпы его все равно никто не услышал бы. Выждав некоторое время, он продолжил:
— Сегодня мы собрались, чтобы приветствовать богов, хранителей Кхешии, и молить их о даровании нам победы. Этой ночью всевидящая Нут — мать всех богов — ответила на наши нижайшие просьбы открыть будущее. Радуйтесь, люди! Великий Сатх не бросит своих детей в беде, и мы разобьем всех его врагов. После кровопролитной битвы победа будет нашей — так сказала всевидящая Нут.
Глашатай выдержал небольшую паузу и завершил речь:
— Возблагодарим всевидящую Нут за благую весть, великого Сатха — защитника своих детей и грозного бога войны Монту — копьеносного покровителя владык Кхешии.
Этот короткий призыв вызвал еще одну бурю восхищенных криков. Когда они смолкли, наступило время жертвоприношений.
Жрецы в ритуальных одеждах с золотыми украшениями подвели к алтарю быка с позолоченными рогами. Животное было убрано лентами со священными текстами. Зазвучал хор младших жрецов — они исполняли гимн, восхваляющий великого Сатха. Служитель поднял кувалду. Один удар — и бык замертво свалился на землю.
Сатхамусу как верховному жрецу предстояло открыть церемонию.
Торжественно приняв от служителя острый жертвенный нож, Сатхамус медленно приблизился к быку, резким движением вспорол животному грудь, и, погрузив руку в теплую еще плоть, выдернул сердце. Едва заметно шевеля пальцами, так, что казалось, сердце еще бьется, жрец высоко поднял его над головой и повернулся к притихшей толпе.
В гробовой тишине Сатхамус, с ног до головы забрызганный кровью, горящим взором обвел зрителей. Это был миг его торжества, полной власти над мелкими людишками, и ради него жрец готов был умереть.
Под возобновившиеся звуки гимна он плавно опустил руку, провел ею над алтарем, обагряя его кровью, и осторожно положил сердце в клетку со священным питоном. Змея, которую нарочно задолго до жертвоприношения держали впроголодь, мгновенно заглотила кусок мяса.
