С горы катился огромный снежный ком, рождая и увлекая за собой лавину. Иолина подняла ладонь, и ком прокатился далеко в стороне. Далеко внизу чернели грозовые тучи — вероятно ураган все еще бушевал. Иолина поднялась и посмотрела на заснеженный пик, стрелой уходящий к небесам.
— Сейчас я соберу все силы и перенесу нас на вершину. Там будет небольшая пещера. В ней ты увидишь… может, человека, а, может… я не знаю какое обличие он примет. Убей его сразу и без колебаний. Для твоего меча он будет уязвим. Убей, не слушая, что он скажет, убей, не раздумывая — он попытается обмануть тебя, заморочить голову! Теперь обними меня, и мы полетим на вершину. На этот полет сил у меня, будем надеяться, хватит.
Конан стоял неподвижно. Иолина вскинула брови.
— В чем дело? Ты боишься?
— Я не уверен.
— В чем?
— В том, что злодей он, а не ты! В том, что убив его, я спасу мир, а не погублю его. Разве можно действовать, полагаясь только на твои слова?!
— Так ты хочешь знать всю правду?! — крикнула женщина.
В глазах ее взметнулись искры, и она вновь стала той надменной аристократкой, которую он увидел утром в каморке над таверной толстого Асланкариба.
— Хочешь всю правду? — повторила Иолина, немного успокоившись.
Она вновь опустилась на камень и жестом приказала Конану сесть рядом.
— Ну, что ж… Правда в том, что он отступник. Он откололся он нашего рода и теперь строит коварные планы. То, что я говорила про возможную погибель мира — тоже правда. Ну… может, это случится не так скоро.… Но если его не остановить — случится обязательно. Я тебя не обманывала… Просто умолчала кое о чем…
— О чем?
— Это не имеет отношения к делу!
— Сейчас все имеет отношение.… О чем ты умолчала? Говори!
Лицо женщины было искажено страданием, но синие глаза киммерийца отражали только ледяную бесконечность. Повисла напряженная тишина. Казалось, стихли даже громовые раскаты далекого урагана.
— Мы любили друг друга — тихо сказала Иолина, — и были самыми счастливыми существами во вселенной. Но ему оказалось мало одной любви — он возжелал власти… Постепенно он стал меняться… Я же говорила, что это не имеет отношения к делу…
— Так ты не можешь его убить, потому что любила… любишь? — осенило Конана.
Женщина обреченно кивнула.
— Ты не сможешь убить любимого человека… гм… любимое существо и для этого тебе понадобился я! А вовсе не потому, что его может убить только смертный!
— Да… именно так. Теперь ты видишь, что не представляй он такой угрозы миру — я не стала бы желать его смерти?..
— Да, пожалуй, что так… — нахмурившись, пробурчал киммериец, затем удивленно добавил:
— Он твой брат? Но любила ты его не как брата, а как мужчину?
— Это у вас, людей нельзя любить брата… да и то.… У нас же, вообще, все по-другому.
— У кого это «у нас»?
— Мы рождены другими… Мы не люди.… Во всяком случае, не такие, как вы…
Конан промычал что-то неодобрительное, вздохнул, поднялся с камня и неловко обхватил женщину за талию, не зная, в каком положении они полетят на вершину.
— Держись крепче, мой варвар! — крикнула Иолина и горы внезапно оказалась далеко внизу. А еще через мгновение они стояли на обширном уступе, нависающем над пропастью. Недалеко зияла пасть небольшой пещеры.
— Сейчас он появится, — торопливо сказала Иолина, — приготовься!
— Он здесь живет?! В это маленькой пещерке?
— Нет, конечно! В его распоряжении вся гора — а вход здесь, наверху. Смотри! Он идет!
Конан не заметил, когда перед ним возник стройный молодой юноша. Серые глаза лучились добротой и искренностью. Юное, свежее лицо было ясным, как солнечный день. Вновь навалились сомнения — действительно ли от этого человека исходит такая опасность?
Несколько мгновений юноша внимательно смотрел на Конана, затем перевел взгляд на Иолину, и его прекрасное лицо исказилось гримасой такой злобы, такой отвратительной ненависти, что все сомнения отпали сами собой.
— Ты знала, тварь, что не сможешь сама убить меня, и притащила сюда этого здоровяка-варвара?! Но мы еще посмотрим, кто кого!
Конан обнажил меч и молча двинулся на противника.
— В бою он не слишком силен, — вдогонку сказала Иолина, — его конек — колдовство, но это я сумею обезвредить!
Неожиданно в руке злобного юноши возник громадный огненный меч. Рассыпая искры, гудело пламя. В лицо пахнуло жаром. Юноша отвратительно захихикал.
— Это иллюзия! — крикнула Иолина, и огненный меч исчез.
Конан увидел, что у противника самый обычный клинок, которым тот стал размахивать без всякого толку. Шагнув вперед, киммериец без труда парировал размашистый удар юноши и… остановился в нерешительности. Перед ним стояла Иолина. Иллюзия была настолько точной, что Конан, сознавая опасность, все же оглянулся, чтобы убедится — настоящая Иолина стоит позади. Смертельного удара он сумел избежать, уклонившись в последний момент, но почувствовал, как сталь обожгла левое плечо. Кровь брызнула алым фонтаном, капли которого мгновенно застывали на снегу.
— Не поддавайся иллюзиям! Убей его, какой бы облик он не принял! — крикнула Иолина.
Зарычав от боли и бешенства, Конан прыгнул вперед и нанес страшный удар наискось справа налево.
Юноша подставил под удар меч, но это не помогло и, обливаясь кровью, он упал на снег. В бешенстве Конан еще несколько раз взмахнул мечом, и тело противника превратилось в бесформенные куски кровавой плоти…
Иолина медленно опустилась на колени перед отрубленной головой любимого. Нежно погладила слипшиеся от крови волосы. Легкой рукой провела по лицу, закрывая глаза. Затем нежно поцеловала холодный лоб юноши.
— Может, все-таки оторвешься и излечишь мою рану, пока я не истек кровью? — Конан все еще злился.
Злился на себя, за то, что попался на самый старый трюк в истории поединков — обернулся по наущению противника. На Иолину, за то, что она так долго прощалась с мертвым братом-любовником. На весь спасенный мир, не знающий спасителя.
— О, прости, мой варвар, — Иолина торопливо поднялась, — я забыла, что ты серьезно ранен!
— Не так уж и серьезно, бывало и хуже, — проворчал киммериец, наблюдая, как останавливается кровь и затягивается рана под нежными пальчиками женщины.
* * *
Теплый ветер ласково шелестел листвой в кроне огромного дерева, приютившего на ночь уставший караван. Стреноженные верблюды и лошади паслись, смешно переступая спутанными передними ногами. Поужинав сухими лепешками, Конан лежал, закинув руки за голову, и вспоминал дымящиеся куски жареного мяса, съеденные им в разное время и в разных местах.
