Прежде всего поражало то, что заключённые в кольце гор небольшой буковый лесок, озеро и широкий, усыпанный цветами луг были окружены удивительно гладкими, уходящими к самым облакам скальными стенами, образующими идеально ровный круг. Можно было подумать, что над камнями не одно столетие трудилось множество резчиков, сглаживавших любой выступ, любую трещинку. От того, что гранитные стены поднимались на сотни локтей в высоту, в долине должен бы был царить вечный сумрак, но отец Целестин глазам своим не поверил, рассмотрев пляшущие на озёрной глади солнечные блики. Светило к тому времени склонялось к закату и было скрыто скалами, так что ни один его луч не мог проникнуть в странную межгорную впадину. Разобравшись, отчего всё представшее его глазам пространство залито светом, монах ахнул от изумления. Оказалось, что отполированный до зеркальности камень высоко над головами людей отражал солнечные лучи, а так как скалы чуть склонялись к земле под едва заметным углом, то рассеянный мягкий свет заливал долину весь день, кроме коротких рассветных и закатных часов.
Ну и наконец, владевший этим маленьким уютным уголком Некто провёл чёткую границу своей вотчины. Едва отряд вошёл в ущелье меж пограничными утёсами, как исчезла пожухлая и мёртвая степная поросль, сменившись буйной сочной зеленью. Это изменение было столь явным, что отец Целестин ещё раз воззвал к благоразумию Торина:
— Не надо туда ходить! В этом месте наверняка живёт какая-нибудь нелюдь вроде Нидхёгга, а то и похуже! Торин, ты что, совсем ничего не соображаешь?
— Да, местечко необычное, — добавил Видгнир, с любопытством озирая чистейшее овальное озерцо, к которому подошёл отряд, и темневший за ним лесок. — Но я бы сказал, что опасности не ощущаю. Я бы почувствовал…
Он смущённо умолк, перехватив испепеляющий взгляд монаха, который хоть и попривык доверять странным способностям бывшего ученика, но всё одно больше прислушивался к собственному чутью, пусть и подводило оно не раз. И теперь отца Целестина словно что-то подталкивало изнутри, говоря: «Не суйся туда, где смертным делать нечего!» А в том, что «смертным» не следует оставаться в пускай и красивом, но очень загадочном и необычном каменном колодце не то что на ночь, но даже и до вечера, он не сомневался.
— Если опять какая беда приключится, я вас спасать не буду! — с апломбом заявил монах и погладил золотой диск с Оком Амона-Ра.
Грянувший громкий хохот Торина и Гунтера эхом отозвался от зеркальных стен долины.
— Ночуем здесь, — утерев набежавшие на глаза слезы, сказал конунг, всё ещё продолжая смеяться. — И запомните все, что надеяться этой ночью нам придётся только на себя, ибо великий воитель-ромей отказывает нам в помощи! Гунтер, где у тебя правильный камень? А то мой меч затупился…
Отец Целестин обиженно надулся. Нет, не понимают дурни, даже после всех бедствий, обрушившихся на их головы после ухода из Вадхейма, что опасность лучше обойти, а не переть напролом!
— А долинка эта мне всяко не по нраву, и, помяните моё слово, что-нибудь тут на нас да свалится!
Быть может, и прав был монах…
— Благость-то какая!.. — проговорил отец Целестин, после плотного ужина напрочь позабывший, как совсем недавно грозно пророчествовал о поджидающих отряд в круглой долине бедах. Безусловно, от своих слов монах не отказывался, но вот уже и солнце зашло, и звёзды на небосводе горят, наблюдая, как пятеро людей расположились на отдых в якобы «дурном» месте, а всё ещё ничего страшного не случилось. «Да, наверное, и не случится, — решил отец Целестин. — Если уж нас сюда кто-то впустил и позволил остаться, то и уйти целыми-невредимыми разрешит».
Он недаром сравнивал скрытую в скалах долину с маленьким раем — и воздух здесь был чистым и ароматным, не то что в пропылённой степи или душном лесу, буйные травы на лугу не тронула сушь, и могли они укрыть человека по пояс. Озеро так и вообще поражало обилием рыбы и водоплавающей птицы — подходи и хоть руками бери. То, что дичь была непуганая, очень быстро выяснил неугомонный Гунтер. Громадные, очень жирные серые гуси едва только не кинулись к вышедшему на травяной бережок человеку, чтобы он покормил их с рук. У Гунтера, правда, были совсем другие намерения. Вынув из мешка лук, которым он не пользовался с первой ночи в Междумирье, предпочитая более удобный самострел, он с нескольких шагов подстрелил трёх ничего не подозревавших птиц, вручил их Сигню, чтобы ощипала, а сам вместе с Видгниром отправился к лесу за озером — набрать дров для костра. Торин в это время углядел плеснувшую хвостом по воде рыбину и, подняв брошенный Гунтером лук, встал возле самой кромки берега. Дождавшись, когда на озёрной глади рябью мелькнула едва заметная тень, поднял оружие и тренькнул тетивой. Тисовая стрела с чуть слышным всплеском ушла в воду локтях в десяти перед ним, а мгновение спустя снова появилась над поверхностью вместе с расписанной синими и розовыми пятнами радужной форелью — остриё вошло рыбине в голову.
— А достать как? — спросил наблюдавший за действиями конунга монах.
— В воду лезть придётся, — вздохнул Торин. — Чего ж такую добычу бросать?
Быстро раздевшись, конунг нырнул в прозрачную, очень холодную воду и, в несколько взмахов настигнув дрейфующую по лёгким волнам форель, вернулся. Едва он вышел на берег, монах схватился за голову:
— Батюшки, а это ещё что? Ну-ка постой!
— Что за беда? — не понял Торин и, лишь когда отец Целестин указал на невесть откуда взявшихся толстых чёрных пиявок, незаметно и безболезненно вцепившихся в его руки и грудь, чертыхнулся и принялся их отдирать.
— Нет, не надо! — запротестовал монах. — Если пиявок руками снимешь, ранки потом загноятся. Погоди-ка, я сам попробую.
— Только давай быстрее, — буркнул Торин, всё ещё сжимая рыбу в левой руке. — Не люблю я этих тварей…
Быстро выудив из своей сумы заветный мешочек с солью, отец Целестин присыпал по щепотке на раздувшиеся хвосты кровососов, и они, поизвивавшись, отцепились.
— Не пойму, откуда здесь пиявки взялись? — недоумевал Торин, обтираясь пучком травы. — Ведь не было их у берега, я бы заметил…
Сигню, уже окружённая кучками сероватого гусиного пуха, подняла голову и внимательно посмотрела на озеро.
— Мне кажется, что хозяин этого места на нас сердится, — проговорила она. — Вот он тебя и предупредил.
— Не говори глупостей! — отмахнулся Торин. — Если бы этот хозяин был и мы пришлись ему не по нраву, то он бы не пиявок на нас напустил, а что-нибудь похуже…
