— Мир, Анаксофус! В^сь мир! «Все идет не так!»
Смерч встал над ними громадным столпом ярости. Чтобы увидеть его вершину, пришлось бы встать на колени и запрокинуть голову. Вокруг него выли и закручивались ветра. Лошади дико ржали и метались. Колесница шаталась под ногами. Все покрыла охряная тень. Резкие порывы ветра бросались на них как волны прибоя, бездонные и всеобъемлющие. Песок сдирал кожу с костяшек пальцев, царапал скулы.
He-бог приближался.
«Слишком поздно...»
Странно, что страсти угасают перед тем, как уходит жизнь.
Визжали лошади. Колесница качалась.
СКАЖИ МНЕ, АКХЕЙ...
Он закричал и сел на постели.
Женщина, стоявшая у дверей, уронила таз и бросилась к нему. Ахкеймион инстинктивно схватил ее за руки, как муж — перепуганную жену. Она попыталась вырваться, но он вцепился сильнее и попытался встать. Ноги его не слушались. Женщина закричала, но Ахкеймион не отпускал. Пальцы сжимали ее ладони, наверное причиняя боль, но он не мог отпустить ее!
Распахнулась дверь. В комнату ворвался мужчина с поднятыми кулаками.
Потом Ахкеймион не мог вспомнить самого удара. Он уже пытался встать, а мужчина тащил прочь оттуда свою жену. Щеку саднило. Человек что-то кричал на непонятном языке, дико жестикулировал, а женщина, похоже, о чем-то умоляла, цепляясь за его левую руку, но мужчина только отмахивался.
Ахкеймион поднялся, совершенно обнаженный, и почувствовал, что его правая нога не в порядке. Он схватил с тюфяка грубое полотенце и завернулся в него. Затем, ошеломленный, обогнул мужчину и его жену, добрался до двери, вышел на солнце и пошатнулся, ощутив под ногами горячий песок. Прикрыл глаза ладонью от яркого солнца, увидел берег и вздымающиеся морские волны. Заметил девочку с веснушками, съежившуюся у задней стены. Затем разглядел вдалеке и других людей — там, где черные скалы вырастали из белого песка. Люди вытаскивали лодки из перламутровой морской пены.
Ахкеймион обернулся и, как только мог, быстро побежал по берегу.
«Пожалуйста, не убивайте меня!» — хотел он закричать, хотя и понимал, что так может погубить их всех.
Он направился на восток, к Шайме. Как будто других дорог он не знал.
Утреннее солнце словно убегало от той стороны света, куда направлялся Ахкеймион, словно боялось его. Пока песок был плотным и ровным, он шел вдоль берега и наслаждался теплым плес-
ком волн у ног. Красношеие чайки неподвижно висели в пустом небе. Все двигалось одновременно и быстрее, и медленнее, как бывает на краю Великого моря. Широкая водная гладь мощно вздымалась на неподвижном горизонте, отблески солнца бежали по тихо дышащей поверхности вод, и ветхая жизнь трепетала на вечном ветру.
Он останавливался четыре раза. Один раз, чтобы сделать себе посох из выбеленного морем куска дерева. Второй — чтобы подпоясать обрывком гнилой веревки свою простыню, из которой сделал одеяние, которое нансурцы называют «хламидой отшельника». Третий раз он остановился, чтобы осмотреть свою ногу, рассеченную на икре и щиколотке. Он не знал, где получил эту рану, но точно помнил, что выпевал себе защиту кожи за мгновение до того, как демон провал его оборону. Возможно, не успел допеть до конца.
В четвертый раз Ахкеймион остановился перед сваями волнолома, заставившими его свернуть от берега. Он набрел на пруд из приливных вод, укрытый от ветра так, что поверхность его была зеркально ровной. Ахкеймион опустился на колени на берегу этого пруда, чтобы посмотреть на свое отражение, и увидел у себя на лбу Две Сабли, нарисованные сажей. Наверное, это сделали те, кто за ним ухаживал. Охранный знак, благословение или молитва.
Ему не хотелось их стирать, поэтому он лишь омыл свою спутанную бороду.
Когда вода успокоилась, он снова вгляделся в зеркало пруда. Темные запавшие глаза, .заросшие бородой щеки, пять белых прядей. Он коснулся отражения пальцем, посмотрел, как оно искривляется и дрожит на чистой глади вод. Может ли человек чувствовать так глубоко?
Он зашагал прочь от берега, тщательно выбирая дорогу по пастбищам, обходя заросли чертополоха. Хотя ветер не стих — тени метались вдали от его порывов,— Ахкеймиону казалось, что потоки воздуха огибают его, как всегда, когда человек удаляется от берега. Свежая зелень благоухала, насекомые летали туда-сюда бессмысленно и целеустремленно. Он спугнул дрозда и чуть не вскрикнул, когда птица взлетела из-под самых его ног.
Земля впереди поднималась холмами. Ахкеймион вышел на широкий участок утоптанной почвы — тут прошли всадники, сотни всадников. Его цель уже близко.
Он перевалил через вершину холма, где под солнцем лежали развалины мавзолеев древних амотейских царей. Запекшаяся, как стекло, земля ранила босые ноги.
Он пересек разоренную долину, где был лагерь Священного воинства.
Он прошел по полям битвы, мимо разрушенного акведука, где гниющая желтая трава указывала на трупы людей и лошадей.
Он перебрался через руины ворот Процессий, мимо обрушенного участка стены, где на него глянул зрачок, выложенный черной плиткой по белому.
Он прокладывал путь по выжженным улицам и остановился посмотреть на Багряного адепта — тот торчал из развалин соляной статуей, застыв в последнем движении.
Он взобрался по огромной лестнице, вырезанной в склоне Ютерума, хотя не остановился ни у одного святого для паломников места.
Он не увидел никого, пока не добрался до западных ворот Хе-теринской стены, Там стояли на страже два смутно знакомых кон-рийца. Они вскричали:
— Да сияет истина! — и пали на колени, ожидая благословения.
Он плюнул на них.
Приближаясь к Первому храму, он смотрел на дымящиеся развалины Ктесарата, великого храма кишаурим. Они ничего не значили для него.
Первый храм возвышался совсем рядом. Его круглый фасад светился белым над тысячами айнрити, собравшимися перед святилищем. Солнечные лучи струились вниз. Тени были резкими. Небо ясное и безоблачное. Его бирюзовую чашу метил лишь Гвоздь Небес, сверкавший в его глубине, как давно потерянная драгоценность.
Тяжело опираясь на посох, Ахкеймион преодолел последний пролет. Все без исключения Люди Бивня расступались перед ним.
Он был важнее их, гораздо важнее. Он стоял в самом центре мира — наставник Воина-Пророка. Он прошел сквозь айнрити, не обращая внимания на их мольбы. Наконец он остановился на самой верхней площадке и посмотрел на собравшихся сверху вниз. И расхохотался.
Повернувшись к ним спиной, он похромал в просторную тень, прошел под табличками с благословениями, что висели под притолокой.
«Как это не похоже,— подумал он,— на храмовый сумрак Сум-ны, где все ярко размалевано».
