«Как это не похоже,— подумал он,— на храмовый сумрак Сум-ны, где все ярко размалевано».
Мрамор нежил его кровоточащие ноги.
Люди падали на колени, когда он проходил сквозь внешнее кольцо колонн. Проталкиваясь через толпу, он подумал о странной... пустоте, открывшейся в нем. Он ходил, он дышал — значит, сердце в его груди еще билось. Но самого пульса он не ощущал. Он подумал о черве, который скоро выползет из его волос.
Затем Ахкеймион услышал суровые слова, заставляющие людские сердца трепетать от благоговения. Он узнал голос Майтане-та, Святого шрайи Тысячи Храмов. Он почти видел его среди леса круглых колонн.
— Встань же, Анасуримбор Келлхус, ибо вся власть ныне лежит на твоих плечах...
Мгновение тишины, прерываемой тихими всхлипываниями.
— Воззрите же — вот Воин-Пророк! — провозгласил незримый шрайя.— Воззрите же — вот верховный король Куниюрии! Воззрите же — вот аспект-император Трех Морей!
Слова поразили Ахкеймиона, как удар отца. Люди Бивня вскакивали на ноги, кричали восторженно и льстиво; он припал к одной из белых колонн, щекой ощущая холод ее резьбы.
Что же за пустота так сосет внутри? Что за тоска, от которой хочется плакать?
« Он заставляет нас любить себя! Он заставляет нас любить!»
Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что теперь заговорил сам Келлхус. Ахкеймиона влекло вперед, непреодолимо и неизбежно. Наряженные в шелковые одежды своих врагов, таны и рыцари расступались пред ним, как перед прокаженным.
— Со мной,— говорил Келлхус,— все переписано заново. Ваши книги, ваши притчи, ваши молитвы — все, что было вам привычно, теперь станет просто детской забавой. Слишком долго Истина спала в низких сердцах людей. То, что вы зовете традицией, есть лишь уловка, плод вашей суетности или похоти, ваших страхов и ненависти. Со мной души очистятся. Со мной мир возродится! Год первый.
Ахкеймион продолжал хромать вперед. При каждом шаге посох в руке гудел и ранил его. Сломанный... как и все в этом жалком мире.
— Старый мир мертв! — крикнул он.— Ты это хочешь сказать, пророк?
Изумленные восклицания и шорох шелка в наступившей тишине.
Люди окончательно расступились, скорее изумленные, чем возмущенные. И наконец Ахкеймион увидел... Он зажмурился, стараясь отделить знакомое от внешнего блеска.
Священный двор аспект-императора.
Он увидел Майтанета в его золотых одеяниях. Увидел Пройаса, Саубона и остальных выживших предводителей Священного воинства. Увидел новую знать, не столь многочисленную, но более блистательную, чем старая. Увидел первородных и других новых высших чиновников во всем блеске их фальшивого положения. Он увидел Наутцеру и весь Кворум, сверкавший ало-золотыми церемониальными одеяниями Завета. Увидел даже Ийока, прозрачно-бледного, как стекло, в магистерском облачении Элеазара.
Он увидел Эсменет — ее раскрытый рот, ее накрашенные глаза, сверкающие слезами... Новая нильнамешская императрица. Ахкеймион не видел Серве. Не видел Найюра или Конфаса. И Ксинема тоже не было.
Но он увидел Келлхуса, восседавшего, как лев, перед огромным бело-золотым полотнищем Кругораспятия. Его рассыпанные по плечам волосы сверкали, светлая бородка была расчесана. Ахкеймион видел, что он плетет сети будущего, как и говорил скюльвенд. Что он изучает, анализирует, расставляет по местам, проникает...
Он видел дунианина.
Келлхус кивнул ему дружелюбно и озадаченно.
— Я не говорю, а утверждаю, Акка. Старый мир мертв. Опираясь на посох, Ахкеймион оглядел собравшихся.
— Значит, ты говоришь,— без упора или злобы сказал он,— об Армагеддоне.
— Все не так просто. Ты ведь понимаешь...— Голос Келлхуса, выражение лица — все излучало снисходительное добродушие. Он поднял руку и указал на место справа от себя.— Подойди же. Займи свое место около меня.
И тут Эсменет закричала и бросилась с возвышения к Ахкей-миону, но споткнулась, упала и заплакала. Прижав ладони к полу, она подняла к нему безнадежно умоляющее лицо.
— Нет,— ответил Ахкеймион Келлхусу,— Я вернулся за женой. Больше мне ничего не надо.
Мгновение сокрушительной абсолютной тишины.
— Это кощунство! — вскричал Наутцера.— Ты сделаешь так, как он велит!
Ахкеймион услышал великого старого чародея, но не стал слушать. Уже много лет, как он перестал понимать своих братьев по школе. Он протянул руку.
— Эсми?
Он увидел, как она встает, увидел ее округлившийся живот. Она показывала... Как же он не замечал этого прежде? Келлхус просто... наблюдал.
— Ты адепт Завета,— прохрипел Наутцера с огромной злобой — Адепт Завета!
— Эсми,— произнес Ахкеймион, глядя только на нее и протягивая ей руку.— Прошу тебя...
Одна-единственная вещь в мире имела значение для него.
— Акка,— всхлипнула Эсменет. Она огляделась по сторонам, и восторженные взгляды со всех сторон словно затопили ее.— Я мать... мать...
Значит, пустоту не закрыть. Ахкеймион кивнул и вытер последние слезы. Больше никогда он не прольет ни единой слезинки. Отныне у него нет сердца. Он станет совершенным человеком.
Она подошла к нему — со страстью в глазах, но также с опаской и страхом. Она схватила его руку, ту, что не держалась за посох.
— Мир, Акка! Неужели ты не видишь? Весь мир лежит на весах!
«Как я умру в следующий раз?»
С жестокостью, наполнившей его восторгом и ужасом, он схватил Эсменет за левое запястье, резко вывернул его и отогнул так, чтобы она могла увидеть синюю татуировку на внутренней стороне своей руки. Затем отшвырнул ее прочь.
Толпа яростно заревела.
— Нет! — взвизгнула с пола Эсменет.— Оставьте его! Не трогайте его! Вы не знаете его! Вы его не...
— Я отрекаюсь! — вскричал Ахкеймион, обводя уничтожающим взглядом толпу.— Я отрекаюсь от звания святого наставника и визиря при дворе Анасуримбора Келлхуса!
Он глянул на Наутцеру, безразличный к тому, насмехается над ним старик или нет.
— Я отрекаюсь от моей школы! — продолжал Ахкеймион.— Ибо она есть сборище лицемеров и убийц!
— Тогда ты обрек себя на смерть! — вскричал Наутцера.— Нет колдовства вне школ! Нет...
— Я отрекаюсь от моего пророка!
Потрясенные восклицания и шепот наполнили галереи Первого храма. Ахкеймион подождал, пока шум уляжется, целую вечность немигающим взглядом глядя на потусторонний облик Анасуримбора Келлхуса. Своего последнего ученика.
Они не обменялись ни единым словом.
Ахкеймион нашел взглядом Пройаса, казавшегося таким... старым со своей квадратной бородой. В его красивых карих глазах светилась мольба, обещание вернуться.
