— Ты, — проскрежетала Инвидия, — лжешь.
Исана медленно покачала головой, неотрывно смотря в глаза обгоревшей женщине.
— Если ты решишь изменить свое будущее, — спокойно произнесла она, — я здесь.
Инвидия отвернулась и яростно вылетела вон из улья. Исана слышала, как ревущий поток воздуха уносит ее прочь… оставляя пленницу в одиночестве.
Не считая, конечно, сотни восковых пауков, большинство из которых были неподвижны, но не спали.
Стоило ей только двинуться в сторону выхода, они окружат ее.
Исана снова расправила юбки и спокойно уселась. И принялась ждать.
Фиделиас наблюдал, как Крассус подгоняет Легионы и руководит канимами во вновь взятой Риве, в то время как Октавиан отдыхал от впечатляющего заклинательства фурий, продемонстрированного им чуть ранее.
Фиделиас был впечатлен юным Антилланским лордом.
Он ожидал, что Крассус поведет себя несколько иначе, когда будет единолично командовать.
Он ожидал что-то наподобие… Максимуса от наследника Антиллуса Рокуса.
Крассус, кажется, унаследовал лучшие черты, присущие линии его матери, Дому Калар: холодный расчет, ум и лоск, но при этом не был заражен манией величия, которую источало большинство этих мелких монстров.
Правда, рассудительный стиль Крассуса не был идеальным для места, где находились канимы.
Офицер их сил, молодой шуаранец, бросил вызов авторитету Крассуса в первые же часы, после чего его сводный брат Максимус незамедлительно продемонстрировал одну из сильных черт характера Рокуса — способность принимать безошибочные и веские решения.
Как только каним захотел перегрызть глотку Крассусу, Максимус швырнул его в здание.
В некоторой степени это являлось абсолютной формой дипломатии, хотя Фиделиас мог предположить, что Октавиан в какой-то степени повлиял на Максимуса: тот швырнул шуаранца в деревянное здание, а не каменное.
Каним, как ожидается, оправится от полученных травм — в итоге.
Варг со свойственным канимам высокомерием отказался от услуг алеранских целителей, которые Крассус сразу же предложил.
Фиделиас всё ещё лишь приблизительно понимал их язык, но, по его словам, комментарий Варга означал нечто вроде: «Хороших воинов, погибших из-за твоей глупости, будет меньше, если у тебя будет время, чтобы подумать о сегодняшней ошибке, прежде чем снова руководить ими».
Октавиан, услушав эту реплику в пересказе Фиделиаса, запрокинул голову и рассмеялся.
Его голос звучал несколько приглушённо внутри участка конфиденциальности, созданного им вокруг них заклинательством воздуха.
— Это был тот одноухий шуаранский вожак? Тарш?
— Так точно, Ваше Высочество, он самый.
Октавиан кивнул. Они шли по периметру оборонительных сооружений лагеря, вскоре после заката солнца, после очередного утомительного марша, проверяя работу Легионов и воинов.
— Максимус хотел найти предлог, чтобы врезать Таршу с тех пор, как мы встретились с ним в Молваре. И я не могу себе представить, чтобы Варг стал жалеть, что получил оправдание, чтобы не позволять Таршу кем-либо командовать, — он снова кивнул. — Что насчёт спасшихся из Ривы?
Легионеры обнаружили горстку людей, оказавшихся достаточно хитрыми или достаточно везучими, чтобы успешно скрываться от ворда во время оккупации.
Никто из них не был в состоянии, которое можно было бы назвать хорошим, хотя некоторые из них имели лишь небольшие раны.
— Дети показывают неплохие признаки зарождающегося выздоровления, — произнес Фиделиас. — Остальные… у некоторых из них есть семьи, которые, возможно, выжили. Если мы доставим их куда-нибудь, где тепло, тихо и безопасно, у них появится шанс.
— Куда-нибудь, где тепло, тихо и безопасно, — повторил Принцепс, и его взгляд стал жестким, — даже в мирное время это редкость.
— Воистину.
Принцепс остановился, как вкопанный.
Они были в нескольких шагах от ближайших часовых.
— Отличная идея. Сможет Крассус покомандовать в… мое отсутствие?
— В ваше отсутствие, как ваш заместитель — да, — немедленно ответил Фиделиас. — В случае вашей потери, Капитан? Недолго.
Октавиан пронзил его взглядом.
— Почему?
— Потому что канимы уважают Варга, а Варг уважает вас. Свободный Алеранский Легион уважает вас, но если вас не будет — последуют за Варгом.
Принцепс хмыкнул и нахмурился. Затем спросил:
— Вы предлагаете мне сделать канима заместителем командира наших сил?
Фиделиас открыл рот и снова закрыл. Потом заморгал, думая, что ответить.
— Я верю, что… что Варг будет иметь больше шансов удержать войска вместе, чем Крассус, или кто-либо ещё из командиров Первого Алеранского.
— За исключением, пожалуй, Валиара Маркуса, — задумчиво произнёс Октавиан.
Фиделиас фыркнул:
— Да, конечно, но ведь этот вариант даже не рассматривается?
Октавиан пристально посмотрел на него и промолчал.
Фиделиас наклонил голову, когда, наконец, сообразил, что Октавиан имел в виду:
— О-о, Ваше Высочество. Вам не удастся это сделать.
— А почему нет? — спросил Октавиан. — Ведь правду о вас знает лишь моя личная гвардия и экипаж Демоса. Они могут хранить тайну. Итак, Маркус будет командовать войском до тех пор, пока не сможет объединиться с Легионами, передавать приказы Крассуса и находиться под пристальным вниманием маэстро — который, полагаю, всё ещё в недоумении, почему это вас не повесили на крест и не отдали на съедение ворду.
— Временами я и сам насчёт этого не уверен.
Лицо Октавиана посуровело.
— Я делаю с твоей жизнью то, что считаю нужным. Она принадлежит мне. Не забывай об этом.
Фиделиас нахмурился и слегка наклонил голову.
— Как пожелаете, милорд.
— Вот именно. — сказал Октавиан с горечью в голосе.
Фиделиас мгновение изучал юношу, до того как осознал, что Принцепс ломает голову над каким-то решением.
Обычно он излучал уверенность и целеустремленность, Фиделиас никогда не видел его таким, как сейчас.
Некая неуверенность, нерешительность витала над его словами: Октавиан сомневался в своем следующем шаге.
— Планируете ли вы покинуть армию, сэр? — осторожно спросил Фиделиас.
— Это неизбежно, в какой-то момент, — Октавиан был спокоен. — Если ничего другого не останется, то я буду обязан лично связаться с Легионами в Кальдероне, и, во имя великих фурий, надеюсь, у того, кто командует ими, хватило ума прислушаться к моему дяде.
Фиделиас хмыкнул.
— Но… вы не думаете, что все будет так.
Октавиан поморщился и сказал:
