три происшествия имели место быть, его другу и нашему с сестрой отцу грозило серьёзным в сумме штрафом. А этого допустить Дядя Ваня не мог.
Отец пялился на доскплей и мял пылающие мочки
Маргарита Астафьевна подхватила стакан и выпила воды одним духом.
Ученики, наконец, поняли, откуда директор черпает информацию. Пацаны крутили головами и немедленно поднимали ладони подальше от планшетов с электронными карандашами — показывали мне и Батыю, что не их это рук дело. Девчонки, обтягивавшие под столешницами станков мохеровые юбчонки, и те торопились показать ладошки.
Испугался и доносчик: стал вытирать свою писанину. Да перестарался в спешке — выдал себя: маркер-снимка, уничтожив на экране строчки «И ЦЕЛОВАЛИСЬ», «ДРАЛИСЬ ИЗ-ЗА БЕГЕМОТА», налез на «И КАПУСТЫ НАДО БЫ». Потёр три на конце буквы, осталось:
И КАПУСТЫ НАД
Любитель капусты всем известен, каждую осень услаждал наши уши, хрумкая кочерыжками прямо на уроках; к нему, хрумкая головками чеснока, присоединялась Изабелла. Такой подлянки от Доцента я не ожидал. Он, вспомнил я, неделю, когда испытывали доскплей, болел, потому мог не знать об архиве-менеджере. Конечно, заложил меня не в отместку за пропажу бойцового ворона, и не за сегодняшнюю обиду — он, все знали, влюблён в Даму Вандевельде. За рыжую, если не мстил, то вступился.
— Вы что-то хотите сказать? — отреагировал на лес рук директор. Руки опустились. — Не хотите. Тогда, кто староста?
— Запрудный! — позвала Маргарита Астафьевна, она наливала из графина второй стакан.
— Я-яа… — не сразу отозвался Плохиш. Он стоял позади стеллажа, с ответом директору я повернулся на его голос и успел заметить, как резко отдёрнул от верхней полки руки.
— Курт с Хизатуллиным… — посмотрел директор на меня и Батыя. — Вымолвить даже противно… Целовались?
— Кусались. — Стас вышел из-за стеллажа и, потупившись, шарил у себя по карманам.
— Вот. Кусались, — повернулся директор к Маргарите Астафьевне. — У нас такое случается. Вы учительница молодая, можете не знать.
— Ну… я не знаю…. Кусались, — спохватившись, подтвердила Маргарита Астафьевна.
— Ай-я-яй, — пожурил виновников Квартальный и повернулся к классу с вопросом: — Что за угроза «зацелую до смерти»? Чья?
— Об зубы мои Франц поранился, а я об его, — вклинился Салават, всё ещё стоявший у плазовой доски в шестой, для него затруднительной, позиции, немного даже плечами и руками балансировал — не танцор.
— Староста, и вы Маргарита Астафьевна, так было дело? Кто дежурные? — дал здесь маху Дядя Ваня.
Плохиш, энергично начав жевать ириску, закивал головой. Учительница кивнула, и вдруг, высунувшись из кафедры в полкорпуса, принялась безотчётно вязать у груди. Того, что заметил вязание, Квартальный вида не подал.
— Я, Жёлудь, Запрудный и Хизатуллин дежурные, — поднялась с места Марго.
— Сядь, Сумаркова, — скосил глаза на Марго директор и потребовал от Батыя: — Хизатуллин, а ну-ка повернись. — Когда же тот нехотя показал «рожицу» на пиджаке со спины, безапелляционно, твёрдо заключил: — Дрались!
Конечно, теперь тебе, Дядя Ваня, больше хочется верить в драку, чем в то, что я и Хизатуллин целовались: штраф за первое меньший, пришла мне в голову догадка. Но ох, как тебе, Дядя Ваня, не хочется верить вообще ни в первое, ни во второе. За Катькины проказы, теперь ещё и за мои, тебе придётся не хило так оштрафовать Ганса Курта — поставить друга в шаге от банкротства.
— Моя угроза! — поднялась с места Изабелла.
— Целовала и покусала, — подхватила Глашка. Головастая.
— Стоп! — поднял обе руки директор и спокойно потребовал: — Изабелла Баба, сядь… После урока классный авторитет составит на тебя протокол: целовала мальчика вживую. В школе, в классе, у всех на виду.
Признал поцелуй Изабеллы — пытается тем самым замять мою и Батыя стычку. Дядя Ваня сиял, прикинув, наверное: Баба целовала — Франц сопротивлялся. Вон губа прокушена. А это в корне меняет картину: эфиопам платить штраф.
В подтверждение моей догадки, проронив, «Покончили с этим», директор, чтобы внимание всех переключить на другое, резко повернулся ко мне и сурово потребовал:
— Франц, покажи, наконец, бегемота!
Въехал! Вспомнил о бегемоте! Лучше б ты, Дядя Ваня, обратил всех внимание на ворону, «белую», птицу среди зверья.
— Запрудный, Хизатуллин! Ну, что же вы? — немедленно вступила Маргарита Астафьевна и обратилась к отцу:
— Господин Курт, у вашего сына определённые способности к скульптурному творчеству — с заданием он справился блестяще. Его бегемот не только реалистичен и художественно выразителен, но ещё и композиция интересна, даже сюжетная канва прослеживается.
Во чешет! Бегемоту пить захотелось, зашёл в пруд и пьёт: и вся сюжетная канва. Сейчас у тебя очки-то запотеют, прикинул я развитие событий. И такое охватило безразличие к происходящему, что, скрестив руки на груди, с безучастным ко всему видом стал разглядывать портреты по стенам. Я не боялся грядущего наказания, — разберутся, драки не случилось и не целовались, — я боялся сгореть со стыда, когда Дядя Ваня увидит какого бегемота вылепил «женишок».
— Вот бегемот, — Стаса голос.
Я не повернулся к нему, всё ещё соревновался в гляделки с Леонардо да Винчи.
— Вы что, за идиота меня держите! Какой это бегемот! Где хвалёный реализм и выразительность?
Заговорщицки подмигнув великому скульптору, я повернулся к Запрудному. Тот держал… тигра. Выдавал Батыеву поделку за мою — тигра за бегемота!
С благодарностью за находчивость в попытке спасти меня, промелькнула досада на то, что не мог Плохиш выбрать из фигурок более походящую на бегемота. Но, окинув взглядом полки стеллажа, согласился с выбором Стаса. Разве что, ещё кит сошёл бы за бегемота в пруду, будь у него уши. Ещё, пожалуй, медведь — если бы лежал в воде на брюхе, но все трое мишек сидели на пнях по-человечески и сосали лапу.
— Я что, тигра от бегемота не отличу?! Я с вами в цацанки играть не намерен. Я… хочу… видеть… бегемота!
В «полосатом червяке с ногами» директор признал тигра, а что если в моей поделке признает бегемота — умышленно. Я неплохо знал Дядю Ваню, он не отец прямодушный — хитроват. Катька, та вообще держала Дядю Ваню за шулера. Согласится с тем, что ему демонстрируют бегемота и не согласится с мнением зоологички насчёт моих достижений в художественном творчестве — вызовет тем полемику и под шумок окончательно замнёт ЧП. Прекрасно ведь понимает, что в классе и бровью не поведут на эту уловку.
— Извините, я перепутал, — поспешил успокоить директора Плохиш, — здесь бегемот. Под вороной. Бегемот купается. В пруду.
И нехотя показал на «белую ворону», в меня стрельнув обречённым взглядом. Я не заметил, когда он ворону с бегемотом переставил на верхнюю полку. Молодец! С мест от станков «любимец» мой теперь виден не во
