оружие. Но сколько можно продержаться даже хорошему мечнику против полчищ тварей без защиты?
— Иди под щит, — сквозь зубы продолжил Дармоншир. — И если дернешься в мою сторону, клянусь моим хвостом, я…
— Ты сжечь мне мозг, я помнить, — буркнул Ренх-сат. — Колдуй уже. Нас съесть, пока ты болтать как баба.
— Двигаемся ближе к огню! — огрызнулся Люк, запуская первый смерч в сторону хоботочников, и скривился, понимая, насколько ослабли сейчас стихии. Мелькнула мысль обернуться змеем и раздавить всю нежить — но если стихия скакнет опять, его же сожрут вмиг!
Они остановились шагах в пяти от пылающей машины. Вихрь подхватил первую волну хоботочников, размазывая их по деревьям. Ренх-сат утер хлещущую из носа кровь, которая пропитала бороду, размазалась по лицу — нежить выла и неслась на запах крови, как безумная, и Люк, поморщившись, приказал:
— Не двигайся! — и, впечатав ладонь в переносицу, залечил ему перелом. Нос остался кривоват, но что уж поделаешь.
Генерал ничего не сказал: в прыжке рванул на щит первый выскребыш, раззевая пасть с зубастыми лепестками, — и Ренх-сат, двинувшись вперед, наискосок срезал ему голову, разрубил тело. Тут же завоняло уксусом и смрадом перегнившей плоти, выскребыш потек желтоватой слизью. Люк запустил влево второй смерч, но опоздал — щит дрогнул — то налетели с боков те, кто двигался сзади, огибая горящий автомобиль, и Ренх-сат метнулся туда.
Люк запустил еще пару вихрей, подхватывая ими нежить и размазывая о деревья, кидая в пылающее авто, ибо разрубленные куски то и дело пытались срастись, слиться в что-то совсем уж непонятное. Нежить шла волнами, Ренх-сат рубил мечом как топором, хекая и выдыхая, Люк управлял вихрями и активировал перстни Виктории одно за другим — и с его рук то летели серебристые ледяные Лезвия, то ударял Таран, размазывая нежить слоем и разбивая лес в щепу, то вырывались молнии, пронзая десятки тварей одовременно. Он видел эти заклинания в исполнении классических магов — но никогда не использовал артефакты, и каждый раз, когда с руки срывался то огонь, то лед, Люк внутренне сжимался — не напутает ли чего, не ударит ли в себя.
Закончился дождь. Люк потерял счет времени и уничтоженным чудовищам, а они все перли и перли, и вокруг щита уже сантиметров на десять поднялась остающаяся от тварей желтоватая жижа, перемешанная со щепой и землей. Ренх-сат, работая мечом, скупо и умело двигался туда-сюда перед дымящимся автомобилем, с таким упоением шинкуя нежить, что Люк пообещал себе, если выберется и если мир выстоит, брать уроки владения мечом.
Но твари все шли и шли и ему не хотелось думать о том, что же творилось все это время в Лаунвайте и сколько людей погибло и переродилось в нежить. Или под столицей вскрылись все старые кладбища?
Плохо, что Нории уже точно в Нижнем мире. И его уносят все дальше. И лететь за ним придется сквозь плотное и широкое кольцо охраны портала. Это если сейчас выдержит щит, если они отобьются, если останутся силы…
А там, дальше… как получится.
Твари все ползли и ползли, когда вдруг желтоватая жижа всколыхнулась, оживая, обретая плотность и становясь похожей на черную шляпку огромного гриба диаметром шагов в сто, лежащую на земле — а затем из плотной поверхности проросли вверх зубы-колья, нанизывая на себя прущую вперед нежить — та оседала желтоватой слизью и впитывалась в этот огромный гриб, а новые твари продолжали заползать на колья и осыпаться, пока не закончились.
Люк ударил по образовавшемуся монструозному «грибу» молнией — но часть шипов осыпалась пеплом и тут же выросла заново. Дармоншир и Ренх-сат замерли, настороженно наблюдая за высшей нежитью. Люк слышал рассказы о встречах бойцов с подобными тварями, но обычно выживших они не оставляли.
Над поляной раздались пораженные ругательства на языках двух миров, когда шляпка разделилась на восемь частей и стала складываться, как хищная росянка, загребая и остатки деревьев, и вихри, и машину, и щит, под которым застыли невольные союзники. Вокруг потемнело, лишь над головами сужался кусок рассветного неба. Щит затрещал от чудовищного давления, Ренх-сат с рычанием рубил шипы — которые так же отрастали, как и прежде, Люк, выругавшись, пальнул по кругу из метающего огненные шары перстня и стрелял до тех пор, пока тот не разрядился. Он думал, что уже все, что ничего не помогло — но «росянка» вдруг затрещала, загораясь, начала скукоживаться, от нее стали отваливаться пласты — но щит трещал сильнее, под него начал проникать токсичный дым, от которого хотелось кашлять и блевать. И тогда Люк подхватил Ренх-сата под мышки и с усилием взмыл вверх, проскальзывая в узкую оставленную высшей нежитью щель над головами.
Они вылетели из ловушки, как пробка из бутылки — и Люк потащил тяжеленного генерала в сторону, видя, как разваливается обугленная «росянка». Они рухнули на дерево, скатились вниз. Люк открыл глаза, садясь, и почувствовал, как его шеи сзади касается лезвие меча. Застыл. В кровь ударило адреналином, застучало сердце.
— Я вернуться с твоя голова и все забыть мой позор, — сказал Ренх-сат, надавливая сильнее. Потекла кровь.
— Так что же ты болтаешь, а не убиваешь? — сипло спросил Люк, подтягивая персональный щит и соображая, как же собрать его под кожей, под меч.
Ренх-сат хмыкнул.
— Ничего не мочь без колдовство, да, колдун?
Люк промолчал. Остроумие куда-то делось. Лезвие давило все сильнее — еще немного, и коснется яремной вены.
— Ты не бросить меня здесь на еда чудовище, — сказал генерал вдруг. — У меня быть наставник. Он говорить, не убивать тот, кто спасти тебя. Мой отец убить его за проступок, хотя наставник спасти отца в битве давно.
Люк старался не дышать и мысленно укреплял щит у кожи — хотя понятия не имел, сработает ли это.
— Всегда помнить, что я победить тебя, колдун, — добавил Ренх-сат насмешливо. — Я сейчас уйти. Не идти за мной. Повернуться — я метну меч и убить тебя. Встретиться мне еще, и я убить тебя.
Люк молчал — только сердце билось с утроенной силой да кровь струилась по шее.
Лезвие отодвинулось. Раздались быстрые шаги. Но он не оборачивался — только быстро выставил щит и выдохнул.
— Твой друг скорее всего уже мертв, колдун, — раздалось издалека. — Не идти туда. Иначе ты пожалеть, что тебя не убить я.
Когда Люк все же оглянулся — пленника не было видно,
