Господам и дамам стюард Баттервелл подыскал комнаты, а для их свиты — койки в казармах замка. Прочим гостям предоставили выбор: или спять на соломенном тюфяке в подвале, или в собственном шатре на выделенном клочке земли у западной стены. Скромная палатка, которую Дунк купил в Каменной Септе не являлась шатром, но защищала от дождя и солнца. Некоторые из соседей все еще бодрствовали. Шелковые стены их шатров сияли в ночи подобно цветным фонарикам. Из голубого шатра украшенного подсолнухами доносился смех, а из шатра в пурпуно-белую полоску — звуки любви. Эгг поставил их палатку отдельно от остальных. Мейстер и обе лошади были стреножены, а оружие и доспехи Дунка аккуратно разложены вдоль стены. Когда Дунк протиснулся в палатку, он обнаружил оруженосца сидящим со скрещенными ногами над свечой. Его склоненная над книгой голова сияла как бильярдный шар.
— Ослепнешь, читая книги при свечах, — чтение до сих пор оставалось для Дунка загадкой, хотя парнишка пытался его учить.
— Свечи нужны, чтобы лучше различать слова, сир.
— А по шее? Что это за книга? — Дунк заметил яркие картинки на странице — крохотные цветные щиты, спрятавшиеся между буквами.
— Список гербов, сир.
— Ищешь Скрипача? Не трать время. В таких книгах нет межевых рыцарей, только лорды и победители турниров.
— И вовсе не его я искал. Во дворе я видел гербы… Здесь лорд Сандерлэнд, сир. На его гербе на на зелено — голубом поле три белые женские головы.
— Сестринский лорд? Честно? — Тремя Сестрами называли острова в восточном заливе Шеи, который назывался Укус. Дунк слышал от септонов, что острова погрязли во грехе и алчности. Сестрин городок был знаменитым на весь Вестерос логовом контрабандистов. — Далеко же он забрался. Должно быть он родственник невесты.
— Нет, сир.
— Значит, приехал на пир. Они там на Трех Сестрах едят одну рыбу, так? Наверное его от рыбы уже тошнит. А сам — то ты поел? Я принес половину каплуна и сыра. — Дунк запустил руку в карман плаща.
— Они накормили нас ребрышками, сир. — Эгга зарылся в книгу. — Лорд Сандерлэнд сражался на стороне Черного Дракона, сир.
— Прямо как старый сир Юстас? Он же не был плохим человеком, верно?
— Нет, сир, — сказал Эгг, — однако…
— А я видел яйцо дракона. — Дунк спрятал еду к сухарям и солонине. — Оно было почти целиком красным. А у лорда Кровавого Ворона тоже есть яйцо?
Егг опустил книгу.
— Почему? Он низкого происхождения.
— Он — незаконнорожденный, а не низкого происхождения. — Кровавому Ворону не повезло родиться на правильной стороне постели, но как ни крути, по обе ее стороны он был самого знатного происхождения. Дунк собирался рассказать Эггу о подслушанном разговоре, когда он увидел его лицо. — А что с губой?
— Подрался, сир.
— Дай взглянуть.
— Крови почти не было. Я полил вином.
— С кем подрался?
— С другими оруженосцами. Они сказали…
— Не важно, что они сказали. О чем я тебя предупреждал?
— Держать язык за зубами и не лезть в неприятности. — Парнишка потрогал распухшую губу. — Но они назвали отца братоубийцей.
«Он и есть братоубийца, хотя думаю, что неумышленный. Дунк уже с полсотни раз говорил Эггу не принимать подобные разговоры близко к сердцу. — Ты знаешь правду, и этого достаточно». Они слышали эти разговоры и раньше, и в кабаках, и в бедных тавернах, и у походного костра. Всему королевству было известно, что Бэйлор Сломикопье пал на Эшфордском Лугу от палицы принца Мэйкара. Рано или поздно слух про заговор следовало ожидать.
— Знай они, что принц Мэйкар твой отец, они бы этого не сказали. — Болтали бы за спиной, верно, но не в лицо. — И что же ты ответил этим оруженосцам, вместо того, чтобы как было приказано, держать язык за зубами?
Егг выглядел смущенным.
— Что принц Бэйлор погиб от несчастного случая. Но когда я сказал, что принц Мэйкар любил своего брата, оруженосец сира Аддама заявил, что тот любил его до смерти, а оруженосец сира Мэллора — что и своего брата Эйриса он любит точно так же. Тогда я ему врезал. И врезал здорово.
— И мне бы следовало тебе хорошенько врезать. Раздутое ухо отлично подходит к раздутой губе. Будь на моем месте твой отец, он поступил бы точно так же. Ты считаешь, принц Мэйкар нуждается в защите маленького мальчика? Что он сказал тебе на прощанье?
— Верно служить оруженосцем, не пытаться уклониться от работы и невзгод.
— А еще?
— Не нарушать королевские законы, правила рыцарства и повиноваться вам.
— А еще?
— Брить или красить волосы, — неохотно ответил мальчишка. — и никому не называть свое имя.
Дунк кивнул.
— Сколько вина выпил тот оруженосец?
— Он пил пиво.
— Вот видишь? Вместо него говорило пиво. Слова — это ветер, Эгг, пусть себе летят мимо.
— Некоторые слова ветер, — сказать, что мальчишка упрям, значит не сказать ничего. — А некоторые слова — измена. Весь турнир — сборище изменников, сир.
— Неужели все? — Дунк покачал головой. — Если это правда, что было — быльем поросло. Черный Дракон мертв, и все, кто сражались за него либо сбежали, либо получили прощение. Кстати, сыновья лорда Баттервелла сражались по обе стороны.
— Значит он изменник на половину, сир.
— Это было шестнадцать лет назад. — Хмельной дурман Дунка прошел. Он почувствовал себя злым и трезвым. — Распорядителем турнира будет стюард лорда Баттервелла по имени Косгрув. Найди его и внеси мое имя в список участников. Хотя нет, погоди… не мое имя. — При таком количестве лордов вокруг, кто-нибудь может вспомнить подвиги сира Дункана Высокого на эшфордском лугу. — Пусть будет Рыцарь Виселицы. — Народу нравятся появляющиеся на турнире таинственные рыцари.
Эгг потер распухшую губу.
— Рыцарь Виселицы, сир?
— Из-за щита.
— Да, но…
— Ступай и сделай, как велено. Хватит читать. — И Дунк большим и указательным пальцами потушил пламя свечи.
Вставшее солнце было неумолимо жгучим и злым.
Даже над белоснежными стенами замка стоял горячий дрожащий воздух. В воздухе стоял запах прогретой земли и свежескошенной травы. Ни единого дуновения ветерка не касалось зеленых, желтых и белых знамен, безжизненно свисавших со стен и привратных башен. Гром вел себя очень беспокойно. Раньше Дунк за ним редко замечал подобное. Пока Эгг затягивал подпругу седла, жеребец мотал из стороны в сторону головой и даже показал парнишке свои крупные прямоугольные зубы.
«Это все из-за жары, — подумал Дунк. — Жарко не только людям, но и животным. У боевого коня, даже в лучшие деньки, нрав далеко не ангельский, а на подобной жаре даже у самой Матери лопнет терпение».
