экспедиции в Месопотамию.
Но что это? Я возле шкафа, но я ничего не достаю из него. Напротив, я что-то в него укладываю. Укладываю свои брюки хаки на полку, где их место. Но ведь эти брюки я прежде всего положил в чемодан! Чемодан – я повернулся к нему – пуст!
Я сначала заполнил его, а потом опустошил! Я не уеду завтра. Озеро меня не отпустит.
Я был одержим озером. И знал, как от этого избавиться. Неожиданно я понял, как излечиться. Я сторонился его, сторонился мыслей о нем. Это было ошибкой. Если я спущусь к нему, остановлюсь на самом берегу и посмотрю прямо в этот жуткий свет, сражусь с этим адским притяжением и преодолею его, я сразу и навсегда освобожусь.
Я повернулся, вышел из офиса и пошел через лес к северному концу озера Ванука. Кто-то заговорил со мной. Боб Фальк, он снова патрулирует. Я почти весело ответил ему, что иду попрощаться с озером. Потом миновал его и вышел на берег, посмотрел на светящийся круг, который был теперь у самого берега.
– Я здесь», – сказал я. – Делай, что хочешь.
Что-то прыгнуло на меня. Прямо из воды прыгнуло и окутало ослепляющим фиолетовым свечением!
Показания Роберта Фалька, аспиранта инженерного факультета
Колумбийского университета
Штат Нью-Йорк
Округ Нью-Йорк
Город Нью-Йорк
Роберт Фальк, приведенный к присяге, показал следующее:
29 августа 1934 года я работал старшим воспитателем лагеря Ванука для мальчиков и находился в ночном патруле. Примерно в двенадцать пятнадцать я видел мистера Хью Ламберта, директора лагеря, и разговаривал с ним. Он спускался по холму к озеру и сказал что-то странное о прощании с ним.
Мой маршрут проходил вдоль северной границы территории лагеря. Поскольку говорили о бродягах, слоняющихся возле лагеря, я был бдителен. Деревья здесь растут редко, ярко светила луна, и я уверен, что увидел бы мистера Ламберта, если бы он возвращался.
Примерно через полчаса я спустился на берег, чтобы поговорить с ним. Его там не было.
В густой высокой траве, которая подходит к самой воде, я нашел его одежду. Одежда не была снята обычным путем. Это было невозможно. Потому что все было вывернуто наизнанку, как было одето, и все пуговицы, все пряжки были застегнуты.
Я подписываю свои показания 10 декабря 1936 года.
(подписано) Роберт Фальк
Продолжение рассказа Хью Ламберта
Фиолетовое свечение почти сразу исчезло, и я оказался в полной темноте, борясь с грубой тканью, наброшенной на меня. Моя голова нашла отверстие в этой ткани. Я выбрался из покрова и встал на ноги.
Ноги болели от соприкосновения с большими камнями. Я был там, где никогда раньше не был. Я был в лесу. Скорее в джунглях, но ни один человек не видел такие джунгли. От крупных частиц почвы поднимались стебли, разные по высоте, от моего роста до пятидесяти футов. Это были не древесные стволы, но большие жилистые оболочки из растительного волокна. Более короткие расплющивались кверху, а потом сужались до острого конца. От более высоких ближе к концу отходили стебли.
Некоторые из этих стеблей ветвились, другие превращались в палки, похожие на дубинки длиной с рослого человека. Листьев не было, но были плоды, какие могут расти на какой-нибудь далекой планете, но никогда на земле.
Одни в форме слезы, покрытые короткими волосами и с острием, выходящим из узкого конца. Другие – продолговатые чаши, покрытые белыми волдырями и жесткими волосами. Третьи…
Нет смысла описывать их все. Достаточно сказать, что этот кошмар залит кошмарным фиолетовым свечением. Достаточно, чтобы я дрожал не только от столкновения с этими безумными декорациями, но с холодом, который, как лед, касался моей кожи.
Моей кожи! Я совершенно обнажен! Никакой одежды, нет даже бинтов на руке и ноге, ничто не закрывает меня.
Я воспринимал все это: невероятные джунгли, мою обнаженность – не по порядку, а единым, как молотом, ударом по сознанию. Но тут краем глаза я уловил движение слева и повернулся. Я пригнулся, стиснув зубы, и с инстинктом, заложенным в костях человека и заставляющим искать оружие, схватил камень.
В пяти шагах от меня лежала змея, пяти дюймов толщиной и длиной в рослого человека. Ее тупая безглазая голова была чуть приподнята, как будто змея обнаружила меня только по запаху и теперь медленно соображает, то ли забыть обо мне, как о недостойном внимания, либо наброситься на меня.
Опыт научил меня, что дикие животные, млекопитающие или рептилии, редко нападают на неподвижные существа, если не охотятся за пищей. Я заставил свои мышцы застыть – впрочем, они и так были напряжены – и, затаив дыхание, ждал решения чудовища.
Если оно набросится на меня, я брошу камень и отскочу в сторону. Да. Но это в лучшем случае будет один шанс на тысячу. У меня были основания знать, что большая змея неуязвима ни перед чем, кроме выстрела из слоновьего ружья; я знал также, что змея способна двигаться со скоростью молнии.
Я ждал… Волоски на шее поднялись от чьего-то злобного взгляда, от угрозы, по сравнению с которой змея ничтожна.
Какое-то шестое чувство заставило меня посмотреть вверх. Надо мной в воздухе, по-видимому, без всякой поддержки висела тварь, в гигантском теле которой были все ужасы, на какие способно воображение человека.
Тело диаметром в два фута круглое и покрыто фиолетовой шерстью. У него восемь ног с двумя суставами, длинней отвратительного торса, с которого свисают. Но вершина ужаса – его голова, из которой выступают острые клыки; из громадных глаз глядят черные огни ада.
* * *
В тот момент, когда я его заметил, чудовище собралось и прыгнуло на меня. Мышцы моих ног взорвались и отбросили меня в самое последнее мгновение для защиты; я вылетел из леса и оказался на поляне, покрытой неровными камнями. Волна накатилась на камни и обдала меня брызгами.
Чудовище не последовало за мной, и я потерял из виду змею. Я дико осмотрелся.
Только кисть Доре могла бы описать эту сцену. Я был крошечной мошкой в сердце невообразимо огромного пространства, насыщенного фиолетовым свечением; это не был свет, исходящий из одного источника; светилась сама текстура и позволяла видеть окружающее. Передо мной тянулись бескрайние бушующие воды.
За мной джунгли, а за ними поднимался какой-то темный пурпурный барьер. Барьер был с обеих сторон от меня, он изгибался, и я чувствовал, что где-то бесконечно далеко, в мирах от меня, его стороны соединяются.
Барьер уходил вверх миля за милей, лига за неизмеримыми лигами, и мое сознание не могло
