справиться с такой грандиозностью. Он был так высоко, что небо находилось не над ним, но было скреплено с его бастионами; только это сводчатое небо было черным, и на нем виднелись знакомые яркие звезды созвездий знакомого мира.
Я увидел созвездие Лебедя, а прямо под ним барьер превращался в вершину, и эта вершина была мне знакома. Я много раз смотрел на нее из лагеря Ванука. Каким-то невероятным, совершенно необъяснимым образом этот пейзаж иного мира располагался на том же месте, что и лагерь Ванука!
– Хьюламберт!
Я повернулся, услышав низкий голос, произносящий мое имя как одно слово. И увидел человека, стоящего на берегу, расставив ноги, и глядящего на меня. Непропорциональное тело этого человека укутано в облегающее одеяние из какой-то металлической ткани, блестящей, как шелк. У человека темное худое лицо с ястребиным носом и глазами стервятника. Это лицо из моих снов. И лицо маленького человека, который ночь за ночь преследовал меня в лагере.
Но он был того же роста, что и я!
– Кто… кто ты такой? – тупо спросил я, и пальцы страха сжали мне горло.
– Ванарк, – ответил низкий голос. Он горизонтально протянул перед собой левую руку, расставив пальцы, так что я смог увидеть перепонку между ними, и сказал то, что мне еще много раз придется услышать: – Гор Сура.
Странно, но я, словно не по своей воле, тоже протянул руку и ответил:
– Гор Сура.
Ответил машинально. Мой мозг не участвовал в произнесении этих слов. Он был ошеломлен неожиданным открытием.
Маленький человек не стал ростом с меня. Это я стал маленький, как он. Каким-то невероятным волшебством я уменьшился до двенадцати дюймов. Все сразу встало на свое место. Огромный барьер – это горы, окружающие озеро Ванука. Гигантские джунгли – высокая трава на берегу озера. Змея – земляной червь, а чудовище, которого я едва избежал, – паук. А это безграничное ревущее море – само озеро.
– Идем, Хьюламберт», – сказал Ванарк, опуская руку. – Надевай это, и идем.
Я машинально взял у него темный сверток, так же машинально, как ответил на необычное приветствие, повиновался его приказу. Это был какой-то внутренний приказ, но более сильный, снова призыв озера, которому я противился так долго и так безуспешно. В этот момент у меня не было своей воли. Только какая-то чужая внешняя воля, в ответ на которую я двигался.
Как только я взял сверток, он развернулся, и я увидел, что это такое же одеяние, как у него. Я оделся, вставив ноги в отверстие для шеи; каким-то образом я знал, что так нужно надевать этот костюм. Материал покалывал, как живой, и костюм, словно разумный, плотно охватил мое тело.
Надев костюм, я встал и, подражая Варнаку, натянул на голову капюшон, прикрепленный у меня за шеей. Капюшон полностью охватил голову и слился с окружением шеи; соединение получилось без малейшего шва.
Затем, повинуясь той странной силе, которая подавила мою волю, я вслед за Ванарком пошел в море.
Я мог видеть сквозь ткань и дышать через нее. Мог дышать, даже когда волна полностью покрыла меня. Казалось, ткань костюма способна, как рыбьи жабры, извлекать кислород из воды!
Вторая волна сбила меня с ног. Я поплыл – но перестал двигать руками, увидев, что Ванарк неподвижно лежит на поверхности. Неподвижно – относительно его конечностей. На самом деле он скользил в воде, не делая никаких усилий.
Я держался за ним, понимая, что меня тянет какая-то сила, которую я могу почувствовать только по ее действиям. А она тянула меня все быстрей и быстрей.
Я находился под поверхностью! Я опускался прямо в неизмеримые глубины озера Ванука. Не тонул. Просто все быстрей погружался, а передо мной и подо мной была все время смутная укороченная фигура Ванарка.
В Южных морях я нырял за жемчугом до глубины в двадцать фатомов [Фатом – морская сажень, 6 футов или 1.89 метра. – Прим. пер.]: это самая большая глубина, доступная незащищенному человеку. Но это было не ныряние, а стремительное падение в водную пропасть, неизмеримую и страшную.
* * *
Грандиозный спуск продолжался бесконечно. Я сознавал, что опускаюсь с такой скоростью, что нельзя сказать, что я тону; я опускаюсь прямо на дно глубокой подводной долины в милях от поверхности. В необычном фиолетовом свечении, пронизывающем эти адские глубины, куда никогда не доходит луч солнца, я видел под собой неясную фигуру Ванарка, всегда подо мной. Я даже сознавал, что расстояние между мной и всем, что мне знакомо, непрерывно увеличивается.
Однако, как ни невероятно это покажется, я не испытывал ни удивления, ни страха. Поймите, не из-за моей храбрости или сверхчеловеческого стоицизма. Мой мозг слишком долго был оцепеневшим из-за этого невероятного опыта, не был способен оценить происходящее.
Эта приостановка способности мыслить, этот тезис эмоций, должно быть, блокировал эмоциональный хаос, в который я погрузился после несчастного случая с автомобилем, потому что, когда я приобрел способность рассуждать, я сразу и без всяких сомнений понял, что в здравом уме и всегда был нормален. Я знал, что все эти события: исчезновение бродяги, о котором рассказала мне Эдит, притяжение озера, маленький человек, которого вижу только я, – все это реально. Я не безумен и никогда не был безумным. Мне хотелось закричать: «Я в своем уме! Я нормальный!»
Странная реакция для человека, который за несколько минут до этого уменьшился до шестой части свого роста; для того, кого захватила какая-то тайная сила и тянет вниз в страшный омут жидкого света.
Какими бы странными ни были события прошедшей недели, я начал понимать, что между ними существует внутренняя связь, мрачный образец, в который они все укладываются.
И связывает эти события бродяга. Я был совершенно нормален, пока его кровь не смешалась с моей, потом начало проявляться странное притяжение озера Ванука. Джереми Фентон тоже его испытывал – и именно небольшое, но определенное сходство с бродягой помещает Фентона в эту картину.
Эдит описывала, как бродяга уменьшился и совсем исчез. Я тоже уменьшился, но этот процесс остановился, когда я стал в фут ростом. Фиолетовое освещение…
Тут мои размышления прервались небольшим, но зловещим изменением окружения.
Это было неощутимое представление о том, что пределы, бывшие безграничными, сужаются; неощутимое, как у слепого, который осознает, что оказался, скажем, на Мэдисон Сквер Гарден [Мэдисон Сквер Гарден – большой спортивный комплекс в Нью-Йорке, в котором в частности проводятся матчи по баскетболу и хоккею. – Прим. пер.]; но почти сразу я разглядел, что стены вокруг меня превратились в эллиптическую воронку, такую огромную, что
