Томас наконец высвободил меч, бросился к схватке. Из дымящейся мглы выныривали рыцари. Суровые, хоть и бледные, как призраки, они обнажили кто меч, кто кинжал, молча смотрели на короля, ожидая приказа. С хор кубарем скатились сэр Чосер и сэр Винстон. Винстон знаками показывал, что охрип и петь уже не может, но готов послужить и дальше.
Демон внезапно дал калике подлейшую подножку, оба грохнулись, и храм вздрогнул до основания, а крышка гроба с сочным свинцовым лязгом упала по ту сторону алтаря. Мертвая ведьма стояла недвижимо, лишь блестящие, как слюда, глаза не отрывались от боя за ее душу.
Томас занес меч, противники покатились в сторону, он отпрыгнул, чтобы не быть раздавленным, снова поднял меч, забегал то справа, то слева, пробовал и с головы и с ног, и даже когда наконец разобрался, что ноги как ноги — это его друга Олега, а с конскими копытами — это посланец ада, все равно не удавалось нанести удар: и катались чересчур быстро и, если правду, страшно было поразить друга вместо врага, так как руки у обоих волосатые, могучие, покрытые красноватой шерстью, к тому же на обоих налипло столько воску, что скоро Томас вовсе перестал их отличать одного от другого.
— Томас, — услышал он хриплый голос, — рази...
— Не могу! — ответил Томас с мукой. — А вдруг тебя?
— Все равно рази...
— А потом этот утащит меня в ад за убийство друга?
— То...мас...
И тут все услышали самый прекраснейший из воплей, какой доводилось слышать: дурацки бодрый крик петуха! Ободренный Томас наконец собрал все свое мужество, вдруг услышал, как среди борющихся промелькнуло слово «павук», их клубок сразу же распался, оба вскочили на ноги, один торопливо начал стряхивать что-то с плеча, а второй ухватил ведьму за руку, гикнул, свистнул, по церкви пронесся смерч, выдул дым...
В зияющем проломе видно было как промелькнул багровый, как заря, всадник на красном коне, а на седле рассмотрели горбатую фигурку. Вслед со зловещим свистом и шумом унеслись вихри, вихрики, внутри можно было рассмотреть вертящиеся с огромной скоростью злобные лица, крючковатые руки, когти.
Запоздало прогремел второй крик петуха, убивающий любую нечисть во мгновение ока. В мертвой тишине калика поднялся, скривился, ухватившись за поясницу:
— Черт... Он мне кости поломал!
Сплюнул со злости, но даже Макдональд смолчал, что в святой церкви. Томас дрожал от разочарования и ярости, смотрел то на пустой гроб, то в зияющий пролом:
— Все?.. Он ее забрал?
— Говорил же тебе... — бросил калика зло. — Руби!
— Мог промахнуться, — огрызнулся Томас.
— Курей крал?
Их голоса становились громче, озлобленнее, и старый Макдональд на всякий случай вклинился между королем и его странноватым другом:
— Ваше величество... Почему вы так зачем орете? Все равно умнее получиться стать не выйдет. В ином смысле много ума хуже, чем если бы его вовсе не было. Ну опять пролопоушили, ясно же... Впервой ли? Все устали, надо отдохнуть. Здесь работа для святых отцов... Освятят, почистят, мусор уберут, а завтра за дело возьмутся уже люди. Каменщики, плотники. Нам же пора в замок.
Измученные, с красными от усталости глазами, они оглядели разгромленную церковь. На залитом воском полу в слабом рассвете блестят осколки алтаря. На иконах свисают зеленые потеки плесени, похожие на плевки, а если где проглядывал лик святого, то страшно было встречаться с его сатанински горящими глазами.
Священник опасливо косился на обратном пути на отшельника, так похожего в своей звериной шкуре и с всклокоченными красными волосами на дьявола, старался чтобы между ним и собой всегда оказывался кто-то из рыцарей. Олег заметил, скривился, потом неожиданно поинтересовался участливо:
— Святой отец, ваши священные коровы, случайно, не возжигают благовония?
Священник онемел от неслыханной наглости. Рыцари посматривали ожидающе. Он пролепетал сдавленным от негодования голосом:
— Варвар, ты совсем дурак? Или тебе здесь Индия? У нас не бывает священных коров!
— А-а-а-а, — протянул Олег, — ну, тогда... горит твой храм.
Священник в панике обернулся. Из церкви валил густой жирный дым, словно там коптились и подгорали мясные туши. Остроконечная крыша лопнула, оттуда вырвался острый, как клинок, язык пламени. Торжествующе загудело, а черное воронье снялось с окрестных деревьев, носилось вокруг, оглушительно каркая и роняя перья.
Томас равнодушно отвернулся. Синие глаза горели холодным огнем, брови грозно сшиблись на переносице. Макдональд кивнул:
— Хорошее место для кузницы. Я думаю пригласить еще пару неплохих оружейников. В замке я уже проверил: мечи старые, смешно думать, что на что-то годятся, хотя все же годятся. А храм можно построить потом, за оградой. Все равно церковь никто не тронет, так что нечего ей место занимать за крепостными стенами!
Томас со злостью прислушался к грохоту в нижнем пиршественном зале:
— Веселятся, будто самого Сатану отогнали!
— Если человек в наше время поет, — заметил калика глубокомысленно, — он либо пьян, либо придурок.
Он лежал под стеной на широком ложе. Сапоги в отшельческом рассеянии не снял, пачкал белое белье с нежнейшими кружевами. Одну могучую длань в великой задумчивости закинул за голову, другой с треском драл крепкими когтями волосатую грудь:
— Что с воза упало, то и пропили...
— Что упало? — рыкнул Томас.
— Две тысячи золотых монет. Столько ты отсыпал от щедрот? Теперь средь шумного быдла случайно... гм... А в самом деле явился не простой чертик, не простой...
— Ну да, — сказал Томас язвительно, — так и признаешься, что тебе простой черт кости переломал!
— Ну, простого и ребенок задавит. Простой — это так... дым, пар, напоминание. Здесь же был кто-то из таких, кто мог бы уйти без драки, ан нет — не утерпел! Если бы петух не помог... подумать только!.. то не знаю, не знаю...
Томас поморщился от воплей, рыцари били железными кружками по столу и орали похабную песню о старушке, что уехала вместе с чертом. От грохота вздрагивали даже стены.
— Сэр калика, — сказал он измученно, — ты видишь, я совсем раздавлен. У меня были все надежды, что либо как-то увяжемся с этой парой, либо проклятая ведьма из благодарности — как будто ведьмы знают благодарность! — укажет нам туда дорогу. Но что делать сейчас?
Олег с кряхтением поднялся, Томас видел, как он бережно ощупывает бок. Похоже, калика в самом деле схлестнулся с непростым чертом.
— А чего, — вдруг вспомнил Томас, — вы там о пауках рассуждали?
Калика от двери отмахнулся:
— Проведал, гад, что я в детстве пауков боялся. Да и сейчас не больно... Гавкнул врасплох, я вздрогнул, а он тут и саданул меня так, что я... Словом, ему удалось, а нам нет. Ладно, что с воза упало, того не вырубишь топором. Пойдем, хорошо бы пошарить в ее колдовской комнате.
