А теперь, выходит, наша очередь?
Предводитель басом выкрикивает несколько слов. Русоволосые выстраиваются в десяти шагах от нас, поднимают ружья.
– Стойте! – кричу я, размахивая руками. – Так нельзя! Мы же вам ничего не сделали!
Великан хохочет, уперев руки в бока. От его смеха кровь стынет в жилах. Стрелки взводят курки. Неужели все, конец? Вот так буднично, просто – поймали, отвели к камню и расстреляли? За что?
И тут Нефедов начинает говорить, срывающимся голосом тщательно произнося незнакомые мне слова. Я вижу, как меняется выражение лица предводителя. Он явно понимает то, что говорит профессор. И это злит бородача. Теперь ему не до смеха. Выкатив глаза, он отрывисто командует – и опустившиеся было ружья вновь поднимаются.
– Не помогло, – тихо, с сожалением, бормочет Нефедов. – Прощай, Артем.
Прощай?! Волна холодной ярости поднимается во мне, ослепительная вспышка на долю секунды затмевает глаза. Кто смеет угрожать мне смертью? Какие-то горцы, дикие аборигены этого медвежьего угла? Как поступил бы на моем месте Темуджин? Да он одним своим словом остановил бы стрелков!
Я делаю шаг вперед и ору в черные зрачки ружейных стволов:
– Козлы бородатые! Ну-ка ведите меня к своему начальнику! К главарю, к шаху, хану или кто там у вас! Я – Артем Новиков, кандидат в олимпийскую сборную СССР, а это профессор Нефедов. Нас нельзя убивать!
– Не старайся, они все равно не понимают, – вздыхает за спиной Нефедов. – Это калаши. Они безжалостны к чужакам.
– Калаши-малаши – мне пофиг! – я опять закашливаюсь. Пот заливает мне глаза, белый халат весь в пятнах. От слабости подгибаются ноги.
Ловлю взгляд крайнего стрелка и понимаю – он готов нажать на курок. Остальные тоже. Увы, я – не Темуджин. Вспышка ярости окончательно выматывает меня, но не приносит нам никакой пользы. Счет идет на секунды.
Пронзительный крик, похожий на клекот орла, разносится между скал. Из пещеры выбегает старик в зеленом плаще. Длинные пряди свисают на изрезанное морщинами лицо, борода расчесана надвое и заплетена в косы. Этот человек настолько стар, что его седые волосы пожелтели, как осенняя трава. Не переставая кричать, старик семенит к великану с секирой, машет перед его невозмутимым лицом скрюченным черным пальцем. Потом он подходит ко мне, с явным благоговением касается края медицинского халата. На Нефедова старик тоже обращает внимание, оглаживая бритую голову профессора.
И торжествующе кричит, потрясая руками:
– Пилилак! Пилилак!!
Дальше происходит что-то невообразимое. Стрелки опускаются на одно колено, кладут ружья на земли и склоняют головы, прижимая правые руки к груди. Здоровяк с секирой чуть медлит и следует примеру своих людей. То же проделывает и старик.
Они кланяются нам!
– Чертовщина какая-то, – недоуменно шепчет Нефедов.
У меня все плывет перед глазами. Земля уходит из-под ног. Последнее испытание оказалось соломинкой, сломавшей спину верблюда. Я падаю на бок, больно ударившись локтем. Все заволакивает тьма…
В себя прихожу от яркого света. Рядом с моим лицом покачивается пылающий факел. Я тоже покачиваюсь, лежа на полотняных носилках. Вокруг – темнота. Впереди угадывается свет еще одного факела. Соображаю, что меня несут через пещеру. Прислушиваюсь и различаю сквозь шорох шагов голоса. Один принадлежит Нефедову, второй – старику, который остановил расстрел. Они о чем-то беседуют, время от времени громко повторяя слова. Иногда Нефедов ругается – старик, видимо, не понимает профессора.
«Он сказал, что этих людей называют калаши, – мысли мои разбегаются, как весенние ручейки. Судя по всему, опять поднялась температура. – Калаши, калаши… Никогда не слышал о таких. Светлые волосы, светлые глаза, «громовые знаки»… Интересно, куда они меня несут?»
Факел выхватывает из темноты желтоватую стену пещеры. С нее скалятся какие-то зубастые чудища. От неожиданности дергаюсь, потом понимаю, что это фрески. Наскальные рисунки. Но испуг не проходит бесследно – я теряю сознание…
Полумрак. Я лежу, укрытый мягкой шкурой, на лежанке у стены. Надо мной сквозь дымовое отверстие в потолке синеет кусочек неба. Возле него подвешены на крюках какие-то темные предметы, наверное, обереги от злых духов. В очаге потрескивают дрова. Пахнет травами и вареным мясом. Хорошо, спокойно. Ничего не болит, ничего не волнует. Ничего не нужно делать. Можно просто лежать, смотреть на небесную заплатку в потолке и улыбаться.
Скорее всего, я умер. Душа моя перенеслась через годы и расстояния и воплотилась в теле человека из какой-то далекой эпохи. Быть может, даже в теле древнего монгола. Точно, я в юрте! А вокруг расстилается бескрайняя степь, напоенная ароматами разнотравья. У меня наверняка есть жена, дети, стадо овец, пара волов и верный конь. Вечное Синее небо благосклонно к своему сыну – в моем курене достаток и благополучие.
Быть может, я – Темуджин? Не исключено. Видимо, серебряный конь сделал меня тем, чью судьбу я наблюдал в течение долгого времени, с кем я практически сроднился. Меня ждет жизнь, полная великих свершений. Вот сейчас в юрту войдет Борте и скажет: «Вставай, лежебока! К нам скачут твои верные нукеры Боорчу и Джелме. Они везут благие вести. Вставай, солнце уже высоко».
Я слышу шаги. Неужели и вправду Борте?
В юрту входит девушка. Она прекрасна. Высокая, стройная, в сером платье с вышивкой и шерстяной безрукавке, девушка похожа на принцессу из сказки. У нее длинные золотистые волосы, заплетенные в косы, на голове пестрая шапочка, расшитая кусочками лазурита и бирюзы. Чуть вздернутый нос, полные губы, плавная линия шеи. И глаза. Огромные, густо-синие, в опушке длинных ресниц. Девушка улыбается, ставит на низенький столик глиняный горшок. Над посудиной поднимается пар.
Это не Борте. И лежу я не в юрте, потому что не бывает юрт с каменными стенами. Где же я?
И кто я?
Красавица подходит ко мне, продолжая улыбаться. Она певучим голосом произносит несколько фраз на непонятном языке, откидывает укрывающую меня шкуру.
Черт, я голый! Совсем, не считая фигурки коня на шее. Пытаюсь вернуть шкуру на место, прикрыться – и понимаю, что не могу пошевелиться от слабости. Девушка тихонько смеется, подхватывает горшок и начинает намазывать меня остро пахнущей горячей жижей.
– Ты кто? – шепчу я.
– Ее зовут Телли, – раздается от порога знакомый голос. – Телли, дочь Атхи, князя махандов.
Нефедов! Я дергаюсь, приподнимаю голову, чтобы увидеть профессора. Девушка сгоняет с лица улыбку, сводит бровки над переносицей и легонько надавливает мне пальцами на лоб, опуская голову на лежанку. Я не понимаю смысла сказанных ею при этом слов, но общая интонация узнаваема: «Больному нужен покой. Выйдите отсюда!».
