– Вижу, признал, – слегка улыбнулся сержант, то ли прочитавший мысли моррона, то ли бывший в курсе его снов. – Говорить буду я, и поведаю тебе о многом! Твоя ж забота – слушать, слушать и еще раз слушать, – ультимативно заявил затворник, поленившийся сотворить табурет и усевшийся прямо на воздух. – Но прежде чем начнем беседу…
– Скорее уж исповедь. Что, решил в грешках покая… – перебил было барон гиндала, но вдруг почувствовал, что язык во рту распух и отяжелел.
– Не беспокойся, это пройдет, не люблю, когда перебивают. Это неприлично! – видимо, пошутило таинственное существо. – Так вот, прежде чем начнем беседу, изволь ответить всего лишь на один вопрос. Меня мучает любопытство. Почему ты решил прорваться в дом через площадь с войсками, а не воспользовался подземным ходом, как, я предполагал, поступил бы любой здравомыслящий человек на твоем месте?
– Ну вот еще, что я, с ума сошел, под землю лезть? Хватит с меня, только из подземелья вырвался – и опять к бесам в пасть? Ненавижу корни, ненавижу деревья! – поскольку язык так и не двигался, лишь подумал моррон, но, к его удивлению, мысли прозвучали вслух, по крайней мере, он сам их слышал.
– Понятно, иррациональный страх, фобия, – как заправский ученый муж, пришел к заключению гиндал, – что ж, в тебе многое осталось от человека, хоть ты и моррон. Признаюсь, меня это радует. Значит, я не ошибся, значит, есть надежда, что моя затея не была напрасной, а слова, которые сейчас прозвучат из моих уст, не унесет первый же ветер… Они западут тебе в сердце, останутся в голове и рано или поздно дадут нужные всходы.
«Ох, встать бы с проклятого трона да сапогом бы ему по…!» – непроизвольно подумал моррон, но тут же осекся под насмешливым взглядом собеседника. К несчастью, в его случае думать и говорить было одно и то же.
– Оставь! К чему помышлять о том, что все равно не сбудется! Уж извини, бить себя я не позволю, тем более у тебя сапоги давненько не чищены, – усмехнулся затворник. Но затем стал серьезен. – Если ты будешь внимательно меня слушать, а иного выхода у тебя нет, то узнаешь об очень важных вещах. Не буду забегать вперед и оглашать все пункты нашей беседы. Начнем с простого, с самого простого, а именно: кто же такие Норвес и ему подобные – притворяющиеся людьми эльфы или симбиоты? Отвечу сразу – второе! Да, они симбиоты, но не подобные тем, которых ты прежде встречал. Лотары – воины, члены братства «Ястребиного Когтя» тоже воины, но в то же время и ученые, постигшие когда-то давно материи, о которых люди до сих пор без понятия. Симбиоты возникли давно, когда еще люди были рабами эльфов, поэтому вполне логично, что существа с претензией на лидерство вначале стали приспосабливаться к древнему народу. Они внедрились в их общество, они выглядели как эльфы и даже мыслили привычными для эльфов категориями. Но затем… затем наступила череда долгих эльфийско-человеческих войн. Одни, в том числе братство Лотара, узрели в поднявших голову людях большой потенциал и приняли их сторону, другие же – более консервативно настроенные – сделали ставку на эльфов. Братство «Ястребиного Когтя» оставалось с остроухими снобами до конца, и, даже когда война была окончательно проиграна, они не сдались. Это была их затея основать лабораторию в далеких Шермдарнских степях, там, где жили лишь дикие племена орков, и готовить новое оружие для реванша. Как тебе известно, Одиннадцатый легион поучаствовал в падении Великой Кодвусийской Стены и сорвал планы не эльфов, а симбиотов, притворяющихся эльфами. Наверняка об этом тебе рассказывали Мартин и Анри. После падения стены ученые «Ястребиного Когтя» продолжили работу по изобретению нового оружия. Одним из результатов их экспериментов стал я, но об этом ты знаешь, недаром же я подготавливал тебя к этому разговору и посылал видения…
Глаза Штелера округлились, а в голове появилась ужасная мысль. Его обманули, его чудовищно провели. Он думал, что получает предупреждение от Коллективного Разума, а на самом деле сны были делом гиндала, вдруг с чего-то решившегося поведать моррону о себе.
– Вижу удивление на твоем лице, – лукаво усмехнулся затворник, – да, признаюсь, я виновен, повинен в том, что перехватывал сны, посылаемые тебе Коллективным Разумом, и заменял их своими. Этому меня научили ученые «Ястребиного Когтя», они наделили меня способностью чувствовать морронов и перехватывать ваш пресловутый Зов.
– Но как же Мартин? Он ведь тоже слышал Зов… и Живчик, – подумал Аугуст, ища опровержение откровенному признанию.
– Ничего они не слышали, – отмахнулся затворник, между делом копошащийся в мыслях онемевшего собеседника, – но об этом чуть позже, не хочу с мысли сбиваться! Готов дальше слушать?
Штелер кивнул и в тот же миг почувствовал, что его язык обрел способность шевелиться и стал нормального размера, то есть уже не занимал весь рот.
– После того как орды орков покосил мор, а их слуги шаконьессы разбрелись по свету и перемешались с людьми, у «Ястребиного Когтя» не осталось другого выбора, как отрешиться от эльфийского прошлого и уподобиться людям. Человечество стало основной силой в мире, и только управляя им, симбиоты могли реализовать свою функцию лидерства, а проще говоря, приспособиться и паразитировать. Переход к новой сущности был сложноват, это как с горячего скакуна пересесть на подушки кареты. И ощущения не те, и экипаж медленно тащится, и кучер дурак, – рассмеялся затворник. – Но ко всему быстро привыкаешь! Стоит пару сотен миль продрыхнуть на сиденье в карете, и тебя уже не заставить ехать верхом… Лень-матушка действительно двигатель прогресса! Нет, конечно, поначалу и «Ястребиный Коготь», и могущественный «Золотой Перст», третье братство симбиотов, с которым ты пока не сталкивался, помышляли о мести жалким людишкам, но жажда человеческой крови вскоре быстро прошла. В каком-то смысле поспособствовал этому и я… Мой побег из рабства заставил их призадуматься и в конце концов отказаться от планов мести. Они вдруг поняли, что не в силах управлять оружием, которое создают, и остановили исследования. Вот уже около пяти сотен лет «Ястребиный Коготь» не проводит новых исследований, симбиоты пользуются лишь прежде открытыми знаниями, и этого им для сладкой жизни среди людей более чем достаточно. Но вот противостоять мне – им трудно. Вишь, как бедолаги мучаются, а чтобы силенки на этот жалкий штурм накопить, им пришлось аж целых три месяца терпеть меня у себя под боком. Я же это время не тратил даром! Я экспериментировал, я творил, я побывал в местах, где до меня не было ни одного живого существа, я постигал природу вещей, никому не понятных и даже не осязаемых…
– Мечтал о мести? – все-таки не удержался и вставил слово обретший дар речи моррон.
– Это одна из причин, – кивнул гиндал, – но, впрочем, совсем не главная. Мне было скучно среди людей. Ваши интриги, ваши помыслы и стремления для меня лишь приевшаяся пустота… В этом я чем-то схож с тем существом, которое помогло вам, морронам, избавиться от братства Лотара, – намекнул затворник на дракона. – Он пытался разнообразить свое бытие играми в человеческие судьбы, я сделал ставку на познание. Он выиграл, я проиграл. Дракон до сих пор скитается по свету и притворяется кем-то, а мне уже все опостылело, я потерял интерес ко всему… – Гиндал сделал паузу, а затем изрек, глядя моррону прямо в глаза: – Так уж получилось, что мои создатели сотворили меня почти бессмертным. Абсолютной неуязвимости и полного бессмертия нет, и ты как никто другой знаешь об этом. Сегодня я уйду, уйду добровольно, совершу позорный с точки зрения людей акт самоубийства, но перед этим я хочу оплатить долги, которые еще остались неоплаченными.
– Уничтожить «Ястребиный Коготь»? – выдвинул предположение моррон, но по тому, как гиндал на него посмотрел из-под седых бровей, понял, что ошибся.
– Зачем?! – ответил вопросом на вопрос затворник. – Меня уже давно не прельщает месть. Я ею пресытился, она мне приелась, как деликатес, который ты уплетаешь каждый день, а затем тебя тошнит только от его вида. Перед смертью, точнее, прекращением моего уникального бытия я хочу исполнить последний долг перед человечеством и перед теми, кто когда-то погиб на Кодвусийской Стене, искренне полагая, что защищает людей от врагов, и, не подозревая, что на самом деле действует людям во вред. Ведь никто из твоих собратьев так и не удосужился объяснить гарнизону, что к чему… Но я не осуждаю, я понимаю, что это было невозможно, и не держу на морронов зла.
