Штелеру вдруг показалось, что на глазах сидевшего перед ним старика появились слезинки. Но они так быстро исчезли, что, возможно, ему лишь почудилось.
– «Ястребиный Коготь» не правит миром, – продолжил гиндал, – я не вижу разницы между симбиотами и обычными паразитами вроде оборотней или вампиров. Только одни пожирают человеческую плоть или пьют кровь, а другие угнетают людей при помощи власти, силы и денег. Вся эта возня на самом деле чересчур мелкомасштабна, она никак не сказывается на прогрессе, который пока движим людьми…
– Пока? – удивленно вскинул брови моррон.
– Да, в том-то и дело, что только пока. Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – признался затворник. – Человечество вырождается, становится слабым и поедает само себя, а тем временем за его спиной вырастает новая сила, куда более грозная, чем вампирские кланы и симбиоты. Основой мира прекращает быть Род, племя, общность! Люди становятся самовлюбленными эгоистами, их представления о чести и долге медленно, но верно атрофируются, а порой и подменяются лживыми понятиями. Ты ведь знаешь поговорку: «Выживают сильнейшие»?
– Конечно, знаю, – кивнул моррон.
– А кто теперь хорошо живет в мирное время и кто выживает в войнах? – с горечью произнес затворник. – Воры и подлецы всеми силами пробивают себе путь наверх, чтобы угнетать других. Трусы не идут в первых рядах в атаку и не защищают стены родного города до конца. Лучшие люди гибнут в сражениях и прозябают в мирное время, зачастую даже не имея возможности оставить потомство, а представления о морали и справедливости формируют лишь выжившие, приспособившиеся. Вот и выходит, что в нынешнем мире сила человека в его умении приспосабливаться, выживать любыми честными и нечестными способами! Как это ни парадоксально, но сильными, в достатке и при деньгах оказываются те, кто не имеет ни морали, ни принципов, кто готов предать и презирает любую идею, кроме заботы о сытости собственного брюха. Человечество постепенно становится сборищем беспринципных мямлей и эгоистов. Вот в этом его беда! Сильна же лишь общность, состоящая из личностей, а личностей как раз становится с каждым веком все меньше и меньше… Люди отучаются думать своей головой и сами отдают себя в рабство ложным ценностям и их носителям.
– И что, а симбиоты разве не такие? Может, хватит, язвы общества бичевать? – устал выслушивать прописные истины моррон.
– Симбиоты – это прошлое, они человечеству не страшны, – покачал головой затворник. – Но век человечества проходит, скоро, очень скоро придут шаконьессы, а они куда сильнее людей, потому что они – единая общность с едиными интересами. В них основная беда, в них угроза для людей! Может быть, ты думаешь, будто тот шаконьесс-тюремщик выпустил меня из темницы, потому что ему надоело жить или потому что у него было обостренное чувство справедливости? – рассмеялся гиндал. – Он пожертвовал собой и поставил под угрозу жизнь остальных шаконьессов-слуг ради всех шаконьессов в целом! Он знал, что я перебью их господ, и был готов умереть за то, чтобы его Род наконец-то обрел свободу! Я понял это недавно, всего с полсотни лет назад… В последнее время шаконьессы очень окрепли, и внешне их не отличить от людей. В будущем слабость – участь людей, а за полукровками орков – мощь и сила. Будущее принадлежит им, и только вы, морроны, в состоянии это изменить…
– Ах вот в чем дело, – догадался барон, – ты хочешь, чтобы я убедил собратьев по Легиону…
– Не глупи! – внезапно затворник перешел на крик и даже стукнул кулаком по воздуху. – Не для того я затащил тебя в Вендерфорт, чтобы ты стал простым посланником! Поверь, у меня и без этого достаточно возможностей, чтобы связаться с каждым легионером, но только толку от этого… пшик! Коллективный Разум наделил вас лишь теми способностями, которые нужны вам для выполнения поставленных задач! Он готовил морронов как офицеров-тактиков, а не как стратегов-полководцев. Корабль человечества плывет по волнам Мироздания, и, когда в днище появляются дыры, вы, морроны, призваны их поспешно латать. Вы – трюмные рабочие, а не штурманы! Вы не знаете и не хотите знать, где и когда появится риф, на который налетит ваша утлая посудинка. Вы думаете не о людях, а о человечестве в целом! Вы защищаете человечество лишь при возникновении угрозы, притом только от внешних врагов, а основным врагом вашей общности является деградация людей как личностей. Люди вырождаются, медленно, но верно превращаются из мыслящих индивидуумов в готовые подчиняться чужой воле биологические единицы, в пустышек, в ограниченно мыслящие тела, если хочешь! Скоро, очень скоро смысл существования большинства людей сведется лишь к примитивным животным потребностям: хорошо пожрать, сохранить свой зад в безопасности и тепле, а затем, на зависть соседям, обильно размножиться! Помимо этого… ничего… полнейшая пустота! С чего начали путь, к тому и пришли, и стоило ради этого брать палку в руки и превращаться из обезьяны в человека?!
– Ты хочешь, чтобы я защищал людей от них самих, притом против их собственной воли?! – барон не смог сдержаться и рассмеялся. – Однако не много ли ты возжелал от того, кто совсем недавно стал морроном?
– В этом твое преимущество! Именно по этой причине я говорю с тобой, а не с Гентаром и не с остальными долгожителями вашего клана! Ты молод как моррон, твой мозг пока гибок и не подвержен влиянию привычных шаблонов, догм и стереотипов! – Затворник был по-прежнему спокоен, и, кажется, смех собеседника его ничуть не разозлил. – Когда наш разговор закончится, ты можешь сделать выбор! Пойти тем путем, какой я подскажу, и попытаться изменить природу человека и человечества в целом в лучшую сторону или остаться обычным морроном, жить, как прежде жил. Ты можешь остаться обычным легионером или, отстранившись от собратьев по клану, избрать собственный путь, используя в своих интересах силу врагов, хотя бы тех же самых симбиотов… Не скрою, в этом случае ты натолкнешься на непонимание или откровенную вражду со стороны бывших собратьев, тебя будут считать отступником, а может, и врагом! Твоя судьба – твой выбор. Силком в спасители человечества я не затягиваю! Нет так нет… Меня вообще не касается, что станет с этим миром на следующий день! Примерно через полчаса я прекращу свое существование. Мои слова – не последняя воля, обязательная к исполнению, это всего лишь совет и инструкция, если ты, конечно, захочешь ее выслушать и ею воспользоваться… Так мне продолжать говорить?
– Прежде чем начнешь, отпусти меня! – изрек после недолго молчания барон, решив, что стоит выслушать последние слова гиндала, хотя бы потому, что они будут бескорыстным советом. Собирающегося покончить с собой уже не заботит личная выгода.
– Рад твоему согласию, – приветливо улыбнулся затворник, – но вот с освобождением придется чуток повременить. Сперва я сознаюсь, в чем перед тобой виноват, а затем, когда ты благополучно выпустишь пар в форме сотрясающих воздух ругательств, вот после этого я тебя отпущу.
– Откуда такая уверенность? Да и в чем ты передо мной так сильно провинился? – удивился моррон. – Если ты хочешь попросить прощения за свою грубость во время нашей первой встречи, то считай, я тебя извинил…
– Видишь ли, – деликатно начал исповедь затворник, – наше знакомство с тобой произошло гораздо раньше, чем ты посетил Вендерфорт… Я присматривался к тебе с того самого момента, как ты стал морроном… Я выбирал из нескольких молодых морронов одного самого достойного, и выбор не сразу, но все же пал на тебя.
– И что же? – Штелер еще не понимал, куда гиндал клонит.
– Это я поссорил тебя с Лорой! Это я свел ее с тем офицером! – как ни в чем не бывало признался затворник.
Первую пару секунд Аугуст сидел неподвижно, силясь осмыслить и переварить это странное заявление, а затем его стала душить ярость, а злость так укрепила мышцы, что он чуть не вырвался на свободу из цепкого кресла. Естественно, как и предполагал гиндал, попытка освобождения сопровождалась потоком грязных ругательств, которые затворник хладнокровно выслушивал, пропуская мимо ушей. Ну а когда буря эмоций собеседника поутихла, гиндал продолжил:
