— О какой власти говорил Мардух? Зачем ему Яйцо?
Раненый дышал тяжело, обгорелое плечо было похоже на обугленный ствол дерева. Из раны торчала белая кость с обгорелыми лохмотьями жил. Глаза были дикими от ужаса, он просипел:
— Спаси… Я хочу жить… Мардух мог бы спасти…
— Все хотели жить, — ответил Олег. — Ты им дал?
Раненый дышал все чаще, глаза неверяще смотрели в каменное лицо волхва. В прошлый раз, когда захватили башню Гольша, этот лесной увалень выглядел мягким и слабым.
— Да, — прошептал он затихающим голосом. — Умирать надо по-мужски…
Он рванулся, ухватил Олега за горло. Волхв рывком приподнял его, обрушил затылком о каменный пол. Отвратительно хрустнуло, маг раскинул руки и затих. В наступившей тишине слышалось хриплое дыхание Олега, затем — грубый голос Мрака:
— Зверь… Почему не магией?
Таргитай и Лиска уже отвязали Гольша. Скрученные руки старика посинели, распухли. Голова моталась из стороны в сторону. Олег ответил мертво:
— Магию истратил до капли… Неделю теперь копить…
Гольш открыл глаза. Олег зябко передернул плечами: старик был кожа да кости, словно не ел эти две недели, желтая кожа высохла, висела. Он едва шевельнул дряблыми губами:
— Я не ожидал, что такая мощь вообще возможна…
— Я не ожидал тоже, — ответил Олег еще тише.
Он утих, повернулся к двери. Все услышали приближающийся снизу по лестнице топот множества ног, лязг металла. Мрак и Лиска взялись за секиру и меч, лишь Таргитай стоял возле Гольша, бережно держал у груди мешок с Яйцом.
— Савиджак, — вскрикнула Лиска жалобным голосом.
— Или Агимас выбрался из ада, — буркнул Мрак. — Прямо неистребимый… Мог с Ящером столковаться. А то и породниться.
— Савиджак, — повторила она потерянно. — Узнаю его тяжелый шаг!
Таргитай опустил плечи, в синих глазах появилось побитое выражение. Олег выжат до последней капли, а Гольшу за подвиг стереть кровь, что заливает лицо. Мрак ранен, а Лиска…
Он горестно вздохнул, опустил Яйцо на пол и медленно потащил из-за спины Меч. Заблистало оранжевым. Затем Меч неуловимо быстро стал ярко-синим, как глаза Таргитая. В комнате сразу похолодало, по стенам пробежали странные мигающие сполохи. Рука Гольша застыла на полдороги к глазам: лезвие стало седым, покрывшись инеем!
Гремя подкованными сапогами, через порог ворвались воины в медных доспехах. Все были с грубыми лицами, от них пахло потом и распаренными телами. Остановились у стен, а следом пошел огромного роста воин — свирепый, с горящими яростью выпуклыми как у коршуна глазами. Черные как смоль брови сшиблись на переносице, крючковатый нос хищно загнулся. По щеке тянулся глубокий шрам. В правой руке воин держал длинный изогнутый меч, простому человеку вряд ли поднять, на локте левой висел круглый щит.
В наступившей тишине раздался дребезжащий голос старого мага:
— Руны абсолютной защиты… Такой щит нельзя тронуть…
Савиджак оскалил крупные, белые как у зверя зубы.
— Не нравится?.. Магия против магии, меч против меча, а отвага — на отвагу! Я раскатаю ваши кости по всей башне, а женщину пошлю на кухню! Впрочем, ночью ей тоже найдется работа — обслуживать рабов.
Таргитай нахмурился, женщин обижать — последнее дело, шагнул вперед. Меч шелохнулся, учуяв противника. Савиджак одним красивым движением сбросил плащ, голос был сдавленным от ненависти:
— Думаешь, Меч богов спасет?.. На этот раз я готов. У меня щит богов, и меч не простой!.. Сейчас узнаешь, в чем его непростота…
За спиной Таргитая раздался слабый вскрик. Савиджак неотрывно смотрел куда-то через плечо Таргитая, тот осторожно скосил глаза. Лиска, бледная как смерть, перекосившаяся и сгорбленная, вышла как во сне на середину комнаты, между противниками.
— Хотела солгать, уйти с Савиджаком, а затем… Но это огорчит… нет, просто убьет Олега… Я лучше скажу правду.
Мрак хмыкнул, крепче сжал секиру. Если женщина обещает сказать правду… Савиджак сказал злым, словно от долгого крика, голосом:
— Говори. Может быть, отдам не рабам, а лишь надсмотрщикам.
Глаза его сухо блестели, он смотрел на нее неотрывно. Олегу почудились в налитых кровью глазах боль и мука.
— Я была заколдована, — сказала Лиска угасшим голосом. Она смотрела в пол. — Я совершила тяжкий проступок… за что наши волшебники…
— Доберемся и до них, — пообещал Савиджак.
Таргитай остался с открытым ртом, он тоже хотел сказать именно эти слова.
— Нет-нет, они были… милостивы. Я должна была носить тяжелое заклятие, пока… пока жив Мардух. Он и наложил заклятие по слову Вождей. Мардух был самый могучий из магов на белом свете, у меня не было надежды… Но появились вы, сумели спастись, поклялись его уничтожить… Я не могла отказаться от надежды!.. Теперь, когда чудо свершилось, я наконец-то могу вернуться в настоящий мир…
— Какой-какой? — переспросил Савиджак, и опять Таргитай лишь открыл и закрыл рот.
— Свой!.. Из этого — жестокого, страшного, холодного… Я поняла всю свою вину, я раскаялась.
— Настоящий? — пробормотал Таргитай. — Куда уж настоящее.
Олег пошатывался, вцепившись обеими руками за каменную стену. Сознание плыло, он смутно видел проплывающих перед глазами полупрозрачных берегинь — небесных дев, что приносят летние дожди, которые покрывают по утрам листья капельками росы, за что их зовут еще русалками. Они все крылаты, прекрасны, а живут на небе…
— Это твой мир, — угрюмо сообщил Савиджак.
— Да… но не эта часть. Прости, я уже почти дома.
Она вскинула руки, вспыхнул пурпурный свет, слился с ее красными волосами. Она рухнула, Олег качнулся к ней, слепо вытянул руки. Савиджак метнулся вперед, как подающая скала, но его руки ухватили воздух. На месте миниатюрной девушки возникла… молоденькая лисичка — красно-рыжая, с торчащими ушами. Узкой мордочкой, желтыми широко расставленными глазами и всем обликом неуловимо напоминала прежнюю Лиску.
Лишь мгновение она в упор смотрела на огромных страшных людей. Затем свет сознания погас в желтых глазах, она в ужасе подпрыгнула и кинулась к выходу. Закаленные воины, топча один другого, кинулись в стороны. Красный зверек исчез в дверном проеме. Внизу послышался вопль, возник закованный в доспехи воин поперек себя шире.
— Владыка!.. Лиса прошмыгнула. Ежели кто ушел, то вели в погоню? От моих хортов ничто не уйдет, не скроется!
Савиждак все еще стоял на коленях, как упал. Когда после долгого молчания поднял голову, лицо было желтым как у мертвеца, а голос безжизненным:
— Не надо… Это была… всего лишь лиса.
Олег поднялся с коленей, в глазах двоилось, плыло. Он понял, что смотрит сквозь слезы, но поднять руки не мог. Перед ним колыхалось широкое лицо Савиджака, вытягивалось, исчезало. Понесся обеспокоенный ропот воинов, звякнуло оружие.
