двоечников и работы для пенсионеров.
«Нет, нет. Я в пункт помощи алкоголикам точно не пойду. Я еще не настолько низко пал», – повторял Вильгельм. Когда он с трудом поднялся на ноги, а суставы ответили привычной болью, его чувствительные уши вновь уловили звуки возни, доносившиеся с кухни.
– Я теперь каждое утро этот цирк буду вынужден наблюдать? – устало вздохнул он и, потянувшись так, что хрустнуло все тело, поплелся в сторону коридора, накинув на острые плечи халат.
Зачем-то он подошел к зеркалу и тут же отшатнулся. С гладкой поверхности на него смотрел совсем не тот Вильгельм, что был там вот уже миллионы Земных лет. Это была, скорее, какая-то пародия, просто носящая его имя: засаленные темные волосы, которые длинными сосульками спадали на плечи, красный и раздувшийся нос, будто во сне его укусила пчела, обветренные губы с красной болячкой, тощие руки и изрезанные венами ноги, торчащие из-под подола халата. Он осунулся, исхудал, цвет лица его и без того бледный стал серым, а на лбу залегла одна глубокая морщина. Из прежнего облика остались разве что глаза – лиловые, блестящие и такие искусственные, что даже его однокурсники часто спрашивали, вставляет ли он их утром перед учебой или на самом же деле живет с такими. Это был сбой генетики, его эмбрион не так запрограммировали, но ему еще повезло – у некоторых студентов даже глаз не было.
В коридоре уже пахло чем-то вкусным, и это напугало Вильгельма даже больше, чем вчерашний запах гари.
В комнате распахнуто окно. Светило Солнце, небо было ясным. На кухне играло радио, настроенное на какую-то допотопную волну, подобную той, на которой в обед читали новости из тюрем. Нуд сидел на кухонной тумбе в халатике с ушками и болтал ногами, что-то верча в руках.
– О, Хозяин! Доброе утро! Как спалось? – Вскочил карлик и чуть не свалился с натертой поверхности, издав очень противный скользящий звук. – А я Вас вчера накрыл, чтоб не холодно было.
Вильгельм взглянул на стол и пошатнулся. Голова закружилась. Мало того, что вся кухня заставлена коробками пиццы, контейнерами с роллами и китайской лапшой, кое-где валялись бумажные пакеты из кондитерского магазина, а под столом одиноко пылился ящик дорогой минеральной воды, так еще на скатерти валялся длиннющий чек, который, казалось, мог стать плотным ковром для кухни.
– Нуд? Ты чем руководствовался, когда выбирал меню к завтраку? – прошептал Вильгельм и присел на стул. Вопрос, чем карлик заплатил за все это добро, он решил не озвучивать.
– Ну… – потянул Нуд и почесал кривой рукой за большим ухом, – я подумал, что готовить самому – дохлый номер. А Вы мне когда-то говорили, давно еще, что Ваше имя есть в каких-то ресторанах и Вам присылают все одно и то же, потому что Вы там – постоянный клиент. Ну, я звонил по номерам разным ресторанов, которые искал в интернете. В одном мне ответили, что Вас помнят, ну я заказал все то, что у Вас было на столе в последний раз… А я сделал что-то не так?
Вильгельм посмотрел на дрожавшего уродца, посчитал в голове до трех, чтобы совсем не рассмеяться, и тихонько прыснул в бледный кулак.
«Надо же, – подумал он, – а карлик-то не промах! Только, надо бы чистить эти заказы, а то и в следующий раз закажет, что было на столе в день, когда я случайно заказал меню целиком».
Вильгельм неуверенно поблагодарил Нуда, хотя предстоявшему «пиршеству» и не особо-то был рад, но попросил больше не красть его банковскую карточку. Карлик встал, выпрямил спину настолько, что его живот почти оказался на уровне носа, и ответил, что он ничего не крал.
– Я бы никогда не украл у своего Господина! – манерно сказал он. – Я позаимствовал.
Вильгельм взял в руку большой кусок пиццы с ананасами, откусил – его жизнь сразу стала веселее. То ли от еды на самом деле поднимается настроение, то ли он просто был очень голодным, то ли остатки алкоголя ударили в голову, но он заговорил с Нудом о письме, хотя подчиненному никогда в жизни не доверил тайны. Вильгельму, казалось, нужно хоть кому-то рассказать. Говорил долго, пересказывая и то, что вспомнил ночью, а Нуд его слушал и не перебивал, будто делая вид, что что-то понимал.
– Все очень плохо, – сказал Вильгельм уже в конце своего повествования. – Если Штаб на самом деле захочет уничтожить Планету – он это сделает.
– А как же вы, Господин? Разве Вы тут не командир? Вы же хозяин Земли! – тихонько воскликнул Нуд, который уже переместился на стол и сидел перед носом хозяина, сложив ноги по-турецки.
– Так, Нуд, так. Только у любого хозяина тоже есть хозяин побольше, – кисло усмехнулся Вильгельм. В такие моменты его лицо становилось неприятнее, чем было обычно. – И самое обидное, что мне никто не поможет.
– Но ведь Земле миллионы лет! – воскликнул Нуд и всплеснул ручками. – А Ваши дру… – он осекся, быстро перебрал все возможные синонимы этого слова и выпалил: – Ну те, чьи письма Вы не читаете! Почему они не помогут?
Вильгельм опустил глаза, посмотрел на белоснежную скатерть, которая была испачкана кетчупом. На его лице все еще кривилась грустная усмешка.
– Некому. Годрик работает экспертом по полезным ископаемым. Он должен наполнять ими недра Планеты, очищать океаны и воздух от загрязнений и шлаков, но он вдарился в развлечения, да и Ванрав такой же. В последнее время никто из них ничего не делает. Варнав – эксперт по социальности и общности. Он вливается в коллектив и изучает повадки вида, а сейчас слился настолько, что уже противно изучать его, – хмыкнул Вильгельм, достал из-под стола бутылку минералки и, разом осушив всю, сказал, грустно вздохнув. – Норрис у нас занимался аурой планеты. Но, по словам Варнава, он сошел с ума.
– А Вы можете сойти с ума?!
– Можем, конечно, но специальных больниц для нас не предусмотрено, – снова кисло улыбнулся Вильгельм и продолжил. – Короче говоря, он следил за тем, чтобы количество отрицательной энергии не перекрыло положительную.
– А, ну тогда ясно, почему он с катушек слетел. – Почесал кучерявую голову Нуд, который о других посланцах говорил как об обычных людях и не питал к ним никакого уважения. – Мир стал злым.
– Он всегда таким был, – хмыкнул Вильгельм и взял еще один кусочек пиццы, – всегда утопал в крови и раздорах. Злость и жестокость – инструмент эволюции. Только самые жестокие и живучие смогут приспособиться.
– Но вы же не хотели Мир таким создавать?
– Я-то? Конечно не хотел. Но я
