Несмотря на потерю лошадей, киммериец не был особенно сильно огорчен. Ему удалось понять нечто куда более важное. Похоже, теперь он знал, где уязвимое место колдуньи…
Ночь Хашдад провел очень беспокойно. Придя в себя, он не узнал Конана и тотчас же провалился в тревожный сон, перемежавшийся криками и попытками встать. Опасаясь, что Аттея продолжает управлять его спутником, Конан на всякий случай крепко связал кузнеца по рукам и ногам.
Сидя у костра, северянин пересчитал стрелы, данные им в дорогу Пелием. Дюжина. Маловато. Они как будто бы миновали заброшенную кузницу. Если поискать по хижинам брошенную железную утварь… и заставить Хашдада как следует поработать…
Наутро кузнец проснулся с жуткой головной болью, но в трезвом сознании.
— Что… что со мной вчера было, Конан?
— Чуть не свихнулся и чуть было не погубил нас всех, — проворчал киммериец. — Эта Аттея наложила на тебя заклятье. Тебе что-то там привиделось… и ты обезумел. Тыкал мне в лицо факелом…
Хашдад покраснел.
— Ладно, забудем, — махнул рукой Конан. — Послушай, с этой треклятой бабенкой я справлюсь сам, ты только не мешай мне, хорошо?
— Но, Конан… Она же из Ночных Клинков! Я должен отомстить!
— Хочешь отомстить — делай то, что я тебе говорю, и ничего больше. Слушай меня и запоминай…
Вскоре в заброшенной кузнице вновь ярко запылал огонь. Киммериец, надрываясь, принес целую груду ржавого железного лома — проклятье Идмира заставляло металл ржаветь вдесятеро быстрее, чем обычно, и из всей этой кучи едва ли можно было выковать хотя бы один нормальный меч.
— Что я должен сделать? — осведомился Хашдад, поигрывая молотом.
— Наконечники для стрел, — бросил Конан. — И побольше. Пусть получатся не слишком острыми или вообще кривыми — неважно. Главное — побольше. А я пойду. Надо сделать древки,
— А зачем тебе плохие наконечники? — искренне удивился кузнец. Конан посмотрел на него долгим взглядом.
— Я их хранить не собираюсь. Это только для Аттеи, понял?
— Но тут же была целая орда кштариев с настоящими луками! С отличными стрелами! И они ничего не смогли с ней сделать! Так на что же ты рассчитываешь с нашими, наспех сделанными?
— Слушай, ты слишком много разговариваешь, — бросил на прощание северянин и вышел, притворив за собой дверь.
Хашдад пожал плечами и взялся за работу.
К вечеру у них был готов толстый пук стрел. Сделаны они были наспех, неоперены, летали плохо — но Конан, тем не менее, остался доволен, к великому изумлению кузнеца.
— Мне с ними не на эмирский смотр, — пояснил киммериец своему спутнику. Колчан Конана был набит битком, и еще одну толстую связку он приторочил за спину.
— Послушай, да ведь этот хворост, даром что с железными наконечниками, даже ослиную шкуру не пробьет, — заметил Хашдад. — То-то Аттея посмеется! Наверняка она все это видит!
— Пусть видит. И пусть себе смеется, — загадочно ухмыльнулся Конан. — Посмотрим, кто будет смеяться потом.
Киммериец поставил на огонь небольшой котелок и стал бросать в него затвердевшую смолу, собранную им по всем окрестностям. Дождавшись, пока комки размягчатся, он принялся тщательно затыкать себе уши. Не удовлетворившись этим, он надел низкий шлем, поверх него — капюшон плаща и накрепко примотал ткань веревкой.
— Так, а теперь гаркни как следует! — велел он кузнецу.
— Зачем? — удивился тот, однако же повиновался. — Что ты вообще затеял?
Конан удовлетворительно покивал головой. Поднял лук, плотнее запахнулся в плащ и зашагал к башне колдуньи.
* * *
Аттея стояла у высокого окна на самом верху своей башни, Волшебница была молода и хороша собой; длинные черные волосы, чуть вьющиеся, спускались почти до полу; точеное алебастровое лицо с тонкими алыми губами и большие черные же глаза, соблазнительные, затягивающие… Она смотрела вниз, на приближающегося к ее воротам мерной походкой человека. Вот он остановился, устроился возле старого засохшего платана, вот приготовил лук, вот пустил первую стрелу… Ведьма усмехнулась. Глупец! Чего он рассчитывает добиться этими жалкими игрушками?!
Стрелы летели из рук вон плохо. Похоже, пришелец старался попасть в какое-то из окон, но вместо этого его стрелы ложились вдоль всей белой дорожки, что вела от ворот к крыльцу.
Волшебница пожала плечами. Ладно, мой милый, позабавился — и будет. Теперь настала моя очередь забавляться. Может, я даже не сразу убью тебя, синеглазый… Может, мы даже поваляемся с тобой где-нибудь во внутренних покоях… Правда, потом я тебя все равно убью и отошлю твой выпотрошенный труп этому выжившему из ума Бхадару — но это после. Я давно не видела таких молодцов, как ты… Очень давно…
Она начала негромкую песнь, ту самую, что взбесила лошадей прошлым вечером. Сейчас, сейчас, сейчас… Сейчас твои руки ослабнут, ты бросишь свой глупый лук и побежишь ко мне… как бежали многие и многие до тебя.
Конан выпустил последнюю стрелу. Она клюнула бронзу ворот и бессильно отскочила на землю. Киммериец поднялся. Кряхтя, поднял с земли здоровенный тюк со всяким железным ломом и потащил все это к воротам. Аккуратно разложил ржавые лемехи, топоры, котлы и все прочее от одного привратного столба до другого, так что выход из двора Аттеи оказался перегорожен невысоким железным барьером. А потом, примерившись, ногой сбил запор и распахнул створки внутрь.
Аттея удивленно подняла брови. Ее верное, как смерть, заклинание не действовало на этого странного пришельца. Похоже, это будет хороший противник, он не ляжет сразу же бездыханным трупом, он поможет ей разогнать застарелую скуку последних томительных лет! Глаза волшебницы сузились. Что ж, ты справился с моим призывом, ты не испугался того, как мои котятки сожрали твоих лошадей… Посмотрим теперь, как тебе понравятся мои стражи!
Створки были распахнуты. Конан осторожно шагнул внутрь. Все чувства киммерийца были напряжены до предела. По обе стороны белой дорожки взволнованно покачивались ветви деревьев — хотя никакого ветра не было и в помине. А прямо возле крыльца стояли, глухо рыча и хлеща себя хвостами по бокам, три большие черные пантеры. Впрочем, нет — они только походили на пантер. Эти твари были и крупнее, и мускулистее, и оскаленные их зубы выглядели куда как более внушительно. Глаза у зверей, как положено подобным колдовским созданиям, горели алым огнем.
Конан заметил, что, приближаясь, звери старательно огибали разбросанные тут и там стрелы.
— Так, железа вы, значит, не любите, — пробормотал киммериец. — Но, Кром меня вразуми, почему же вас тогда не прикончили те, что побывали здесь до меня?.. Тут тоже крылась какая-то ловушка. Громадные кошки не спешили, видя, что добыча почему-то и не думает убегать. Они шагали в ряд, слишком надменные, чтобы нападать на жертву с разных сторон. Киммериец видел изогнутые клыки, отливающие синевой когти, капающую с черных губ слюну… Там, где ее капли касались дорожки, вспыхивал крохотный алый огонек, тут же подергивавшийся серым дымком. Северянин отступил к самым воротам, выставив перед собой напряженный лук.
