Вздох изумления, смешанного с благоговейным испугом, пронесся над замершей в молчании толпой.
Самому Владиславу уже приходилось видеть живых негров в своих скитаниях, и если он чему-то и удивился, так только тому, как темнокожая попала в эти края.
Она шла к алтарю, совершенно не стесняясь своей наготы, спокойно и уверенно, легкой, танцующей, даже какой-то беззаботной походкой, и ярко накрашенные кончики грудей подрагивали в такт ее шагам. Вот она остановилась у камня с неподвижной беспомощной жертвой, распростершейся на нем. В руке ее появился небольшой, тускло блеснувший на солнце треугольный нож.
– Иди же, заблудшая душа… – возгласил, вновь воздев руки к небу, стоявший на помосте. – Иди к отцу нашему, и да будет с тобой мое благословение. Пусть он смилостивится над тобой и простит, как прощаем мы.
Неторопливым, каким-то обыденным движением черная жрица перерезала горло несчастной, так и не издавшей ни звука… Яркая красная струя хлынула на камень…
Новый вздох пролетел над головами. Позади Владислава кого-то вывернуло наизнанку.
Ирод вдруг как-то обмяк, сгорбился, сразу став меньше ростом. Вялым движением руки он благословил свою паству и, повернувшись, ушел. Его приближенные последовали за ним.
Толпа начала расходиться, не обращая внимания на то, как одетые в кожаные балахоны люди сняли с алтаря мертвое тело и поволокли его на украшенных зеленью носилках к разгорающемуся костру.
Проходя мимо храма, Владислав задержался. Глазам его предстало небезынтересное зрелище. В простенке между помостом и храмом мылась, совершенно не стесняясь посторонних взоров, черная жрица. Девочка лет двенадцати лила ей на спину и голову воду из ковша, и та стекала на зеленую траву, почернев от сажи.
«Она крашеная, стало быть» – отметил про себя механически Владислав.
Другая, постарше, державшая красное платье, что-то сказала, жрица рассмеялась в ответ, блеснув белыми зубами на покрытом черными потеками лице, ласково потрепала ее по щеке, словно бы и не она только что хладнокровно зарезала почти такую же, как эта девчонка.
По дороге к землянке Владислав наткнулся еще на одно сборище. В небольшой роще, у разбитого когда-то молнией камня, под охраной нескольких воинов с копьями стояли юноша и девушка лет шестнадцати, весьма друг на друга похожие, без малейшего намека на одежду. Они явно чувствовали себя не очень уверенно под взглядами ухмыляющейся толпы. У парня к голове были привязаны маленькие оленьи рожки, девушка держала в руке лук. Как выяснилось, это были брат и сестра, изображавшие бракосочетание Дианы и Цернунноса.[60]
Несколько молодых прислужниц, под руководством жреца с большим серебряным пентаклем на груди, готовили ложе из цветков асфоделий, на котором совсем скоро и должна быть завершиться брачная церемония, к вящему удовольствию присутствующих…
Уже вечером, измучась каким-то тоскливым ожиданием, он решил выйти, и проветриться, благо другу стало лучше, пусть он и не очнулся. Но, по крайности, его забытье уже почти перешло в нормальный сон.
Городище преобразилось. Владислав шел, проталкиваясь временами сквозь толпу. Языки во множестве разведенных костров взвивались к начавшему темнеть небу, выплевывая мириады ярких искр. Вокруг них плясали люди, распевая песни. Серый, подсвеченный оранжевыми сполохами дым стлался по земле.
– Сюда! Сюда!
Чьи-то руки подхватили, потащили к огню. В ушах стоял только многоголосый гомон и треск дров в костре. Владислав оглянуться не успел, как попал в веселый хоровод. За ним втянулись две женщины и совсем молодой парень.
Хоровод, втягивая в себя все новых и новых участников, змеился меж кострами. Сумасшедший дикий танец меньше всего походил теперь на хоровод. Визг, вопли, пыль летящая из под ног.
Женщины хохотали и кричали, мужики ржали как жеребцы на случке, все с визгом подпрыгивали, держась за руки. Какая то девушка со смехом схватив Владислава за руки, увлекла его в танец. Потом передала его другой…
От третьей он уклонился, и ее тут же схватил за талию вынырнувший из мрака человек, и уволок не обращая внимания на слабое сопротивление. Владислав, ловко увернулся еще от одной прелестницы пробежавшей мимо него, и врезавшейся в веселую компанию, радостно заоравшую при этом.
Силезец, отбежал в сторону и опять побрел к землянке. Теперь он старался избегать костров, укрываясь в вечерней тени, так как почти возле каждого образовалось подобное столпотворение.
Что и говорить, субботнее празднество было в самом разгаре. На вынесенных из домов лавках, на разостланных шкурах, прямо на траве сидели и лежали люди. Пили из кадушек и кувшинов хмельные напитки, жевали зажаренное тут же на огне мясо дичи и свиней. Отовсюду слышались веселые выкрики, непристойное пение, женский смех, переходящий временами в визг…
Двое в безрукавках из овчины мехом внутрь, с ножами за поясом, волокли куда-то слабо упирающуюся совсем молоденькую девчушку, еле державшуюся на ногах от выпитого. Окружающие явно не теряли даром времени, наслаждаясь благами земными, посланными им добрым богом Люцифером.
Доносились нестройные песни, слышался женский смех, временами переходивший в веселый довольный визг и стон. Но Владислав шел мимо, напряженно раздумывая.
«Уходить отсюда надо как можно скорее. Даже если придется идти пешком и без оружия», – думал Владислав. – Завтра-послезавтра – самое позднее. А если именно завтра за нами придут, и потребуют какой-нибудь дьявольской присяги, когда надо будет плюнуть на крест, или богохульствовать? Или их раскусили, и придут сегодня ночью? Зрелище залитого алой кровью алтарного камня встало перед глазами. Сейчас самое время уйти, когда всем им не до них. Но Матвей… Или рискнуть, и попытаться утащить его на себе… Уходить без коней и припасов, без оружия, имея на руках полумертвого товарища? Проклятье… еще хотя бы пару дней!
* * *
Комавенту секции А-329, от Хранителя Таргиза.
Прошу предоставить мне личное время, в размере пяти стандартных суток.
Не возражаю.
Комавент Мария Тер-Акопян.
* * *Мидр. Континент Ирган. Полуостров Оссир.599 цикл Эры Второго Поколения, 241 день.
Таргиз лежал на серой пушистой шкуре саблезубого тигра, мелкими глотками смакуя вино из серебряного бокала тонкой работы.
Выглядел он божественно, превосходно. Здесь, на Мидре, таких, наверное, и не делали, как вряд ли на этой планете были вышиты ковры столь дивной красоты, которые сейчас украшали стены комнаты.
У Мидра нет ничего своего. И они тоже – чужие.
