– Возьмите меня с собой, – попросила Эвелин.
– Сестренка, это еще зачем? – застонал Джонатан.
– Об этом не может быть и речи, замотал головой начальник тюрьмы. В моей стране женщинам не разрешено присутствовать при казни.
Девушка снова гордо вздернула подбородок:
– В вашей стране женщины носят паранджу. Вы видите ее на моем лице? Я англичанка, в конце концов.
Хасан только пожал плечами:
– Если хотите. Но, в отличие от вашего лица, повешение – штука вовсе не такая уж приятная, моя дорогая.
* * *
Вскоре Джонатан и Эвелин в сопровождении Хасана очутились на балконе, выходящем в другой двор тюрьмы. У зарешеченных ниш толпились заключенные, взглядам которых открывалась виселица, поставленная посреди двора. Эшафот не был ничем закрыт, поэтому можно было видеть, как тело повешенного будет извиваться в последних конвульсиях. Начальник тюрьмы не был садистом, но считал, что иногда заключенным стоит развлечься.
Таким же развлечением можно было считать и появление Эвелин. Из-за всех решеток на нее таращились узники. Однако вполне ожидаемых свистков с их стороны не последовало. Заключенные, с лицами, обезображенными шрамами, косматыми бородами, одноглазые, с гнилыми зубами, молча смотрели на нее. Они напоминали стаю голодных шакалов, увидевших свежее мясо.
– Женщина без паранджи, – пояснил начальник тюрьмы, приподнимая бровь, словно хотел добавить: «Я же вас предупреждал». – Вы могли бы с таким же успехом прийти сюда и вовсе без одежды.
Эвелин не обратила внимания на его замечание, поскольку не сводила глаз с заключенного, которого выволокли на тюремный двор те же охранники, которые так грубо обошлись с ним и конце их свидания. Рика втащили на эшафот и поставили на люк. Палач в маске, обнаженный до пояса, в широких штанах, накинул петлю заключенному на шею и туго затянул ее. В этот момент О'Коннелл увидел на балконе Эвелин и Джонатана. Сначала он нахмурился, потом улыбнулся.
Начальник тюрьмы занял свое место, и Эвелин села рядом с ним. Джонатан предпочел стоять.
– Я вам дам на пятьдесят фунтов больше, чем заплатил за его смерть Легион, но только оставьте этого человека в живых, – обратилась Эвелин к Хасану.
Джонатан даже не поверил собственным ушам. Сто фунтов за этого обормота? Правда, он мог бы привести их в Хамунаптру...
Нос начальника тюрьмы задергался, как у возбужденного кролика:
– Я сам бы заплатил сто фунтов только за то, чтобы посмотреть, как повесят этого дерзкого поросенка.
– Тогда двести, – не отступала девушка.
– Двести фунтов? – переспросил Джонатан. Он не выдержал и тяжело плюхнулся на скамейку рядом с сестрой.
– Двести фунтов, – подтвердила Эвелин, кивая.
Но начальник тюрьмы отрицательно мотнул головой и поднял руку:
– Начинайте! – крикнул он палачу, который стоял возле смертоносного рычага. На лбу у О'Коннелла от напряжения выступили капли пота: он слышал каждого слово переговоров между Эвелин и начальником тюрьмы.
– Триста фунтов! – продолжала девушка.
Джонатан вцепился в плечо сестры и торопливо зашептал:
– Ты что, спятила? Это все наше годовое пособие! И ты согласна отдать его за этого мерзавца?
Эвелин строго взглянула на брата и одними губами беззвучно произнесла: «Хамунаптра».
Однако начальник тюрьмы даже не стал отвечать на последнее предложение девушки. А там, внизу, возле виселицы, палач уже спрашивал О'Коннелла:
– У тебя есть последнее желание?
– Да, конечно. Нельзя ли перенести это мероприятие, например, на завтра? У меня после вашего супа из рыбьих голов появилась какая-то тяжесть в животе.
Палач замер на месте. Ему до сих пор не приходилось слышать ничего подобного. Он повернулся к балкону и прокричал просьбу осужденного, обращаясь к Хасану, хотя и начальник тюрьмы, и его гости прекрасно слышали каждое слово О'Коннелла.
– Нет-нет, – нетерпеливо отмахнулся начальник тюрьмы. – Никто не будет ждать до завтра. Продолжайте!
Смущенный палач пожал плечами, глядя на О'Коннелла, словно хотел сказать: «А я-то тут при чем?», и схватился за рычаг, раскрывающий люк под ногами осужденного.
Джонатан закрыл лицо руками.
Начальник тюрьмы посмотрел на Эвелин, затем крикнул палачу:
– Подожди! – и снова взглянул на девушку: – Вы говорите, пятьсот фунтов?
– Да.
Хасан положил руку на ногу Эвелин, чуть выше колена:
– Я соглашусь, если вы предложите мне другое вознаграждение, нефинансовое... если вы будете добры ко мне. Понимаете, я одинокий человек, и у меня очень тяжелая работа...
Эвелин убрала руку Хасана, брезгливо приподняв ее средним и большим пальцами, как будто пыталась отделаться от какого-то омерзительного насекомого. Затем она отвернулась и пару раз кашлянула, выражая этим свое отвращение.
Начальник тюрьмы оказался человеком гордым, и его сильно ранил безумный смех заключенных, которые стали свидетелями такого жестокого отказа.
Опустив вниз большой палец – жестом, достойным Нерона, – он приказал палачу довести дело до конца.
И тот немедленно повиновался.
Люк под ногами О'Коннелла распахнулся, и одновременно с диким криком Эвелин: «Не-е-е-ет!» бывший капрал Иностранного Легиона рухнул вниз, натягивая веревку.
Тело его дернулось...
...но при этом он остался жив и принялся отчаянно лягаться и извиваться, болтаясь в воздухе!
– Надо же, какая удача! – игриво покачал головой начальник тюрьмы, складывая пальцы рук вместе. – Редкое явление. У него не сломалась шея. Так что мы сможем еще некоторое время понаблюдать за тем, как он будет дергаться, пока не задохнется окончательно.
Остальные заключенные отреагировали на случившееся по-разному. Кого-то предсмертные муки О'Коннелла развеселили. Отовсюду раздавался одобрительный хохот. Другие, напротив, проявили свое недовольство. Наверное, они были возмущены тем, что осужденному приходится так долго страдать. Или они были разочарованы, что им не удилось понаблюдать за тем, как у человека ломается шея?
Джонатан, разумеется, не получил никакого удовольствия, глядя на несчастного, лицо которого сильно покраснело от прилива крови. О'Коннелл продолжал отчаянно вертеться на веревке, борясь с удушьем.
Эвелин что-то прошептала на ухо начальнику тюрьмы. Джонатан вздрогнул: конечно же, она не намерена предложить этому типу...
– Хамунаптра? – широко раскрыв глаза от удивления, переспросил Хасан. – Вы лжете!
– Я никогда не лгу! Я добропорядочная женщина.
Хасан нахмурился:
– Так значит, этот грязный поросенок знает, как найти Город Мертвых со всеми его сокровищами?
